Голубая кровь - Угрюмов Олег - Страница 71

Так что же показать?

Высокие и толстые крепостные стены, служащие надежной

/надежной ли?/

защитой обитателям Каина. Грязно-рыжую дорогу, выбитую копытами коней. Небольшой храм с алтарями всех богов, в котором совершал обряды жертвоприношения прорицатель Каббад. Золотые и серебряные чаши, драгоценные камни, полновесные газарратские монеты с гордым профилем Баадера Айехорна – жалкие человеческие игрушки, не идущие ни в какое сравнение с камнями, раковинами, корягами и растениями, которые так украшают Город аухканов.

И Руф Кайнен подумал, что единственное сокровище Каина – это его обитатели.

Он закрыл глаза и принялся вспоминать

/Либина несет большой кувшин с водой. Ее фигура по-прежнему стройна, как в девичестве, и голубой хонедим с красным вышитым узором по подолу мягкими складками спадает с округлых плеч. Сверкает на солнце брошь, скрепляющая легкую ткань. Либина обращается к нему, Руфу, и улыбка озаряет ее милое лии, о…

Смеется Уна… Он не помнил, над чем, но она хохотала так, что села прямо в ручей, в воду у берега, и ее одеяние намокло… Она махала на него рукой, требовала, чтобы он немедленно замолчал и дал ей хоть немного прийти в себя, дышала глубоко и делала строгое лии, о, а потом снова обрывалась в смех, как в пропасть. У-ух!

Улыбается Аддон Кайнен, глядя, как его дети вскакивают на коней, чтобы прогуляться в окрестностях цитадели. Требует не устраивать гонки и ездить осторожно, но сам не верит, что кто-то прислушается к его разумным требованиям. Они, трое, смеются, предвкушая радость неистовой скачки.

Кроткая улыбка освещает лицо прорицателя Каббада и малой птахой таится в его глубоких глазах. И кажется, что нужно быть очень осторожным, потому что легко вспугнуть ее – раз, и упорхнула. А потом когда еще приманишь назад…/

близких людей и их улыбки: улыбку спасенного им топорника Лиала – недоверчивую, несмелую; сияющую сквозь слезы – его благодарной жены; смущенную – милдедина Олькоя, который только-только примирился с поколотившей его супругой;веселую и задорную – Килиана…

О Килиане Руф думать не хотел.

– Мне не слишком понятно, – признался Садеон, – отчего возможна война между двурукими и нами. Ты так тепло вспоминаешь о них. Они хорошие?

– Многие, – осторожно отвечал Руф. – Почти всегда. Зависит от обстоятельств.

– Они боятся нас, потому что чувствуют себя слабыми и беззащитными? – спросил Вувахон.

Кайнен представил себе, что цитадель, охраняющую Южный рубеж, станут атаковать войска аухканов, и содрогнулся. Он уже размышлял над возможным противостоянием не один раз и всякий раз приходил к выводу, что люди обречены. И аухканы с их непонятными людям законами и правилами – тоже обречены. В этой войне победивших не будет.

Разве что боги Рамора останутся в опустевшем мире в ожидании тех, кто принесет им новые кровавые жертвы. И колесо Судьбы снова завертится.

Но пока ты жив, у тебя есть выбор – так любит говорить Аддон Кайнен.

Есть у него маленькая слабость: излагать свою мысль афоризмами. Так, чтобы каждое слово – как завет или назидание потомкам.

– Знаешь, Рруфф, мне нравятся люди. Они ужасно нелепо выглядят, когда улыбаются, но все равно это красиво. А подстилки они умеют делать?

– Коврики? Да, умеют. Хотя обычный ткач работает гораздо дольше, чем ты, ведь он нуждается в инструментах.

Разговор об инструментах возникал часто и затягивался надолго, потому что аухканы никак не могли взять в толк, как это у мастера нет простейших приспособлений, чтобы создать какой-то предмет. Еще труднее было объяснить, что только что родившийся человек не знает, кем ему суждено стать.

Руф твердил, что у человека есть право выбора;

Созидатели ужасались тому, сколько времени и сил тратится зря – на поиски своего предназначения и места под солнцем.

– А если человек не сможет открыть свой – как ты говоришь? – талант? Что тогда?

Мысль о том, что большинство людей так и живут всю жизнь, довольствуясь малым, либо – и это еще не худший вариант – проводят ее в постоянном открытии и познании себя, была им абсолютно чужда. Они слышали и понимали Руфа, но не принимали ни слова.

Пугало их и то, что люди не умеют обмениваться мыслями, и потому тончайшие нюансы настроения остаются от них скрытыми. Шрутарх и Шанаданха, которые тоже много времени проводили в беседах с Руфом, недоверчиво уточняли: а как же на поле боя? А как же командиры раздают приказы своим солдатам, если те далеко? Гонцы? А если гонец не доберется?

Кайнен подумал, что один гонец на его памяти точно не добрался до Газарры, и ощутил острый приступ жалости, но не к Хималю, а к управителю Микхи. Хотя погиб-то Хималь, а старик жив.

Только вот как ему жить – пережившему и сына, и внука?

– Они несчастные, – внезапно заявил Вувахон.

– Почему? – опешил Руф.

– Они глухи, и до них никто не может докричаться.

Никто и не хочет, потому что это очень трудно, иногда – почти невозможно. И это может стоить жизни… Когда-нибудь среди людей появятся те, кто станет стремиться разговаривать с душами в надежде на то, что души потом смогут докричаться до своих людей.

– Смертники, – буркнул Руф.

– Обреченные, – возразил Шанаданха. – Но ведь они сами изберут этот путь.

– Избранные, – уточнил Вувахон.

– Нет, смертники.

– Когда это ты стал так хорошо разбираться в поведении двуруких? – недоверчиво поинтересовался Садеон.

– Я чувствую, – смутился вопоквая-артолу.

– Это странные мысли для того, кто является сыном Шигауханама и Созидателем, – сказал Шрутарх. – Эти мысли приличествуют скорее нашему брату по крови Рруффу.

И было неясно, осуждает он маленького пряху или восхищается им.

– Надо попытаться объяснить им, что к чему, и они все сразу станут хорошими. Разумное существо не может быть злым, – настаивал Вувахон. – Их губит отчужденность и обособленность. Их никто не слышит, когда им больно и плохо. Это страшно, Рруффф! Но теперь у тебя есть мы – мы всегда услышим тебя, как бы далеко ни были…

«Пусть даже сам я себя не услышу», – подумал тогда Кайнен.

В отличие от людей аухканы хорошо осведомлены о проблемах, которые стоят перед их правителями. Для них не существует подобных тайн, да, собственно, и многочисленных правителей, занятых бесконечными интригами и заговорами, у клешне-руких нет. Всем распоряжается живой бог, Прародитель, и он никогда не станет ничего скрывать от своих детей.