Падение Хронополиса - Бейли Баррингтон Дж. - Страница 23

В течение времени, которое Этону показалось очень долгим, Хайт изучал бумаги, будто забыв о присутствии Этона. Скрипки и тромбоны преследовали друг друга извивами назойливых мелодий, и Этон почувствовал, как входит в какое-то состояние, похожее на испытанное внутри страте. «До» и «после» исчезли. Сложные переливы мелодий висели в воздухе подобно благовониям, и Этон замер в этом вечном миге, в котором неясно было, где кончается одна нота и начинается другая.

Завершив изучение депеши, адмирал Хайт задумчиво выпятил нижнюю губу. Отложив бумаги, он нахмурился. Потом откинулся на спинку кресла. Серые глаза адмирала остановились на Этоне, впившись в него почти с маниакальным интересом.

— Депеша от самого наместника, — хрипло сказал Хайт. — Необходимо совершить рейд в глубь территории Гегемонии. Задание настолько важное, что должно быть выполнено самим «Оплотом веры» — не меньше.

Этон ничего не ответил. Адмирал продолжал, не отводя Глаз от лица собеседника.

— Вы знаете, какие потери понесли мы от действий Гегемонии только за две прошедшие недели? Города и целые страны исчезли с лица Земли или подверглись мутациям. Континент Австралос в Пятом узле изменился до неузнаваемости. Теперь он населен дикими племенами, находящимися на уровне каменного века. И что хуже всего, имеется множество случаев причинно-следственных разрывов. Вы же понимаете, чем это может грозить структуре времени. Деятельность Департамента Истории сведена к нулю. И всему виной это новое оружие Гегемонии — искривитель времени. Когда-то наши ученые называли такое устройство невозможным. А теперь… — Адмирал развел руками.

Внезапно его взгляд сделался тяжелым, пронизывающим.

— Говорите, капитан Этон! — произнес он глубоким голосом. — Расскажите, как это — оказаться в страте.

Этон заморгал и попытался объяснить:

— Там… это…

Он замолчал. Хайт кивнул:

— Я понимаю — это неописуемо. И все же кое-что можно передать словами. Не бывает, чтобы слова были полностью бессильны. Попытайтесь собраться с мыслями. Вспомнить. Взять себя в руки. Докладывайте, капитан.

Этон пожал плечами, потом сказал:

— Сэр, не должен ли я теперь прервать свое существование?

— Понимаю. Вы хотите исполнить свой приказ и сбежать от этого мира, А мой долг — проследить, чтобы вы это сделали. Но мне даже трудно сосчитать, сколько раз в такой момент меня подмывало забыть об этом долге. В Императорском дворце есть один утешитель, брат Мундан. Несколько лет назад его отец живым попал в страт при столкновении двух кораблей времени. С тех пор мысли о страте не дают брату Мундану покоя ни днем ни ночью. Он пытается представить себе, как выглядит Пучина Погибших Душ. И— меня после целой жизни в Хронофлоте одолевает то же любопытство.

Смысл речей адмирала доходил до Этона как сквозь туман.

— Обычно предстающие передо мной курьеры — отребье, — говорил Хайт. — Умственно неполноценные — безнадежные случаи. Но вы — вы совсем другой породы. До этого вопиющего нарушения воинского долга вы считались дисциплинированным офицером. Если дать вам время, вы сможете прийти в себя. Сможете ответить на мои вопросы.

Хайт поднялся, обошел стол и, остановившись перед Это-ном, заглянул ему прямо в глаза.

— Так вот, сейчас я и сам допущу нарушение дисциплины. Поскольку я считаю, что будущий рейд никакой надежды на успех не имеет и является чистым самоубийством, небольшой проступок пройдет незамеченным. Нет, капитан Этон, вы сейчас не умрете. Вам надлежит остаться в живых, прийти в себя и рассказать мне о том, что вы испытали — если сможете.

Адмирал повернулся и нажал кнопку на столе.

— Это капитан Этон, — сказал он двум ординарцам, явившимся по вызову. — Устройте его в гостевой каюте со всеми возможными удобствами. Покидать каюту капитан не должен ни под каким видом.

Когда Этона выводили из адмиральской каюты, кровь гудела у него в жилах. Такой поворот событий полностью противоречил всему, что ему было внушено. Неудовлетворенная жажда смерти жгла мозг, и нервы разваливались на части.

