Отраженная угроза - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 49

Гордосевич шумно сглотнул.

– Впрочем, – продолжал Сенин, – первыми пострадают врачи. Ведь это они не смогли сделать вакцину. Толпе ведь не объяснишь, что они с ног валятся от усталости и ночуют в своей лаборатории. А теперь пошли, расскажем это командованию.

Лицо капитана рейдера было еще более настороженным и недоверчивым, чем раньше.

– У нас дела совсем плохи, – сказал Сенин. – Эпидемия распространяется. Сегодня нескольким больным стало хуже.

– Представьте себе, господин Сенин, мы это уже знаем, – с вызовом сказал капитан. – Только почему-то не от вас, а от администрации Сектора. Час назад мы получили по гиперканалу запрос, что мы собираемся предпринимать в связи с распространением эпидемии. Представляете, в каком я оказался положении?

– Сочувствую, – склонил голову Сенин. – Видимо, врачи уведомили Сектор по своим каналам. Поверите вы или нет, но у них информация появляется чуть раньше, чем у меня.

– Какая информация? Что вы паясничаете? Вы без врачей не видите, что у вас серьезная эпидемия?

– Вижу, не сомневайтесь. Я вижу даже больше, чем врачи.

– Что вы имеете в виду? – капитан подозрительно прищурился.

Сенин подвинул клавиатуру и быстро набрал: «ЭТО МЫ ПРИВЕЗЛИ БОЛЕЗНЬ». И затем одним нажатием клавиши отправил это на рейдер. Даже если его сейчас подслушивали, перехватить такую передачу вряд ли было возможно.

Капитан прочитал сообщение и изумленно уставился на Сенина.

– А подробнее? – потребовал он.

– Все подробности здесь. – Сенин помахал перед экраном картой памяти. – И вы их немедленно получите. – Он выставил в сторону капитана палец. – И больше прошу не говорить со мной таким тоном. Я знаю свое дело, и я делаю его хорошо.

Капитан некоторое время жевал губы с очень надменным видом.

– Ладно, – сказал он. – Вы хоть еще не больны?

– Мы не больны. Эпидемия пока затрагивает лишь тех, кто долго здесь живет. Но все может измениться, – Сенин с сожалением улыбнулся. – А теперь хотелось бы узнать, что вы собираетесь делать.

– Мы собираемся не принимать скоропалительных решений.

– В этом я не сомневался. Высаживаться в пораженную зону вы, конечно, поостережетесь.

– А зачем нам высаживаться? – разозлился капитан. – Чем мы поможем? У вас там есть специалисты-медики, которые знают свою работу ничуть не хуже наших...

– Один из них уже заражен, – вставил Сенин.

– Мы высадимся тогда, когда посчитаем нужным. Продолжайте действовать по утвержденному плану и не забывайте отчитываться перед нами самым подробным образом. И не сомневайтесь, что мы окажем любую помощь, которую посчитаем целесообразной.

– Я и не сомневаюсь. Прилетайте хотя бы трупы собрать, – сказал Сенин и помахал рукой в погасший экран.

Гордосевич, который сидел тише воды и слушал весь разговор, поднялся из своего угла.

– Чего он так разговаривает? – спросил он.

– Не знаю. – Сенин безразлично махнул рукой. – Может, просто не любит нас с тобой.

– Командир. – Гордосевич порывисто вздохнул. – Я забыл сказать... В общем, у Вельцера сегодня эти чертовы пятна тоже появились.

Беда пришла гораздо раньше, чем Сенин мог ожидать. Уже через день он услышал из-за окна какой-то нездоровый шум и поспешил на улицу.

По улице бежали люди. Их было немного, как и всегда в утренние часы, но они целенаправленно куда-то двигались. Что-то случилось.

В нескольких кварталах от дома он увидел мужчину, которого мимоходом знал. Этот человек несколько дней назад дал Сенину фонарь и пожаловался, что у него болеет дочь.

Сейчас он стоял на коленях, прямо на мерзлой земле, и навзрыд плакал. На руках у него висело безжизненное тело девочки-подростка.

– Смотрите, люди, смотрите! – говорил он, преодолевая судороги в горле. – Это моя девочка, мой цветочек, она умерла, умерла...

