Тварь непобедимая - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 68

– Ну как же? А вот – телевизор прикупил, музыку взял...

– Пойду кофе сварю, – сказал Гриша и отправился на кухню. Валек остался в комнате, продолжая искать следы процветания. Но почему-то их было немного, чем Валек был несколько огорчен.

– Времени у меня мало, – предупредил Гриша, ставя на журнальный столик две чашки, – поэтому говори коротко и ясно. Что у тебя за проблемы?

– Проблем нет. Ты мне вот что скажи – в фирме теперь работаешь?

– Ну... В общем, да.

– Вот! – обрадовался Валек. – И занимаешься, наверно, лекарствами.

– Что значит – лекарствами? Лечением занимаюсь.

– Лечением? Ну, правильно, а какое лечение без лекарств?

– Говори, что надо? Лекарство какое-то достать?

– Нет, наоборот. – Валек вдруг заговорил тише. – Не достать, а...

Его оборвал телефон.

– Ты дома? – прозвучал в трубке голос Донского. – Это очень кстати. Бери машину и мчи сюда. Неотложное дело.

– А нельзя это неотложное дело на завтра отложить? – вздохнул Гриша.

– Я серьезно, Гриша. Пациент засветился в городе. Нужна твоя помощь.

Гриша с досадой швырнул трубку. Стоило выкроить свободный вечер, как его опять забирают. И снова все нужно откладывать, снова куда-то мчаться... Гриша с содроганием представил, что сейчас придется звонить Светлане и в очередной раз говорить: «Извини, но...»

– Мне надо срочно уходить, – сказал он, поднимаясь.

– Я подвезу, – охотно отозвался Валек. – В дороге и обговорим.

У Григория был совершенно безрадостный вид, поэтому Валек несколько изменил интонацию разговора. Никаких бодрых восклицаний, а только сдержанные, неторопливые фразы.

– Зависла у ребят партия товара из Индии. Какой-то крем – то ли от грибка, то ли от лишая... Пока разбирались, оказалось, срок годности кончился. Правда, просрочено совсем чуть-чуть, но документы теперь только в помойку... А вот товар жалко.

– Зачем же лежалое брали?

– Так ведь дешево! У нас здесь можно так накрутить, что озолотишься. Ну, ребята спросили, я и сказал, что есть знакомый человечек по лекарствам. Ты то есть.

– Я? – неприятно удивился Григорий. – А с чего ты взял, что я занимаюсь таким дерьмом?

– Ну, зачем так грубо? Возьмешься сдать пять контейнеров этой мази – квартиру новую купишь. Ребята тебе на реализацию отдадут, по дешевке, почти даром. Правда, без документов, но... Ты ж сделаешь сам все эти справочки, сертификаты, ксивы?

– С какой стати?

– Я ж говорю, дело денежное. Ты б поглядел на эту мазь – баночки, коробочки, буквы золотые. Загляденье! В любую аптеку поставь – улетит со свистом. Тебе что, деньги не нужны?

– Такие – нет, – ответил Григорий. – Это во-первых. Во-вторых, ты ничего не понимаешь в продаже медицинских препаратов и не знаешь, сколько тут проблем. И в-третьих, я не занимаюсь торговлей и не собираюсь.

– А чем же? – удивился Валек. – С чего ты, интересно, телевизоры покупаешь?

– Я уже говорил – я лечу. Я врач.

– Врач? – Валек с недоумением почесал затылок.

– Да, врач. Мазь свою лучше вывали на помойку, если не хочешь на ней погореть. Это я тебе по-дружески советую. Мы приехали. Спасибо, что подвез.

Валек долго смотрел вслед Григорию, сокрушенно качая головой. Он удивлялся, как может отказаться человек от такого прибыльного предложения, особенно если есть возможности. Жизнь в среде мелких перекупщиков давно научила его, что надо постоянно суетиться, жульничать, подделывать бумажки, совать мелкие взятки и подарки. Иначе, считал Валек, будешь честным и гордым, но бедным.

Осуждающе вздохнув, он завел машину и поехал прочь от клиники. Он, конечно, не заметил, что в хвост ему пристроилась замызганная белая «четверка» с двумя силуэтами в кабине.

– ...Его видела куча народу, – говорил Донской, быстро шагая впереди Григория по коридору. – Представь, его показывали на похоронах, как ярмарочного уродца. Правда, нам пока не доложили, кто именно показывал, но это уже и не важно.

