Синдикат «Громовержец» - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 35

– Не со ствола, а из шеи, – веско поправил Бивень. – А ствол у тебя между ног болтается. Сам из него пей.

– Ладно, пацаны, я мириться пришел, – проговорил Пакля с неуклюжим великодушием. Он демонстративно вытащил пачку «Кента», прикурил от золотистой зажигалки, подул на нее и выкинул в лопухи. – Случайно поцапались... бывает, в общем.

Ему не отвечали. Это было бы противоестественно – мириться с Паклей. Кто он такой, чтобы с ним мириться? Его всегда можно было прогнать пинком или, наоборот, разрешить быть поблизости. Но ругаться и мириться – таких понятий относительно Пакли никогда не существовало.

Сам Пакля так не считал. Общение с алкашами у палатки быстро его разочаровало, теперь ему требовалось более авторитетное общество.

– Ладно, пацаны, – сказал он. – У меня ящик «Анапы» стоит и колбаса. Вас дожидается.

Воцарилась пауза, которую вскоре нарушил Дрын.

– А чего ж не принес «Анапу» с колбасой? – спросил он, не скрывая презрения.

– Так ведь... – Пакля даже растерялся. Но тут же вернул себе «фасон». – Я все достал, обеспечил. Я еще и носить вам должен?

– А почему не принести, если мириться пришел? – спокойно пожал плечами Дрын.

Все подсознательно понимали: пойти гурьбой за Паклей – значит, признать за ним какой-никакой авторитет. А это было совершенно недопустимо. Никто из уважающих себя пацанов не пошел бы за Паклей, даже пить.

– Ну что? – Пакля уже встревожился. Ему не хотелось уходить опозоренным. – Кто со мной?

– У нас тут разговор, – за всех ответил Дрын. – Но если чего принесешь – не прогоним.

Пакля едва удержался, чтобы не спустить на Дрына своего бойца. Над ним откровенно издевались, хотя спьяну он не очень хорошо это понимал. Однако Пакля еще надеялся на хорошие отношения – не сейчас, так позже.

– Дело ваше, – сказал он и зашагал прочь. Но, пройдя несколько шагов, обернулся. – Ну так что, никто со мной не пойдет?

– Я пойду, – раздался вдруг одинокий голос. Все одновременно посмотрели на Поршня.

– Обожди, – Поршень поспешно отделился от компании и нагнал Паклю. Словно боялся, что схватят за шиворот и не пустят. – Я с тобой.

– Пошли, – одобрительно сказал Пакля. – Там Пельмень ждет... и вообще.

Он пока не знал о причине, которая заставила Поршня оторваться от своих. Впрочем, причина роли не играла. Главное – Пакля уходил не в одиночестве, нашелся хоть один пацан, который его признал. И не просто пацан, а Поршень, который на Промзаводе всегда был в авторитете.

«Сегодня один – завтра другой, – думал Пакля, уводя нового товарища. – Через неделю, глядишь, и семеро. Не так плохо...»

Дрын долго смотрел вслед уходящим. Потом резко повернулся, уселся на траву и забрал у Шерсти банку.

– Вот же с-сука, – процедил он.

– Кто? – спросил Бивень.

– Оба! – выпалил Дрын и с яростью глотнул самогона.

Лишь на второй день Гимназия собрала, наконец, дружину, чтобы идти на Промзавод и «разбирать вопросы». Народу оказалось неожиданно много. Одуревшая от безделья и однообразия молодежь почесала затылки и со вздохами потянулась к месту сбора – хоть какое-то занятие.

Опасаться, в общем-то, было нечего. В большой толпе ничего не страшно, всегда можно позвать своих и спрятаться за ними.

Массовое передвижение гимназистов по улицам Зарыбинска было замечено и правильно истолковано. На Промзавод уже бежали десятилетние мальчишки, чтобы предупредить старших о приближении вражеского войска. Впрочем, предупреждение было по большому счету бесполезным – мазутники успели бы только спрятаться. А о том, чтобы дать организованный отпор, и речи идти не могло.

Вторжение началось с того, что возле бани изловили двоих промзаводских пацанов, суетящихся вокруг заглохшего мопеда, и сыграли ими в «пятый угол». У мопеда прокололи оба колеса, после чего Гимназия двинулась дальше.