Весь день адмирал Хайт и его штаб были заняты подготовкой к рейду.

Информация, доставленная Этоном, оказалась не настолько точной, как можно было надеяться, но база, с которой действовали корабли Гегемонии, вооруженные искривителем, была в ней указана.

Выведение из строя действующей базы противника диктовалось жизненной необходимостью, и именно по этой причине для выполнения задания был выбран «Оплот веры», даже несмотря на риск потери флагмана. «Оплот веры» имел необходимую скорость и огневую мощь, мог нести на борту достаточное число солдат, чтобы захватить и какое-то время удерживать базу.

На карту было проставлено больше, чем возрастающая нестабильность ситуации внутри Империи. Департамент Истории настаивал на проведении целенаправленной операции по захвату образца искривителя времени из опасения, что Гегемония, подавленная мощью армады Империи, уничтожит это оружие. Обладание искривителем, точнее, знанием принципа его действия открывало неограниченные возможности реструктуризации истории.

Весь этот день Этон провел в койке, глядя в потолок. Рассудок постепенно прояснялся. Мало-помалу он начинал ощущать, что снова оказался в мире ортогонального времени, но его поведение все еще напоминало поведение робота или зомби. Ординарцы приносили ему еду; он не стал есть. Его спросили, не хочет ли он чего-нибудь, — он ничего не ответил.

Этон чувствовал себя так, будто тело его состоит из мертвой плоти, а разум — из мертвых мыслей.

Наконец в каюту без предупреждения вошел адмирал Хайт.

— Ну, как себя чувствуете? — грубовато спросил он с порога.

Этон промолчал.

Хайт подошел к нему ближе и посмотрел в упор. Потом ткнул Этона пальцем в грудь, будто проверяя, что тот еще жив, и хмыкнул:

— Я не психолог. Бог знает, что там у вас в голове замкнулось, когда я отклонился от программы. Но это тоже интересно понаблюдать. — Хайт вздохнул. — Видите ли, мне всегда хотелось узнать, почему курьеры должны умирать. Здесь явно кроется какая-то тайна. Инструкции на этот счет особенно строгие — если это дело дойдет до Хронополиса, у меня будут серьезные неприятности, — но вам никто никогда не скажет причину. Насколько я могу судить, это тайна Церкви.

Адмирал сделал паузу, задумавшись о чем-то.

— Знаете что, Этон? Надоело мне смотреть на вас в этой одежде смертника. Уж нарушать, так нарушать. — Хайт повернул голову и закричал в дверь: — Старп!

Ординарец возник у двери в тот же миг:

— Да, сэр?

— Найдите капитанскую форму по размеру капитана Этона. — Хайт плюхнулся в кресло. — Может быть, это поможет вам прийти в чувство, — заметил он, — если флотская форма вас не расстроит. Вам хоть стыдно за то, что вы совершили?

— А что я совершил?

— Вы стреляли в своих людей! Вы сбежали с корабля! Хайт даже побагровел, выкрикивая эти обвинения.

— Нет, сэр.

Этон попытался припомнить события, которых ему следовало стыдиться, но не смог.

Хайт подался вперед, как бы призывая к откровенности.

— Страт! — настойчиво проговорил он. — Попытайтесь сейчас описать его.

Этон уставился в потолок. Его рот открылся и закрылся снова. Он облизал губы.

— Там можно увидеть свою жизнь, но не в процессе, а как единое целое, как предмет, — начал он. — Как что-то, что можно пощупать, подержать в руках, изменить форму, словно это кусок глины.

Хайт коротко усмехнулся.

— Вы хотите умереть? — спросил он после короткой паузы.

— Да.

— Почему?

— Когда проживаешь свою жизнь миллионы, миллиарды раз подряд во всех подробностях, она теряет смысл. Ничего нового не остается. Хочется только одного — забыться, найти избавление. Вот почему, когда мы проживаем свою жизнь снова, мы не знаем, что это в стомиллионный раз. После смерти жизнь кажется новой.

— И остается лишь один положительный опыт — смерть?

— Это заблуждение. Смерть — тоже событие; раз начавшись, она должна завершиться. Моя смерть пока что не завершена. Я должен умереть на самом деле, чтобы забыть.