Война Цветов - Уильямс Тэд - Страница 46

Кочерыжка пожала плечами, не выражая ни особого счастья, ни уверенности.

Планарные ветры несли его, как невидимый воздушный змей. Бесплотный, он растягивался дальше некуда, до последней частицы живой и нацеленный на свою добычу. Она теперь была близко – иррха чуял ее среди прочих подобных ей существ с легкостью совы, находящей единственное пятнышко теплой жизни в густом подлеске.

Преследование цели на этот раз далось ему непросто: путешествие между двумя планами оказалось труднее, чем ожидал иррха, если понятие «ожидать» применимо к нему, и потребовало напряжения всех его сил. Многое изменилось за те медленные века, что он провел в темных промежуточных пространствах. Иррха устал, насколько это было доступно не знающему устали существу, и досадовал, насколько доступно это существу, лишенному эмоций. Он был так близко к своей добыче, что почти касался ее, но не сумел ее схватить и завершить тем свое жгучее назначение, – это наполняло иррху ощущением, которое он не испытывал так долго, что забыл его и помнил лишь, что оно крайне неприятно.

Ближе, еще ближе... здесь. Он обнаружил точное местонахождение своей цели. Осталось только преодолеть последнюю хрупкую перегородку и воплотиться во что-нибудь, способное передвигаться в этой плоскости, пока добыча не ускользнула опять. В последний раз он сделал неверный выбор – сначала понапрасну израсходовал силы, прогоняя из оболочки ее живого обитателя, а затем обнаружил, что тело сильно повреждено; пришлось потратить ценное время на восполнение недостающих частей кусками других пищащих, теплых мясных созданий. Сейчас добыча совсем близко, и он не вправе позволить себе новых промахов, которые могут повлечь за собой новый провал.

Он сжался, скрутил себя в жгут, пал ниже. Сколько здесь жизни, туманящей ощущения, развившиеся за время пребывания в наиболее холодных и безжизненных измерениях. Но теперь его больше ничто не собьет с курса. Иррха нашел то, что искал, и устремился туда, навстречу взрывной сфере света, красок и звуков.

Корнелия Тысячелистник перебирала свои покупки: летающую игрушку, движимую простыми, но долговечными чарами, куклу-гоблина в традиционном костюме из перьев, бус и стрекозиного крылышка, а также коллекцию спортивных вымпелов с эмблемами ведущих домов и шарфы с узором из бабочек – друзья заверили ее, что все знатные городские господа носят такие – и великое множество других свертков. Она, кажется, потратилась больше, чем рассчитывала, но ничего: до поезда в Ивы еще полчаса, а она уже закупила подарки для всех, кто был в ее списке, для племянницы и ее многочисленных деток. Дома, в их маленькой лесной деревушке, Тенистый считается чуть ли не таким же большим, как сам Город, и там очень расстроились бы, не получив подарка от тети Корнелии, которая ездила на трехсотую встречу выпускниц девичьей академии «Жимолость».

Думая о своих внучатых племянницах, одна из которых собиралась в «Жимолость» на будущий год, Корнелия испытала странное чувство. Неужели уже триста лет прошло с тех пор, как она сама вошла ученицей под эти гулкие своды? Кажется, что все это было совсем недавно.

Укладывая свертки обратно в сумку, она невольно заметила, что неприятный запах около скамьи усилился, и взглянула на эльфа, спавшего на другом конце. Одет хорошо, но никогда не известно, на что эти аристократы способны, особенно молодые. Пьян в стельку скорее всего. Однако спиртным от него не пахло, а пахло чем-то... очень скверным.

Незнакомец повернул к ней голову, открыл глаза, и Корнелия ахнула. С глазами у молодого Цветка было что-то не так – они казались пустыми и тусклыми, почти незрячими.

Цветок шевельнул губами и заговорил так, будто никогда прежде не пользовался речью, а уж куда подевалось произношение, приличествующее его социальному статусу!

– Где-е...

– Простите?

– Где... он? – Пустоглазый потряс головой, словно попытка заговорить совсем его обессилила, и встал. При этом с его колен на плиты перрона шлепнулась какая-то липкая масса.

Какая гадость, подумала Корнелия. Его стошнило – современная молодежь утратила всякое понятие о приличиях. Но при повторном взгляде на это красное месиво и на то, что свисало из-под разорванной рубашки молодого лорда, она подавилась криком и упала в обмороке на скамью.

