Золото Маккены - Уилл Генри "Генри Уилсон Аллен" - Страница 17

Все это время Бен Колл лишь согласно кивал, уклоняясь от прямых ответов. Наблюдая за бывшим помощником шерифа, Маккенна внезапно почувствовал себя неуютно. Слишком уж часто улыбался Колл. Улыбки, ухмылки, кивки, пожатия плечами казались шотландцу сплошными увертками. Неужели оборотная сторона колловской медали, на которой было выбито, что он крал скот, убивал людей, занимался контрабандой оружия, наконецтаки показала всем его истинное лицо? Глен Маккенна насторожился.

Ни одному белому, находящемуся в положении рыжебородого старателя, и в голову бы не пришло возмущаться по поводу прибытия в стан врагов спокойного человека, с открытым честным лицом, известного, как большого друга апачей! Ну, а если его называли полугероемполуразбойником, причем, люди, заслуживающие доверия, – тогда как? Тогда его следовало держать под особо пристальным наблюдением.

Пока в голове белого старателя постепенно созревали подозрения, заслоняя собой первые восторги по поводу приезда подмоги, Пелон продолжал мучиться неразрешенными вопросами: как пробраться мимо солдат и выехать наконец к Снотаэй.

– Сейчас, – закончил он вечер воспоминаний с «Бенито» Коллом, – нам следует побыстрому решить, что делать завтра. И как мы будем «это» самое делать. Разумеется, надо продвигаться к Снотаэй.

– Разумеется, – поддакнул Санчес.

– Разумеется, – отозвался Беш из клана чирикауа.

Бен Колл пожал плечами и улыбнулся. Глен Маккенна не пошевелился, но поддержал остальных. Пелон разлепил было губы, собираясь продолжить разговор, но его опередил Манки.

– А вот я, – сказал чудовищный яки, – хочу вернуться. Домой. Соскучился. А то, когда выпадает случай побыть наедине с белыми, за мной обязательно ктонибудь наблюдает. В любом случае у меня есть этот скальп с короткими и этот с длинными волосами, – он поднял седые скальпы, принадлежавшие когдато родителям белой девушки, – в общем, мне хватит. Эта страна сильно изменилась. Белые теперь везде, и их так просто не убьешь. Мне, наверное, лучше отправиться домой.

Выслушав индейца, Пелон упреждающе поднял указательный палец.

– Не мути воду, Манки, – произнес он. – Не стоит глупить.

Глаза яки сверкнули. В них мелькнуло чтото дикое. Маккенна напрягся. Бен Колл тоже. А вот Пелон почемуто нет. Остальные члены шайки слегка подались вперед.

– Я пришел за волосами, – продолжал яки. – Ты обещал. На золото мне плевать. Пусть «йори»в земле роются.

– Слушай, прекрати, я сыт по горло, – терпеливо объяснял Пелон. – У меня голова другим забита, так что, Моно, не возникай. Хорошо?

– Ничего хорошего, – рявкнул яки, швыряя оземь чашку с кофе и поднимаясь на ноги. – Устал я от вас ухожу. Надоело. Будьте здоровы.

И он направился к жующим пони, которые жались к отбрасываемому костром крошечному кругу света. Пелон не стал его уговаривать Он даже не встал. А просто вытащил изпод серапе длинноствольный кольт и тихонько позвал дезертира:

– Манки… – А когда яки остановился и повернулся, чтобы сказать:

– Да? – кивнул ему и, произнеся:

– Будь здоров, – выстрелил индейцу в низ живота

Тишина сгустилась над поляной, словно тучи или удушливая жара; она ощущалась физически, липла к лицам, забивала глотку.

Во время этой довольно длинной паузы Пелон подошел к тому месту, где молча извивался в траве яки, поднял булыжник размером с хорошую тыкву, размозжил индейцу голову и вернулся к костру.

– Патронов, – сказал он, – и так мало.

Бен Колл, которому индейские разборки были до лампочки, сложил руки на груди.

– Это верно, – сказал он поиспански, – но даже первый раз можно было не стрелять. Выстрел вполне могли услышать солдаты.

– Вполне могли и даже наверняка услышали, – улыбнулся Пелон. – И что дальше? Везде скалы, выветренные каньоны, желтые останки гор. Где стреляли: там, здесь, повсюду?

– Тоже верно, – согласился Бен. – Они всего лишь черные в черной ночи. Темноты боятся не меньше индейцев.

