ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход - Тэхкэ Вейкко - Страница 47

Поэтому нервым шагом на пути к выходу из сложившегося застоя в психоаналитическом лечении было бы полное осознание того факта, что, являясь решающими в невротической патологии, подавленные эдиповы конфликты не играют центральной роли в психопатологии вообще, как сознательно или несознательно склонна подчеркивать психоаналитическая традиция из почтения к труду жизни Фрейда. Это понимание неизбежно приведет к переоценке пользы техник, которые были разработаны для осознания и разрешения подавленных эдиповых проблем и их повторения в неврозе переноса, для применения их к ранним задержкам и искажениям структурализации психики и продолжению недостаточно дифференцированных процессов взаимодействий в данных терапевтических отношениях.

Клинический опыт работы с пограничными и психотическими пациентами показывает, что их недостаточно развитые структуры обычно не позволяют самостоятельно контролировать регресс и, следовательно, делают их неспособными извлекать пользу из таких способствующих регрессу процедур классической техники, как метод свободных ассоциаций, положение лежа или визуальная недоступность аналитика. Недостаток дифференцирован-ности и интеграции индивидуальных репрезентаций объекта и Собственного Я не позволяют развитие терапевтичес-кого альянса отдельно от фазово-специфического (phase-specific) продолжения задержанных в ранний период развития взаимодействий. Крайняя зависимость этих взаимодействий от объекта как замены нехватающих структур, делает невозможным для этих пациентов отказаться от детского объекта с помощью интерпретаций переноса и их проработки.

Поэтому похоже, что многие основные процедуры и особенности классической техники могут быть или бесполезны, или опасны, или не применимы в терапевтических взаимодействиях с пациентами, страдающими более серьезными нарушениями, чем невроз. Следовательно, очевидно то, что психоаналитические техники, специфичные для их уровня нарушений, должны быть разработаны и оценены.

Здесь возникнут уместные вопросы. Во-первых, существует ли достаточно полезная психоаналитическая информация о до-эдиповом развитии психики, которая позволит в нужной мере понять условия, приводящие к задержкам и искажениям в личности и дифференциации репрезентаций объекта и Собственного Я? Во-вторых, есть ли у нас достаточный опыт и средства для использования этого знания о раннем развитии и его нарушениях, чтобы быть способными установить и правильно понять индивидуальное фазово-специфическое нарушение, когда оно проявится в психоаналитических отношениях? И, наконец, достаточно ли у нас знаний и опыта, чтобы определить, что является специфически целебным (т. е. специфически запускающим процессы развития в пациенте и способствующим им) в терапевтических взаимодействиях с пациентами, репрезентирующими разные уровни структурализации, чтобы иметь возможность на этой основе разработать максимально дифференцированные и утонченные методы лечения?

В случае утвердительного ответа на эти вопросы, важным новым техникам должно быть отведено заслуженное место в психоаналитическом лечении. Если под психоаналитическим лечением понимаются приемы установленных психоаналитических знаний, которые способствуют максимальной реактивации задержанного роста личности пациента, то очевидно, что техники, основанные на психоаналитической психологии развития и являющиеся фазово-специфически адекватными и эффективными, должны быть включены в общее понятие психоаналитического лечения. Это поможет встраиванию психоаналитического лечения в процесс развития, в котором пациент с его потенциалом и дефектами развития может быть фазово-специфически понят и принят.

В частях II и III этой книги сделана попытка обрисовать общие принципы такого фазово-специфического понимания и его применения в лечении пациентов с разными уровнями структурализации и объектной привязанности. Многие затронутые терапевтические взаимодействия и техники могут рассматриваться как психотерапевтические, а не психоаналитические. Однако я все же предлагаю, чтобы при использовании в случаях, где, как доказано, они способствуют развитию и основаны на фазово-специфическом подходе в установившейся психоаналитической теории развития, они должны рассматриваться как важные элементы целостного психоаналитического лечения, в котором классическая техника является передовой прочно установившейся частью для лечения прежде всего невротических пациентов.

Глава 7. Психика аналитика как источник знания

Психика аналитика – единственный для него источник знания (о пациенте). Это так, даже когда он наблюдает пациента как принадлежащего к внешнему миру. Процессы сенсорного восприятия становятся осмысленными и информативными через их психическое представление в виде ощущений, восприятий, мнемических регистрации, чувств и образов, отражающих образующий психику потенциал человека, и порождают субъективные переживания, которые на всем протяжении жизни остаются единственной информацией как о внешнем, так и о внутреннем мире, имеющейся в его распоряжении. Такое положение дел обуславливает субъективность всех его восприятий и откликов во взаимодействиях между его Собственным Я и объектным миром. В естественных науках предпринимаются попытки минимизировать эту субъективность путем использования измерительных механизмов в работе наблюдателя с предметом наблюдения, а также путем проведения экспериментов, результат которых не зависит от мотивацион-ного состояния наблюдателя. Однако для того чтобы результаты даже таких измерений и экспериментов стали человеческим знанием, они должны быть зарегистрированы и оценены как интерпретации и события в психике наблюдателя.

Таким образом, хотя считается, что использование собственной психики в качестве источника информации характерно для метода «участвующего наблюдения», используемого только определенными школами психологии, естествоиспытатель не менее зависим от своей психики как инструмента исследования, чем психоаналитик. Естествоиспытатель пытается, насколько это возможно, исключить из наблюдаемого и оцениваемого процесса те области своего психического мира переживаний, которые включают в себя личные и вообще человеческие мотивы и смыслы, угрожающие оживить, или антропоморфизиро-вать неодушевленные или нечеловеческие объекты наблюдения, а также заразить их различными личными и общими оценками.»

Селективное и ограничительное использование потенциальных возможностей опыта человеческой психики оказалось пригодным для сбора полезного и прочного знания о неодушевленных и нечеловеческих объектах и феноменах, однако те же самые ограничения утрачивают свою адекватность, когда предметом исследования становится психический мир переживаний человеческого индивида. Неудача осознания того, что приобретение полезного знания от различных предметов и областей наблюдения требует использования разных областей эмпирических способностей человека, привела к тенденции рассматривать естественные дисциплины как единственных представителей подлинной науки или к метатеоретическим попыткам проведения различия между разными видами научного знания.

Наблюдение другого человека означает наблюдение его в частном мире его переживаний, куда наблюдатель входит как некто, воспринимаемый как принадлежащий к внешнему миру. Психологические школы, находясь под впечатлением на вид точной и беспристрастной природы результатов и методов естественных наук, пытаются имитировать подходы и принципы точных наук в наблюдении и исследовании этого незваного гостя (наблюдателя) в соответствии с их пониманием психического мира переживаний. Соответственно считаются полезными лишь те полученные психикой наблюдателя данные, которые представляют собой восприятия и регистрации измеримых и экспериментально проверяемых бихевиоральных данных о субъекте. Внутренние послания, отражающие объектно-поисковые и реагирующие на объект реакции на другого человека, либо игнорируются, либо отвергаются от осознания наблюдателем как ненаучные и вводящие в заблуждение своей субъективностью.