Странно, но никто к нему не подходил. Никто не утешал, не пытался увести в дом. Зеваки стояли полукольцом на отдалении и просто молча смотрели, хмуря брови. Словно сама смерть еще кружила вокруг тела девочки и грозила остальным.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но пришел врач Голберг. Под мышкой он тащил складные пластиковые носилки. Он подошел к осиротевшему отцу, что-то сказал ему в самое ухо, тот несколько раз кивнул, сказал: «Забирайте, конечно, теперь забирайте».

Гольберг разложил носилки и опустил на них тело. Поискал глазами в толпе, ища помощников, но люди как-то съеживались от его взгляда и невольно прятали глаза. Потом он увидел Сенина.

– Вы-то хоть поможете?

Сенин кивнул.

– Расходитесь, – сказал врач зевакам. – И поменьше болтайте языками. У этой девочки было слабое здоровье, она умерла вовсе не от болезни. Я повторяю, здоровым людям лишай ничем серьезным не угрожает. Держитесь в рамках и не распускайте языки, не наводите панику.

– Куда вы ее? – спросил Сенин.

– Сначала на вскрытие, – хмуро ответил Голберг.

«У него ведь тоже две дочери», – подумал Сенин.

Пока они тащили носилки, он то и дело смотрел на мертвую девочку. У нее были белые тонкие руки, она и в самом деле выглядела слабой и давно больной. Они не помнил, встречался ли с ней раньше. И он ничего не чувствовал сейчас. Он не чувствовал даже ее веса, она была очень худой и легкой.

Просто совершенно чужой мертвый ребенок.

Позже Сенин поговорил с Валенски и узнал, что при вскрытии у нее обнаружили многочисленные тромбы в кровеносных сосудах. Грибок-убийца пышно разрастался на внутренней поверхности вен и артерий. Она умерла не от слабого здоровья, а именно от грибка. И не было никаких причин надеяться, что эта участь минует остальных заболевших.

Еще двое умерли на следующий день. В поселении началось тихое помешательство. Те, кто еще не носил на своей коже розовых пятен, собрали вещи, набили мешки припасами и выбрались за периметр. Вокруг поселения появились крошечные палаточные городки, повсюду к небу поднимались струйки дыма от костров.

Столовая, пара мелких магазинчиков, аварийный склад – все было частично разграблено. Никто уже не думал о соблюдении приличий.

Поселение опустело. Лишь возле лаборатории, где работали медики, теперь начали собираться люди. Все они были больны. Страшная молчаливая толпа часами стояла в некотором отдалении от входа в лабораторию и ждала чуда.

На третий день, когда донеслась весть, что умер старший врач – тот самый сердитый лысый врач, который вылечил Сенина – по толпе пронеслось движение. Кто-то в голос заплакал, кто-то потерял сознание. Если врачи не могут спасти себя – на что тогда надеяться остальным?

Тем не менее, картина еще не походила на апокалипсис. Все происходило очень тихо, спокойно, даже буднично, никто не сходил с ума, не бился в истерике, не впадал в разврат. Многие даже продолжали добросовестно работать на своих объектах.

Один-два раза в день в поселении меркли лампочки – администрация включала гиперсвязь и слала в Сектор мольбы о помощи. Но помощь все не приходила. И это несмотря на то что Сенин сразу же направил лично Макрееву зашифрованное сообщение, где понятно объяснил – грибок не страшен обычным людям, спасателям совершенно нечего опасаться.

В воздухе сгущалось напряжение. Каждую секунду можно было ждать взрыва.

В тот день Сенин зашел к Ангелине. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Розовые пятна ползли с шеи прямо на лицо. У нее ничего не болело, она могла двигаться и жить обычной жизнью, но она знала, что в поселении умерло уже больше двадцати человек.

На самом деле, Сенин скрыл это от нее, умерших было тридцать два.

– Так нельзя, – сказал он ей. – Ты должна встать и что-то делать.

– Я и так делаю, – возразила она. – Я думаю, вспоминаю.

– Ну, прямо как к смерти готовишься, – рассердился Сенин.

– Готовлюсь, – кивнула Ангелина.

– Хватит себя угнетать. Умирают те, кто просто не хочет жить – поверь моему опыту. Тебе нужно потерпеть дней пять-семь, врачи что-то нащупали, скоро будет лекарство.