Война Цветов - Уильямс Тэд - Страница 47

Тео что-то пощекотало шею, и он замер, думая, что это мохнатая морда человека-барана.

– Щельника нигде не видать, – сообщила ему на ухо Кочерыжка.

– Значит, в поезде его нет? – Тео старался говорить как можно тише. Двое подземных троллей, к его великому облегчению, стояли на платформе, когда поезд отходил от станции. Кочерыжка осматривала вагоны в поисках недостающего.

– Я сказала, что его не видать, а это не совсем одно и то же. Народу в поезде битком – может, он в сортире или еще где. Уж не хочешь ли ты, чтоб я в каждый вонючий сортир тут заглядывала?

– Нет, не хочу. Что дальше делать будем?

– Для начала говори потише, Я стою у самой твоей челюсти и услышу, даже если ты будешь шептать, зато другие ничего не услышат. Что будем делать? В Город поедем, что же еще. Провожу тебя к тем, кто хочет с тобой встретиться, и вернусь к моим старикам.

– Разве тебе не надо им позвонить? Сказать, где ты?

– Не-а. Я большая девочка. Но ты мне напомнил кое о чем. Надо позвонить Пижме и все ему рассказать.

– А как?

– Ведь он же дал тебе говорящую ракушку.

– А, да. У нас это называется «телефон».

– В общем, надо его известить. Должен же клан Маргаритки узнать, что одного из них убили.

– Мы что, отсюда звонить будем? – Тео посмотрел по сторонам. Мохнач молчал, крутя клок своей овчины грязно-серой рукой-копытом и сердито глядя на прервавшего его эльфа. В вагоне сидело около двухсот пассажиров, и очень немногие из них хотя бы отдаленно напоминали людей. У некоторых уши были, как у летучих мышей, и Тео подозревал, что они слышат каждое слово, произносимое им и Кочерыжкой.

– Раз в жизни ты высказал здравую мысль. Когда у нас следующая остановка? – Кочерыжка призадумалась. – До Звездной еще далеко, так что твое место, пожалуй, не пропадет, если ты кой-куда сходишь.

– В туалет, да? Пошли.

Вагон покачивало, и Тео пришлось по пути ухватиться за спинку сиденья – так он полагал, пока не услышал недовольного ворчания: спинка на поверку оказалась шейным щитком чего-то ящерообразного.

– Надо было нам, наверное, сесть во второй класс вместо третьего, – тихо посетовала Кочерыжка, пока Тео пятился, бормоча извинения. – Кого только нынче в поезда не пускают.

Туалет оказался как туалет, если не считать сиденья, очень низкого и широкого, и лесенки, приделанной к стене рядом с раковиной.

– А ты не хочешь зайти? – спросил Тео.

– Я лучше снаружи покараулю.

– Тут задвижка есть. Зайдем вместе. Вдруг Пижма спросит что-то, а я не смогу ответить?

– Я в общественные туалеты с парнями не хожу, – нахмурилась Кочерыжка. – Ходила только с папой, пока маленькая была.

– Эта неделя у нас проходит под девизом «все когда-нибудь делается впервые». Залетай.

Если бы он закрылся здесь с кем-то другим, кроме Кочерыжки, они поместились бы с трудом. Она оторвала кусок полотенца от бумажного рулона, расстелила его на краю раковины, как одеяло для пикника, и уселась.

– Хорошо еще, тут не очень грязно. Некоторые такое за собой оставляют...

– Я знаю, что ты имеешь в виду.

– Не можешь ты этого знать. Ты большой, а я маленькая, и оставленное бывает раз в двадцать больше меня.

– Твоя взяла. – Тео посмотрелся в зеркало. – Хочу смыть эту дрянь, которой Долли меня намазала. С меня уже штукатурка сыплется, а в поезде есть такие же смуглые, как и я.

– Так ведь они-то рабочие.

– Ну и пусть. Здесь каких только нет, никто меня не заметит. Умоюсь, и все тут. – Он исполнил свое намерение, пустив теплую воду, вытерся полотенцем – на ощупь скорее шелковым, чем бумажным – и отскреб остатки белил за ушами и ниже подбородка. Почувствовав себя немного удобнее, он достал из кармана футляр. – Приступим. Достать ее или как? – спросил он, глядя на утопленную в бархате филигранную птичку.

– Просто говори. Вызови Пижму.

– Как вызвать?

– Назови его по имени – Квиллиус.

Тео, поднеся футляр так близко, что золото затуманилось от его дыхания, назвал имя, но ничего не произошло. Он попробовал еще раз. Немного погодя птичка осветилась, как будто ее вынесли на солнце.

