Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Анисимов Сергей - Кома Кома

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Кома - Анисимов Сергей - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

– А могло как-то… Это, что у вас творится, повлиять на Дашу…

– В каком смысле? -Ну…

– «Бросить всё, уехать в Урюпинск»? – предположил сам Николай. – В смысле, у неё не выдержали от происходящего нервы, и она решила: «Ну её к чёрту, эту медицину»?

– Что-то в этом роде…

– Ты извини, что я так развязно говорю, – сказал Николай, помолчав. -Это нервное. Меня это здорово задело, с Дашей. Я ведь даже забыл, что её фамилия Берестова, – всё Даша, да Даша. А про такую возможность забудь -она бы так никогда не поступила. За три двести в месяц пахать, как здесь люди пашут – это нужно полностью повёрнутым на медицине быть. Если ты, конечно, не теневой олигарх и всё такое.

– Не олигарх, – угрюмо подтвердил Артём, и вдруг спохватился. -Слушай, мы всё тут разговариваем и разговариваем, а делать-то что надо? Надо же искать как-то, никто же кроме нас этот не сделает! Родители только. Отец вот третий день по подругам ищет, как я ему под утро позвонил спросить…

– Вы не ссорились?

– Нет, что ты.

– Знаешь, – посоветовал Николай, спрыгивая с подоконника. – На утренней конференции одни врачи были. Про сестёр профессор упомянул, конечно, но кто знает, старшая медсестра могла прослушать, или переложить на других. Давай-ка, пройдись по отделению, – здесь несколько постов, плюс процедурная и отдельные службы с техничками, – да и буфетчицы всякие тоже. У них языки длинные, может чего и скажут. Э-э-э, надо по графику посмотреть, кто тогда дежурил. Да? Пошли, я покажу. В пятницу на 1-м посту – Лена точно, но её сегодня нет. А ночью – девочка-студентка, я даже не знаю, как её зовут.

Николаю показалось, что парень вроде бы опять обрадовался: хоть что-то можно делать, тратить силы, – а не сидеть в ожидании непонятно чего. Утром прозвучала фраза, что сёстрам уже звонили, но он то ли забыл это, то ли предпочёл перестраховаться.

У сестринского поста на пересечении больничных коридоров Артём был вручён медсестре Вале, – идеалу, по мнению Николая, палатной сестры. При росте в полтора метра Валя тащила на себе всё, до чего могла дотянуться, вытаскивая каторжным трудом собственного ребёнка и придурка-мужа, считающего себя великим гитаристом, и потому не работающего. Николай на самом деле не слишком-то много про неё знал, но этого хватало, чтобы относиться к ней почти как к настоящей, а не только медицинской сестре. В самом начале интернатуры свежеиспечённого врача Ляхина, ранней осенью, когда девушки в Петербурге одеваются ещё так, что мужчины легче переносили бы, если бы они ходили совсем голые, Валя попала под дождь и вернулась на отделение просохнуть. Её прозрачная блузка под дождём превратилась в нечто просто останавливающее дыхание, и Николай отдал ей на день свою ветровку – непрозрачно-бордового цвета. С тех пор их отношения приобрели чуть ли не нежность, хотя оба ни разу не позволили себе ничего лишнего. О последнем он иногда жалел.

Валя клятвенно пообещала Николаю Олеговичу, что всё сделает, отведёт «бедного парня» к старшей, проведёт по санитаркам и буфетчицам, и потом поможет найти его самого на отделении.

– Я у больных, – сказал Николай уже в спину уходящих: Валя целеустремлённо, как муравей гусеницу, тащила здоровенного Артёма по коридору.

Он действительно пошёл к остальным своим больным, но размышлял при этом, нужно ли говорить пусть человеку в беде, но всё же впервые встреченному, об остальном – то есть о драке в ординаторской. Взятый из сумки ключ лежал у Николая в кармане свежеотглаженного халата. Пролежавший двое суток на её дне, теперь он жёг ему руку. Имеет ли это какое-то значение для того, что случилось или могло случиться с Дашей? Имеет ли это какое-то значение вообще? К тому времени, когда тот придурок начал ковыряться в замке, то есть когда Ольга Андреевна досмотрела телевизор и ушла, а он ходил то к процедурному кабинету, то к туалету с больным, Даша давно должна была уйти. Да и вообще, уходить домой, по словам Савельевой, она собиралась в обычное время – ближе к пяти часам вечера. Может, чуть раньше, скажем, в 4.30, потому что была пятница. Сам он в этот время давил спину кого-то из радикулитных больных, и видеть её ухода не мог, но никому же не приходит в голову следить за всеми. На отделении много чего поменялось за последние три или четыре года, с тех пор как они начали ходить сюда студентами, но пропускную систему с пробиванием карточек здесь пока не наладили, и вроде не собирались. Есть ещё гардеробщицы, и сразу в двух местах – со «студенческого» входа, и с «больничного». Врачи гардеробом, разумеется, не пользуются, но зато проходят мимо. Надо будет сказать Артёму и об этом – хоть что-то умное пришло в голову.