– Почему же?

– Похоже, он сбежал. Был слух, что уже вечером на Красногвардейском шоссе большая обезьяна перебежала дорогу. Ты слышал, чтоб у нас по дорогам обезьяны бегали?

– Но это же только слух.

– Это вполне достоверный слух. Павлов не зря свои деньги получает, и его ребята могут работать очень шустро.

– Ну хорошо, а при чем тут я?

– Павлов через свои связи отыскал нам какого-то психоаналитика. Он задаст тебе десяток-другой вопросов, поскольку ты больше всех общался с пациентом. Он хочет составить его психологический портрет, чтобы знать, где и как его проще найти.

– Чушь какая-то... И как вы этому аналитику все объяснили?

– Лучше не спрашивай, – горестно вздохнул Донской. – Такого нагородили, что самому противно стало. Мол, пациент с гормональными отклонениями, весь покрыт волосами, похож на животное. И что у него крыша на этой почве покосилась... Да ну...

С психоаналитиком Гриша общался наедине. Это оказался массивный черноволосый человек, лицо которого с трудом просматривалось через бороду. Во время разговора у него шевелились только губы и пальцы, державшие авторучку. Он даже и не моргал почти. И вопросов он задал не десяток, а не меньше сотни, причем один другого глупее. Например: «Вы мечтали вместе с пациентом об отдыхе в тени яблонь?» Или: «Вы играли с ним в подвижные игры?»

Григорий вышел от него совершенно осатаневший, с больной головой. В кабинете Донского он увидел Павлова, невозмутимо листавшего газету.

– Ну?

– Он, кажется, думает, что мы ловим говорящую дрессированную обезьяну.

– Пусть думает что хочет, – холодно сказал Донской. – За те деньги, что ему обещаны, он постарался бы найти даже говорящую черепаху.

– Не знаю, что из этого выйдет, – покачал головой Григорий, опускаясь в кресло. – Надо было или все ему честно объяснить, или...

– Или дать объявление по телевизору. С фотографией, – хмыкнул Донской.

– Обезьяну искать было бы легче, – проговорил Павлов из-за своей газеты. – Помню, в Корее местные ребята дрессировали обезьян-камикадзе...

– Да, мне отец рассказывал, – обронил Григорий. – Он же там служил.

– Твой отец служил в Корее? – удивился Павлов. И вдруг встал, отшвырнув газету. – Постой, постой... Ведь твоя фамилия... Как его зовут? Не Миша?

– Михаил Васильевич Пшеницын, майор в отставке.

– Вот это да... – присвистнул Павлов. – Что с ним, где он? Он жив?

– Жив, конечно! А в чем дело?

Павлов сел, потом опять встал.

– Андрей, – сказал он Донскому, который с недоумением поглядывал на обоих, – мы... Нам нужно отойти.

Он потащил Григория за собой. Через минуту оба были в кабинете у главного.

– Он – сын Мишки Пшеницына! – с ходу выпалил Павлов.

– Что?! – У Шамановского округлились глаза. – Это точно? А где он сам?

– Наверно, дома, – ответил Гриша. – А все-таки, что происходит?

– Поехали, – скомандовал главный, торопливо влезая в пиджак.

Машина уже мчалась по городу, а Григорию все еще не объяснили, из-за чего столько шума и эмоций. Все, что он мог, – это самостоятельно домыслить, что все трое когда-то встречались. Попутчики обменивались возбужденными и малопонятными репликами, игнорируя редкие и робкие вопросы Григория.

– Как же так? – огорченно цокал языком главный. – Его же проверяли до седьмого колена. И упустили?

– Ну, упустили, – разводил руками Павлов. – А что? Проверял не я. Ну, посмотрели, отец-пенсионер. И что? И ладно...

Шамановский развернулся к Григорию и посмотрел горящими глазами.

– Твой батя, – сказал он, – вот этого парня по кускам собрал. – Он ткнул толстым пальцем в Павлова. – Что в брезенте принесли, из того и склеил. Там, в Корее...

– Не прибедняйтесь, Ярослав Михайлович, – отозвался Павлов. – Без вашей помощи не склеил бы.

– Я говорю, что знаю. – Он тронул водителя за локоть: – Тормозни, надо в магазин зайти за гостинцами.

Вскоре они втроем ввалились в квартиру родителей Григория, заставив мать испуганно попятиться от двери.