Обратная сторона вечности - Угрюмова Виктория - Страница 46

Каэтана не ответила. Хехедей подвинулся ближе и увидел, как слезы медленно текут по ее щекам.

— Я тоже любил… мать Хедерге… Я виноват в том, что ее не стало. И хотя Ан Дархан и Джесегей все время повторяют, что так сложилась судьба, я виню только себя.

В этот момент опустевший кубок был вырван из рук Каэтаны страшной силой и отброшен в сторону дверей. И она, и вождь вскочили в смятении, и тут чуткое ухо воина уловило едва слышные шаги на улице — топот бегущих ног.

— Там кто-то был! — крикнул он и бросился вон из дома.

Привлеченные шумом и стуком дверей, домочадцы Хехедея выбежали из своих комнат. Хедерге, полусонный, растрепанный, но с копьем в руках, и дочь вождя Мэя — с факелом.

— Что случилось? — бросился Хедерге к своей драгоценной богине.

— Не знаю. Видимо, кто-то подслушивал под дверью. Что же это Хехедей сорвался один?

Каэ не выдержала и выбежала на улицу. Хедерге побежал следом. В темноте ничего не было видно, но Каэтана чуточку была бессмертной. И обычные человеческие способности у нее как бы продолжались дальше, чем случается у простых людей. Она усилием воли заставила себя забыть о темноте. В голове что-то буквально щелкнуло, и улица осветилась неярким, но вполне достаточным светом, чтобы она смогла разглядеть в конце селения две катающихся по земле фигурки.

Она и сама не поняла, когда успела схватить свои обожаемые мечи, но вот они у нее в руках. Каэ опередила Хедерге на несколько корпусов. Когда она подбежала к дерущимся, стало очевидно, что пришелец превосходит Хехедея в силе и ловкости. Они перекатывались по усыпанной хвоинками земле, и то один оказывался сверху, то другой. Каэтана боялась наносить удар, чтобы не зацепить вождя. Но противник Хехедея уселся на него верхом, взмахнул рукой, и в лунном свете тускло блеснуло длинное прямое лезвие. Тонко пропел в воздухе Такахай, и убийца с диким воплем скатился на землю — Каэ отсекла ему кисть руки. Это был безотказный прием, и его всегда с охотой выполнял именно Такахай.

Вождь поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли и хвоинок.

— Благодарю тебя, кажется, я бы не справился с ним. Силен, как демон Мекир.

Каэтана почувствовала, что ее совершенно не интересует, кто такой этот демон. С нее на сегодня было достаточно.

Со стороны селения бежали воины. Хедерге, отдуваясь, ощупывал отца искал, нет ли раны, которую Хехедей мог и не заметить в пылу схватки. Вроде бы все было в порядке.

Когда люди собрались вокруг пришельца, катающегося по земле с истошным визгом, вождь сухо приказал:

— Перевязать его, не то истечет кровью. Отвести в сарай. Утром допросим и отведем к Тойонам.

— Может, — начал Хедерге, — сейчас доставить его к ним?

Каэ почувствовала, что и сама так должна была бы решить: юноша прав — мало ли что может случиться за ночь. Тем более день сегодня как-то очень наполнен событиями. Но она так устала, что подавила поднимающее было голову чувство долга и не стала настаивать. Более того, когда вождь сказал, что устал и все дела предпочитает отложить на завтра, она чуть было не расцеловала его. Ей ужасно хотелось обратно в теплый уютный дом, к огню, к стакану с медом, к хорошей дружеской беседе. Она поежилась: ночи в горах были прохладные.

Так и получилось, что пленника не повели к Тойонам. А Каэ, пошатываясь от усталости, взвалив оба меча на плечо, побрела обратно, к дому вождя.

— Тебе помочь? — догнал ее Хедерге.

— Спасибо, они не любят, когда их держит кто-то другой.

— Они волшебные? — с дрожью в голосе спросил юноша.

— Живые, одушевленные.

— Ты их любишь?

— Конечно. Это уже как часть меня самой. Они столько раз спасали жизнь мне и моим друзьям.

— А что значит одушевленные? — спросил Хедерге с недоумением.

— Это длинная история. У них души воинов, живших многие века тому назад, их зовут Такахай и Тайяскарон.

Молодой человек взглянул на мечи так, словно впервые видел их. Затем будто спохватился:

— Разреши поблагодарить тебя за отца.