– В чем дело? – Фигурка оставалась в футляре, но голос, принадлежавший, бесспорно, Пижме, звучал прямо в ухе у Тео. – Я только что сел за стол.

– У нас возникли трудности, – сказал Тео.

– Кто это?

– Господи Иисусе! – Кочерыжка сверкнула на него глазами и Тео попытался успокоиться. – А вы не догадываетесь? Сколько народу вы отправили на съедение за последние сутки?

– Вильмос? – Резкость в голосе эльфа приобрела совсем иной смысл. – Что вы имеете в виду?

– Ваш кузен или племянник, кем он вам там приходится – Тео запнулся. При всей его нелюбви к Пижме сообщать дурную весть вот так, с бухты-барахты... – Боюсь, что случилось несчастье. Руфинус подвергся нападению и убит.

– Что-что? Где вы? Что у вас там происходит?

Тео постарался объяснить ситуацию как можно короче. Пижма, видимо, очень удивился, но постигшее его горе скрывал хорошо – можно было подумать, что он только что узнал от садовника о болезни, поразившей его газон.

«Это не совсем честно с моей стороны, – подумал Тео. – Они ведь не такие, как мы».

– Летуница с вами?

– Да.

– Минуту, я поговорю с ней. Кочерыжка? – В голове у Тео что-то щелкнуло – теперь он и фею слышал у себя в ухе, как будто она сидела у него на плече, а не на краю раковины.

– Я слушаю, граф.

– Спасибо, что не оставила нашего гостя в беде. То, что рассказал мастер Вильмос... – Пижма явно хотел узнать, правда ли это, но чувствовал, что Тео будет оскорблен, и потому спросил: – Ты ничего не хочешь добавить?

«А он, кажется, человечнее, чем я думал», – решил Тео.

– В общем, нет, сэр. Мы по уши в дерьме, что верно, то верно.

– Когда приедете в Город, идите прямо в дом Штокрозы. Хотя нет, погоди. Молодой Штокроза, посланный сюда, тоже убит. Это может означать многое, в том числе и то, что у них в доме есть шпионы – или у меня. Последнее даже вероятнее, поскольку вас и беднягу Руфинуса поджидали на станции. – Пижма надолго замолчал и наконец с ощутимой неуверенностью сказал следующее: – Самый надежный и здравомыслящий представитель Эластичных вне клана Маргаритки – это лорд Наперстянка. Он умен, и подводные течения Города знакомы ему, как русалке собственная река.

Тео взглянул на водоросли вокруг своего запястья. Что, в сущности, такое эта русалочья метка? Надо будет попросить Кочерыжку объяснить толком.

– Лорд Наперстянка умен, бесспорно, сэр – даже чересчур, как думают некоторые, – ответила между тем она.

– О чем это ты?

– Да просто кое-кто говорит, будто он в дружбе с лордом Дурманом.

– У Дурмана много друзей – что здесь такого?

– Вам, конечно, лучше знать, сэр, только он...

– Что он? Глушитель – Сорняк, как ты выражаешься? Дурман действительно принадлежит к этой партии, при этом он наиболее терпимый и гибкий из них. Его убеждения во многом совпадают со взглядами нашего клана – за исключением его чрезмерной неприязни к смертным, разумеется. Но кем бы ни был Дурман, лорд Виорель Наперстянка – отнюдь не Сорняк, а вполне разумный центрист, член нашей парламентской фракции. Нет ничего плохого в том, чтобы дружить со своим политическим оппонентом – у нас, в конце концов, не война.

– Прошу прощения, – нахмурилась Кочерыжка, – но ваш кузен погиб, несмотря на мирное время. И насчет засушенного сердца в коробочке Штокрозы тоже, думаю, с вами не согласятся.

Тео прямо-таки видел неодобрительно поджатые губы Пижмы.

– Знатные дома и в особенности их хозяева связаны глубокими и старинными узами, которые не обрываются из-за простых политических расхождений. Дурман и Наперстянка дружат еще с тех пор, как вместе учились в Лозоходной.

Кочерыжка с досадой поерзала на своем насесте, но промолчала.

– Итак, – продолжал Пижма, – в Городе сразу же отправляйтесь в дом Наперстянки. Кочерыжка знает, где это, но если... – Неуверенность на этот раз приобрела мрачный оттенок, который даже Пижма не мог скрыть. – Если вы вдруг расстанетесь, мастер Вильмос, ступайте на Родниковую площадь. Дом Наперстянки вы узнаете сразу – это самая высокая башня на площади. Просто скажите страже, что у вас послание от меня, и покажите им раковину, по которой мы говорим сейчас с вами. Этого, думаю, будет достаточно, чтобы к вам отнеслись серьезно. В противном случае передайте лорду Наперстянке следующие слова: «Пижма напоминает о речной струе».