Уроки любви - Уилсон Жаклин - Страница 22

– Нет! Это безобразие – сестра должна была присмотреть. Он, видимо, не может есть без посторонней помощи.

Мама страшно возмущалась за спиной у сестер, но не решалась высказать им свои претензии в лицо. Когда сестра Луч просунула голову в дверь, я набралась храбрости и пробормотала, что отцу пока, видимо, нужна помощь во время еды. Она расхохоталась:

– Мы тут уже этим поразвлекались. Ваш папа заплевал мне весь халат пюре с подливкой. Он поест, если захочет. Левая рука у него в порядке, да и правая могла бы со временем заработать, если бы он согласился сотрудничать с нашим физиотерапевтом.

При слове «физиотерапевт» папа снова повторил свое ругательство. Сестра Луч покачала головой и рассмеялась.

– Да, вы с ней немного повздорили, мистер Кинг! – Она обернулась к нам. – Он не позволил нам надеть на него шорты, хотя физиотерапевту нужно видеть его ноги, чтобы следить, те ли мышцы работают.

– Мой муж никогда не любил шорты, – сказала мама извиняющимся тоном.

– Может быть, вы сумеете заставить его делать лечебную гимнастику? Понемногу и часто! Первые три месяца – самые главные. Ему нужны также интенсивные речевые упражнения. Пока что словарь у него довольно ограниченный.

Отец снова повторил свое ругательство.

– Мистер Кинг! Как вы можете говорить такое при жене и дочерях? – воскликнула сестра Луч с наигранным ужасом.

– Ты могла бы помочь папе, Пру, – сказала мама. – Научить его выговаривать несколько слов.

– Приличных слов! – хихикнула сестра Луч.

– Я… я не умею, – ответила я, запинаясь.

– Ты просто болтай с ним, как обычно, дорогая, и старайся, чтобы он тебе что-нибудь ответил, – сказала она.

Я в жизни не болтала с отцом. Он всегда перебивал нас. «Ну и к чему эта история? – спрашивал он. – Или тебе просто нравится слушать собственный голос?»

Разговором у нас всегда заправлял папа. Во рту у меня пересохло от тщетных усилий найти подходящую тему.

– А у меня две новые подружки, папа, – неожиданно заявила Грейс. – Ижка и Фижка.

– Замолчи, Грейс! – прикрикнула мама.

– А что такого? Я не собираюсь говорить про то самое. Я просто хочу рассказать папе про моих подружек. Папа, а ты можешь сказать «Ижка»? А «Фижка»?

Папа не откликнулся.

– Может быть, тебе лучше попробовать самые трудные слова, – вдруг сказала я. – Например, античеловеконенавистнический?

Папа говорил нам, что это самое длинное слово в английском языке. Он уставился на меня. Лицо у него задрожало, и из перекошенного рта вырвался странный воющий звук. Он смеялся!

– Ан-ти, – проговорил он. – Ан-ти.

– Вот-вот, ант – и т. д., ант – и т. д., – подхватила я. – А может быть, ты предпочитаешь иностранные слова? Назови, например, какого-нибудь итальянского художника эпохи Возрождения.

Отец весь напрягся.

– Бот, – сказал он. – Бот… бот… бот…

– Ботичелли! Папа, ты не просто говоришь, ты говоришь по-итальянски!

Отец задумался, а потом приподнял бровь.

– Спаг, – выговорил он.

– Спагетти! – догадалась я.

Отец кивнул, но это было не все. По подбородку у него текла слюна.

– Спаг бол, – сказал он наконец.

– Спагетти болоньезе, еще бы! Ты бы, наверное, с удовольствием слопал тарелочку спагетти болоньезе, если бы тут их готовили!

Отец нахмурился.

– Не… лоп… – выговорил он, махая на меня здоровой рукой.

Он всегда нетерпимо относился к разговорным словечкам. В кои-то веки меня не раздражало его ворчание. Какое облегчение – убедиться, что папа совершенно такой же, как всегда, хотя я всю жизнь мечтала, чтобы он изменился.

На прощание я поцеловала его в щеку. Он недовольно оттолкнул меня, но не обругал плохим словом.

– Ты всегда умела найти подход к папе, – вздохнула мама, когда мы шли к дому с автобусной обстановки.

На ней была ее самая удобная обувь – чудовищные мальчишеские кеды, которые она ухватила на каком-то благотворительном базаре, – и все же она не поспевала за мной и Грейс. Она запыхалась и перекладывала из руки в руку сумку с папиным грязным бельем.

– Мама, давай я понесу. – Мне стало стыдно, что я не додумалась до этого раньше.

– Спасибо, детка, – выдохнула мама. – Можно, я возьму тебя под руку? А ты возьми меня, Грейс! Как же хорошо!

По-моему, ничего хорошего. Я чувствовала себя полной идиоткой, идя по улице в ряд с мамой и сестрой.

– Мам, я побегу вперед и поставлю чайник, – сказала я, вырываясь.

Еще от двери я услышала телефон. Этот звук меня всегда пугал – он раздавался у нас очень-очень редко. Уж не стало ли отцу хуже после нашего ухода?

Я схватила трубку и встревоженно крикнула «алло!».

– Привет, Свинюшка, – пропищали хором два детских голоска на том конце провода.

– О господи! Подождите минуту, она сейчас подойдет.

Я высунулась на улицу и крикнула Грейс, что ее к телефону. Она принеслась бегом, с раскрасневшимися щеками, хлопая бесцветными ресницами, до ужаса похожая на свое прозвище.

Мама успела выпить две чашки чая, а Грейс все еще болтала по телефону.

– Заканчивай, детка, твои Ижка и Фижка разорятся на телефоне, – сказала она, но вид у нее был довольный. – Правда, здорово, что у Грейс уже целых две подружки?

Я не удостоила ее ответом.

– Подожди, Пруденс, у тебя тоже скоро появятся подружки, вот увидишь, – сказала мама.

– Мне не нужны подружки! – отрезала я.

Я понимала, как жалобно это звучит, и поскорее убралась в свою комнату. Несколько минут я рассматривала свой рисунок с медведями, а потом вдруг скомкала его – таким глупым и страшным он мне показался.

Я лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Джейн пришла и легла рядом, прижавшись ко мне. Она все понимала без слов. Она ведь тоже ходила в школу Ловуд и знала, какой это ужас. Но даже Джейн нашла себе подругу, Хелен Бернс. А у меня никого не было.

Грейс пришла и стала укладываться спать, не переставая трещать про Ижку и Фижку. Я натянула одеяло на голову.

– Пру!

Мне не хотелось отвечать. Пусть думает, что я уже сплю, хотя я так еще и не сняла свое скатертное платье.

– Пру, ты что, плачешь? – Грейс присела на кровать рядом со мной, просунула руку под одеяло и погладила меня, как щенка. – Я понимаю, это нелепость, что мне в школе оказалось лучше, чем тебе. И друзья, и все такое… Но мне просто легче. У нас все новенькие, все только что пришли из начальной школы. А потом, я же совсем глупенькая и всем улыбаюсь, и со мной всякому легко подружиться!