— Не за что. Не будь меня тут, сегодня ночью в селении йаш чан было бы тихо и спокойно, а твоему отцу уже давно снились бы прекрасные сны.

— Дорогая Кахатанна, — мягко сказал Хедерге, но тут же смутился и покраснел, — в общем, моему отцу давно уже не снятся светлые сны. Поэтому он и спать не любит — предпочитает допоздна беседовать с друзьями, а потом валится как в беспамятстве.

Они медленно поднялись в дом. У дверей их встретил встревоженный Барнаба:

— Что-то сдвинулось в мире, что-то случилось.

— О чем ты?

— Понятия не имею, но я чувствую, как нарушилась ткань мироздания…

— Плевать на ткань, Барнаба! Давай спать.

— Как это — плевать? — опешил толстяк.

— А так, сквозь зубы. Потому что ткань нарушилась довольно давно, и сию секунду мы ничего не можем предпринять.

— Это плохо, — сказал толстяк печально. — Я не могу объяснить, но это очень плохо.

Они медленно заходят в дом и валятся там без сил на свои постели.

А в рассветном, начинающем медленно светлеть небе тихо гаснут последние звезды.

И неясно, то ли жалеть, что гаснет много звезд, то ли радоваться, что восходит одна…

Император мрачнее тучи, Агатияр громыхает на слуг за дело и просто так, для острастки. Во дворце все притаились, как мыши, а сановных вельмож вот уже второй день не созывают на совет и не допускают даже на малый утренний прием. В воздухе повисло тягостное предчувствие чего-то непоправимого и ужасного.

— Это же надо было так ошибиться, — бормочет Агатияр, дергая себя за бороду.

Эту процедуру он проделывает каждые полчаса, отчего состояние ухоженной обычно бороды его не улучшается.

— Не терзай себя, — успокаивает его Зу-Л-Карнайн. — Я тоже хорош — ведь ясно же все слышал, вроде все понял… Что теперь делать?

— Не знаю, мальчик. Я уже послал за любым магом, какого найдут, но полон сомнений, правильно ли поступил. Послал гонца, но ничего существенного ему не доверил. Откуда я знаю, что теперь можно говорить вслух, что — только думать, а чего и думать нельзя?

Положение действительно не из лучших. Когда аита и его верный советник наконец приняли решение передать талисман Джаганнатхи Каэтане, чтобы она нашла способ уничтожить или обезопасить его, они приказали вызвать Гар Шаргу, чтобы магическим путем снестись с Сонанданом и спросить у своих друзей, как разумнее всего осуществить их план. Агатияр склонялся к тому, чтобы затребовать для охраны полк Траэтаоны, ну а Зу-Л-Карнайн, конечно же, рвался отвезти опасное украшение самолично.

Но ни один из этих вариантов в конце концов не подошел. Ибо испуганный до полусмерти слуга повалился в ноги аите и с дрожью в голосе доложил, что в покоях мага творится нечто страшное и он по доброй воле туда не зайдет. И императора предупреждает, что лучше туда не заглядывать.

Аита бросился к Гар Шарге, а Агатияр и верные тхаухуды ни на шаг от него не отставали. В покоях мага и впрямь случилось нечто похожее на светопреставление. Все, что могло быть поломано, валялось в неузнаваемом виде, все, что могло разбиться, было разбито на мельчайшие осколки. Колбы и реторты, хрупкие хрустальные флаконы и тяжелые глиняные сосуды, тонкостенные стаканы и фарфоровые вазы — все это бесформенной кучей громоздилось на полу. По мозаичным плиткам растекались цветные дымящиеся лужи, от которых поднимались ядовитые испарения, где-то тонко пахло лавандой и розой. Магическое зеркало Гар Шарги, используемое им в самых важных и особенных случаях, оскалилось на вошедших пастью торчащих стекол — его больше не существовало. Золотой треножник сплавился от адского жара и теперь лежал спекшейся грудой драгоценного, но абсолютно бесполезного металла. Все оружие, находившееся в комнате мага, было сломано и уничтожено.

Спаленные занавеси, дымящаяся тяжелая бархатная скатерть на низеньком столике, зияющая дыра в стене, от которой отлетели несколько камней, будто бы сюда попал снаряд из катапульты, — все это свидетельствовало о том, что Гар Шаргу посетило не самое слабое и не слишком доброжелательное существо. Вошедшие озирались в поисках самого хозяина.