Иррха, удовлетворившись, видимо, телом Руфинуса нюх-Маргаритки, которое, будучи бесспорно мертвым, сохранило еще некоторую гибкость и не получило серьезных повреждений, медленно двинулся через вокзал станции Тенистой, заталкивая внутренности обратно под одежду.

15

ВЕЛИКАЯ РЯБИНОВАЯ РАВНИНА

Сама Эльфландия устроена еще более странно, чем расположенный витками город, который я назвал Новым Эревоном: она не имеет вообще никакой четкой формы. Когда по ней путешествуешь, ее карта, говоря приблизительно, крутится, как волчок, или претерпевает еще какие-то, непонятные мне, метаморфозы. Эта земля просто отказывается лежать тихо и вести себя как подобает.

– Читаешь?

За струящимися окнами тянулся довольно унылый для Эльфландии пейзаж – холмистые, безлесные луга. Тео, удрученный этим зрелищем, зажатый между странно пахнущими пассажирами третьего класса, пытался сосредоточиться на книге Эйемона. Тот, кто задал ему вопрос, его сосед справа, смахивал на барана – красные глазки воинственно смотрели сквозь спутанную овчину.

– Д-да... читаю.

– А я вот не умею. Так и не выучился. – Баран оскалил длинные желтые зубы – то ли в улыбке, то ли с угрозой.

– Очень жаль.

– Дивлюсь я вам, грамотеям, какие вы умные. – Особого восхищения в его тоне не замечалось. Баран придвинулся еще ближе, дохнув на Тео кислым молоком. – А мы, по-твоему, дураки, да?

– Да нет же...

– Ты думаешь, вот сидит глупый мохнач, да? Оно и неудивительно, с твоим-то воспитанием и всем прочим.

Тео отчаянно хотелось, чтобы Кочерыжка поскорее вернулась из своей разведывательной экспедиции – она отправилась проверять другие вагоны. До этого момента он надеялся избежать неприятностей, если будет помалкивать и сидеть, не поднимая глаз.

– Эй ты, кучерявый, – вмешался эльф более человеческого вида, один из тех немногих, кого Тео определил как пожилых. Одежда на нем была чистая, хотя и поношенная, на лице в глубоких складках лежало нечто, напоминающее загар. Жилистый и сильный, он смотрел на мохнача недобрым взглядом.

– Чего тебе, старикан? – отозвался тот. – Думаешь, если ты на человека похож, то и прав у тебя больше?

– Сходство с человеком тут ни при чем, – сказал другой, напрочь этого сходства лишенный, со шкурой, как у броненосца, и выглядывающей из-под панциря крошечной головкой, – а вот ты нарываешься. Мы еще до Тенистой не успели доехать, а ты уже привязался к какому-то бедняге боггарту – он, мол, твой завтрак опрокинул.

– И опрокинул! Носатый поганец вывернул полную коробку шинкованного сенца!

Тео под этот спор забился в свой угол и поднял повыше тетрадь, чтобы отгородиться от попутчиков.

Эльфландия делится на районы, именуемые полями, и они не всегда остаются одинаковыми. Вернее, сами по себе они одни и те же, но не всегда одинаковы по отношению один к другому – это самое лучшее объяснение, которое я способен дать как читателю, так и себе самому. Иногда кажется, будто области Эльфландии расположены движущимися кольцами – на одной неделе две области граничат друг с другом, а на следующей уже нет. В действительности все обстоит еще сложнее, поскольку четких правил относительно количества и регулярности этого движения не существует. Сегодня попасть в Дубраву из Ивняка или в Рябины из Боярышника нельзя, а завтра Дубрава уже открыта для Ив, в то время как Рябины и Боярышник остаются разобщенными.

Я мало бывал за пределами Города и поэтому нечасто наблюдал подобные явления лично, хотя однажды это случилось и со мной, о чем я расскажу в свое время. Однако я часто слышал разговоры на эту тему – так люди в моем родном мире говорят о погоде, не уточняя, зачем нужно брать с собой зонтик, когда идет дождь; подразумевается, что каждый взрослый, если он не умственно отсталый, и так это знает. «Ольшаник в этом году далеко, – говорят в мире эльфов, – но сейчас там очень красиво. Надо бы собраться и съездить – через несколько дней будем там». А в другое время из тех же самых уст можно услышать: «Вчера вечером я был в Ольшанике».