– Ага, – сказал Пелон, – и не меньше белых.

Мудрый политик Санчес махнул рукой и добавил:

– Си, амигос, и даже не меньше мексиканос, да? – И тут же прозвучал одинокий смешок предводителя бандитов, после которого Пелон продолжил в слегка разрядившейся обстановке.

– Давайтека взглянем на эту досадную случайность с другой, более приятной стороны, – предложил он. – Конечно, жаль терять такого хорошего бойца, как Манки, но надо быть честным до конца: изза неизбывной ненависти к «йори», он рано или поздно такого бы натворил, чего бы мы не расхлебали большим черпаком. А так как мы поедем группой, в которой будут как белые, так и не очень, люди, то Манки оставалась единственная дорога – на небеса. – Увидев, что Маккенну, Вахеля и Дэплена непроизвольно покоробило, он вскинул ладони вверх. – Не стоит судить меня так строго, друзья мои. Неужели вы отпустили бы Манки, понимая, что ему известны наши планы? Неужели точная информация о нашем местонахождении была бы более уместна на столе шерифа ДжилаСити, чем в наших головах? Или у офицеров расположившегося рядом отряда? Вот ты, Бенито, – обратился он к Коллу, – хотел бы, чтобы твое имя упоминалось рядом с моим? Я имею в виду после нашего не слишком удачного заезда на белое ранчо?

– Нет, – просто ответил Колл. – Не очень.

– Вот и мне так показалось. Ты ведь прекрасно знаешь, что от веревок сплошные неприятности, не так ли, Бенито? – И он резко рассмеялся своим лающим смехом, намекая на то, что Колл – отличный наездник – часто выигрывал родео и классно умел управляться с «веревками», то есть лассо.

Колл снова кивнул и сказал без тени улыбки:

– Верно, амиго, затягивая петлю, главное самому в нее не угодить.

– Айе, – усмехнулся Пелон, – а если другой конец держат несколько дюжих мужчин, компадре? А веревка перекинута через толстый сук? А сам стоишь на спине собственной лошади? И все так играючи, весело…

– Всевсе, – ответил Бен Колл.

– Так мы друг друга поняли?

– Если ты имеешь в виду, что меня вполне могут повесить за то, что вы натворили на ранчо Стэнтонов, то – да. Ты правильно сделал, что прояснил все с самого начала. В ДжилаСити я вернулся только вчера. И у меня были бы неприятности, если бы пришлось доказывать алиби двухдневной давности. Давай дальше.

– Ну и, – продолжил Пелон, указывая на Маккенну и белую девушку, – эти двое… Манки был прямой угрозой их жизни, поэтому особо горевать изза него они не станут. Кроме всего прочего, пундонор – вопрос чести.

– Да ну? – удивился Колл. – Даже так?

– Я имею в виду соглашение, которое мы заключили с Маккенной. Я дал ему слово, что он выедет из этого лагеря, имея на своей стороне столько белых друзей, сколько у меня мучачос. Когда ты привел из ДжилаСити всего двоих белых, это создало некоторые сложности. И мне, как хефе, пришлось заняться их ликвидацией.

Глен Маккенна опустил чашку с кофе. Даже прожив одиннадцать лет возле апачей, он поразился, с какой расчетливостью Пелон впутал его в это дело.

– Не хочешь ли ты сказать, – осторожно вступил он в разговор, – что убил индейца, чтобы уравнять силы обеих сторон нашего отряда?

Пелон поднял огромные плечи.

– Но, Маккенна, – сказал он, – ты же умеешь считать…

– Умею.

– Тогда давай вместе: после того, как Хачита понес бы труп Койота на ранчерию Наны, у меня бы осталось пять человек. Бенито пришел с двумя гринго, значит, вас – четверо. Пять не равно четырем. Поэтому, оставив нас, мой приятель Манки решил эту проблему. Я только хотел убедиться, что его не удержать и вот – четверо на четверо! Пундонор выполнен, Пелон сдержал слово. Чего тебе еще?

Вопрос был явно риторическим. Но Беш, стройный индеец чирикауа, потомок Кочиз, не собирался соглашаться с демагогическими вывертами полукровки.

– Всего лишь, – ответил он своим удивительным голосом, – чтобы ты сосчитал еще раз.

– Что? – переспросил Пелон, поднимаясь. – Еще? Для чего?

– Для Хачиты, – ответил Беш. – Потому что он не едет на ранчерию Наны, а отправляется с нами в Снотаэй.