Кирилл шел в арьергарде. Все знали, что он пострадал в конфликте с Паклей, и оберегали его от опасностей. Рука за ночь перестала болеть, однако боль возвращалась при небольшом напряжении мышц.

Войдя в пределы Промзавода, Гимназия рассеялась по кривым улочкам и принялась прочесывать местность. То тут, то там слышались крики, задорный свист, треск заборов, звон битого стекла и зверские ругательства пойманных мазутников.

Никто толком не знал, по какому поводу объявлена эта военная операция. Большинство только слышало краем уха, что кто-то у кого-то украл деньги и из-за этого пострадал ряд гимназистов – Кирилл, Утя, Брундуляк и еще несколько человек, избитых мазутниками. Тем не менее, гимназисты были энергичны, деловиты, им нравилось, что они тут не просто так дурака валяют, а восстанавливают справедливость.

Кирилл то и дело ловил себя на мысли, что и ему хочется сорваться вместе со стайкой приятелей, нагнать какого-нибудь мазутника, свалить в пыль, слегка попинать... Но сегодня он был в другой роли, он олицетворял попранную пацановскую честь, ему важно было просто присутствовать. Да и поврежденная рука не позволяла резвиться, как в старые добрые времена.

Неожиданно из-под какого-то забора выскользнул Хрящ. Он был взмокший, ошалелый, счастливый. На кончике носа уже краснела свежая царапина.

– Кира! – закричал он. – Быстрей за мной, они все там...

Ничего пока не понимая, Кирилл и еще несколько гимназистов устремились за восьмиклассником. Хрящ провел группу какими-то потайными тропками, и неожиданно все оказались на водокачке.

Два десятка гимназистов прижали в угол нескольких промзаводских, в том числе и Дрына. Дрын единственный выглядел целым, остальные же держались за отбитые бока и вытирали кровь рукавами. Вожака не тронули по неписаному закону о пацановской субординации.

Кирилла выпустили вперед, чтобы он лично расквитался с главными обидчиками.

– Где Поршень? – с ходу спросил Кирилл.

– Нету, – глухо ответил Дрын. – И не будет.

– Где он?! Вы сейчас все здесь ляжете!

– Кира, закуси губу! – крикнул в ответ Дрын. – Сами Поршня ищем. С тебя претензии снимаются...

– Снимаются?! – со злостью выпалил Кирилл. – А это тоже снимается? – он показал на свою разбитую губу. Потом ткнул пальцем в распухшую физиономию Брундуляка, едва не выбив тому глаз. – И это снимается?

– Осядь, Кира, – еще раз попробовал Дрын. – Сейчас другие вопросы. Разберемся по-тихому...

– Сейчас они с вами разберутся, – Кирилл кивнул на своих, которые едва не подпрыгивали от нетерпения. – Я пошел, мне Поршень нужен.

Он повернулся и покинул водокачку. Он даже не обернулся, услышав, какая свалка сразу же образовалась за спиной.

В этот вечер Кирилл так и не нашел Поршня. Зато Гимназия оторвалась на полную катушку. В списке ее подвигов, помимо истерзанных мазутников, числилось неопределенное количество разбитых окон, сломанных заборов, сорванных почтовых ящиков, исцарапанных автомобилей, а также один оскверненный колодец. В колодец несколько самых неугомонных гимназистов торжественно помочились перед тем, как покинуть вражескую территорию.

Кирилл вернулся домой поздно, но мать еще не спала.

– Кирилл, – произнесла она и как-то странно на него посмотрела. Даже сердце екнуло – не случилось ли чего.

– Кирилл, – сказала мать, – к тебе заходила Маша.

– Маша? Когда? – удивился Кирилл.

– Недавно. Сказала, чтобы ты к ней сегодня зашел.

– Сегодня? Но время-то уже...

Мать пожала плечами.

– Сказала, чтобы обязательно сегодня зашел. Сказала, что будет ждать. Что случилось?

– А я знаю? – искренне развел руками Кирилл. – Пойду, спрошу...

Мать посмотрела на него с некоторым подозрением. Однако к Машке она относилась очень хорошо. И могла доверить ей сына даже в это позднее время.

– Поужинаешь?

– Ну... давай, если недолго.

Через пятнадцать минут Кирилл бросил комочек земли в окошко Хряща. Тот вышел почти немедленно, словно ждал.

– Машка зовет, – коротко объяснил Кирилл.