Снова больные. Язвенник Лобов опять заговорил о выписке, и на этот раз ему можно было выдать хотя бы приблизительные числа. Выписка выздоровевшего, оформление связанных с этим многочисленных бумаг, выстукиваемых на раздолбанной клавиатуре устаревшего на годы «общего» компьютера, или печатной машинки в кабинете старшей медсестры – всё это было итогом врачебной работы. Или должно было быть, – если ему будет продолжать везти. Пока гуляющая по отделению смерть обходила Николаевых больных, всё-таки по масштабам это не была настоящая эпидемия, – но относить это к своему медицинскому таланту было бы наивно. Наивность же, как Николаю казалось, он потерял давно, как и многие другие бесполезные качества.

Дойдя по пунктирной цепочке палат до «семёрки», и обменявшись парой слов с Ульяной, сидящей у постели потной, румяной, не мигая глядящей в потолок женщины, Николай ненадолго приостановился у входа. Как это тогда выглядело: парень с пакетом сунулся в палату с номером «7», а потом в «7А»? Или наоборот?

Негромко стукнув в дверь, и нацепив на лицо спокойную докторскую улыбку, он толкнул дверь и вошёл.

– Здравствуйте!

В «обычной» повседневной жизни, вне больницы, Николай предпочитал говорить «добрый день», но собственно больным это могло показаться обидным, поэтому на работе он говорил всё же «здравствуйте». Привычка к этому у него, похоже, уже сформировалась полностью, и неудобства не вызывала.

Женщины нестройно ответили, отрываясь от своих немудрёных дел: телевизор, книжка в бумажной обложке, вязание. В палате было бы уютно, если бы не неистребимый запах больного тела, лекарств, и больничной еды.

– Скажите, пожалуйста, к кому здесь приходит такой молодой человек -среднего роста, крепкий, волосы тёмные?

– А это Вы к нам пришли, доктор!

Женщина помоложе остальных сказала это настолько кокетливым тоном, что засмеялись все, включая самого Николая.

– Нет, про себя я бы не спросил, – я ещё не настолько заработался.

– А кто тогда?

Ему пришлось развести руками. Ну как можно ответить на подобный вопрос?

– А я, собственно, и пришёл у Вас спросить: кто? Мне с ним нужно побеседовать, а найти не могу. Он в ту пятницу в последний раз, вроде бы, приходил. Принёс кому-то пакет с персиками, газетами, ещё чем-то. Помните такого?

– Не-е… – Несколько женщин отрицательно покачали головами, остальные просто молча слушали, – что будет дальше.

– Ну нет, так нет. Извините.

– Пожалуйста-пожалуйста, всегда рады… – это снова была та же женщина моложе других. Такой характер никакая болезнь не изменит. Николай улыбнулся опять, хотя и без души, просто изогнув губы. «Ну, значит другая палата».

В «7А», однако, повторилась та же история – такого посетителя никто не припомнил, хотя он дополнил описание и упоминанием костюма, и синих бахил. Одна из женщин начала рассказывать про своего младшего сына, который приходил как раз в пятницу, и фрукты приносил, – но тому было 17 лет, и костюм он сроду не надевал. Может Николай Олегович перепутал?

«Может», – задумчиво ответил он, и, попрощавшись, вышел. Что бы это значило? Конспиративный заговор, имеющий целью доказать ему, что он полный придурок? Или просто розыгрыш? Если бы парень в костюме оказался обычным посетителем, вежливо навестившим больную тёщу, и не имеющим ровно никакого отношения к ночной битве за сейф – это было бы вполне нормально. Ну, перепутал, бывает. Собственно, он никогда и не предполагал, что это был один и тот же человек, – так, что-то общее. Но почему его никто не запомнил? Николай начал сомневаться, не спутал ли он палаты, – скажем, на «6» и «6А», такие тоже на отделении имелись. Посмотрев на номера, выписанные на дверях красным цветом, он задумался уж совсем крепко – палаты совершенно точно были те самые, хотя бы по их расположению в коридоре.