Копье милосердия - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 35

О тайном браке сына королю Cигизмунду I Старому и королеве Боне Сфорца сообщил двоюродный брат Барбары, Николай Черный. Он получил в Вене от императора Карла V княжеский титул для своего рода, и теперь княжна Барбара Радзивилл не уступала в знатности королевской бабке, Софье Холщанской, на которой когда-то женился дед Сигизмунда, король Ягайло. Однако разгневанный старый правитель разослал письма к панам, запрещая признавать брак, «позорящий Корону». Но пока депеши дошли до адресатов, Сигизмунд I умер.

Став полноправным правителем двух государств, первое, что сделал Сигизмунд II Август, — представил двору Барбару как свою жену. Магнаты Польши возроптали. На сейме вся палата депутатов на коленях умоляла короля развестись с женой. На что Сигизмунд ответил: «То, что свершилось, переменить нельзя. Я дал слово быть верным супруге и не нарушу его, пока Господь Бог будет оберегать меня на этом свете. Слово чести для меня дороже, чем все государства мира».

1 декабря 1550 года состоялась коронация Барбары. Король торжественно объявил: «Барбара — моя жена. Знайте, что никакая сила на свете этот союз разорвать не в силах». А вот ответная речь молодой королевы поразила всех: «К другой короне меня Небесный Король зовет. Просите, чтобы этот земной скипетр он на пальму небесную заменил, а милого моего мужа после смерти моей в отчаянии и горе приласкал». Вскоре откроется пророческий смысл этих слов — Барбаре в статусе королевы судьба отвела всего пять месяцев жизни; она сошла с престола на смертное ложе.

Уже через два месяца после коронации первую красавицу королевства нельзя было узнать. Вскоре королевская стража схватила шляхтянку из окружения королевы-матери, которую обвинили в колдовстве. Пытками добились от нее признания в том, что она должна была с помощью злых чар свести Барбару со свету. Колдунью приговорили к повешению, а молодая королева вскоре слегла. Молва винила во всем венценосную свекровь, владевшую привычными для итальянской знати секретами ядов. Известно даже имя аптекаря, Людвига Монти, приготовившего снадобье, которым под видом лекарства медленно сводили в могилу Барбару.

После скандала с колдуньей Бона Сфорца удалилась на родину, в Милан, перед этим забрав государственную казну, а Барбара 8 мая 1551 года умерла. Ей шел всего тридцать первый год.

Сигизмунд две недели провел у гроба в слезах и молитвах, не позволяя провести похороны. По традиции тело Барбары должны были поместить в усыпальницу польских королей в краковском Вавеле, но Сигизмунд приказал похоронить ее в Вильне: «Не приняли, не полюбили ее здесь при жизни — не оставлю тут и мертвой».

Сигизмунд продолжал любить Барбару всю оставшуюся жизнь. И был готов на все, чтобы еще хоть раз увидеть любимую. Однажды ко двору вызвали знаменитого алхимика и колдуна Твардовского. Он обещал устроить встречу короля с умершей при помощи зеркал. На одном из них выгравировали Барбару в полный рост в белом одеянии. Алхимик поставил королю условие — к призраку нельзя прикасаться ни в коем случае.

Спиритический сеанс провели в Несвижском замке, резиденции Николая Радзивилла Черного. В полночь в полутемном зале неожиданно раздался мелодичный звон, и из зеркала вышла Барбара в подвенечном наряде.

«Басенька!» — вскричал король и, забыв о предупреждении, бросился к ней. Грохнул взрыв, по залу пошел трупный запах, и призрак, почернев, со стонами растворился в воздухе. И с тех пор душа Барбары обречена вечно скитаться по Земле неприкаянной.

Уже более 400 лет призрак Черной Панны появляется в Несвижском замке ровно в полночь, со стоном и плачем обходит залы и башню, а в четверть пятого исчезает в подземных ходах. Людей она не трогает, но если покажется кому-то на глаза — жди беды».

— Доволен? — спросил Альфред, когда Глеб отодвинулся от компьютера.

— Более чем… — рассеянно ответил Тихомиров-младший.

— Здесь еще не все сказано…

— Ты о чем?

— Во-первых, касательно этого колдуна и алхимика Твардовского. Я раскопал, что это не выдуманный персонаж, а реальное историческое лицо. В свое время Адам Мицкевич писал, что, по легенде, Твардовский продал душу дьяволу с условием, что тот заберет ее, если он умрет в Риме. Поэтому алхимик избегал поездок в Рим. И что ты думаешь? Смерть настигла Твардовского в корчме под вывеской «Roma».

— А что во-вторых?

— По преданию, своим появлением призрак Барбары предупреждает о грядущих бедах. Последний раз ее видели в Несвиже как раз накануне сильного пожара 2002 года, когда сгорела большая часть дворца. Я вычитал, что с середины восемнадцатого века Черная Панна стала блюстительницей нравов. Она начала следить за поведением молодых красивых девушек и женщин. Если те позволяли себе прийти на бал в очень откровенных нарядах, Черная Панна появлялась перед ними в темных переулках и коридорах и пугала их до полусмерти. Но у нее есть, если так можно выразиться, две ипостаси. Обычно она появляется в черном одеянии в знак траура по своей загубленной жизни и любви. Но бывают исключения. Очень неприятные исключения. Некоторые видели ее в красивом наряде, достойном королевы. И все эти господа плохо кончили. Первый из них, кому показалась Барбара в бальном платье, попал на дыбу. Это исторический факт.

Глеб подумал: «Все сходится. Старые искатели приключений на свое заднее место поперлись в Несвиж откапывать мифическое Копье Милосердия. И, похоже, торчат в подземелье Несвижского замка, где их и завалило. Потому-то призрак пани Барбары и явился ко мне в спальню с немым призывом: «Забери этих старых богохульников, которые нарушают мой покой! Иначе будет им худо». А что касается перемен в ее одежде, то это уже точно домыслы. Все, пора сваливать! Я узнал все, что мне нужно».

— Спасибо, дружище! — Глеб с жаром пожал руку Курочкину. — Я твой должник. Ежели тебе понадобится эксперт по части антиквариата — милости прошу. Все, бывай, извини, спешу…

И с этими словами, не дав Альфреду даже рта открыть, он выскочил за дверь. Тихомиров-младший точно знал, о чем на прощанье поведет речь его школьный приятель-сквалыга — об оплате его услуги. Глебу было известно, что Курочкин и с женой расстался только потому, что считал ее нахлебницей и требовал, чтобы она каждодневно отчитывалась за каждую потраченную копейку. Однако платить Альфреду за «консультацию» он и не собирался — из принципа.

«Ты, Цыпа, должен мне как минимум десять «косых» американскими тугриками за то, что списывал у меня домашние задания, — посмеиваясь, думал Глеб. — А уж сколько раз я спасал твою хитрую физиономию от кулаков дворовых пацанов, это не поддается учету. Так что мы с тобой, кореш, квиты. Пардон! — спохватился Глеб; вдруг еще придется консультироваться у Курочкина насчет какой-нибудь нечисти. — Почти квиты».

Цыпой прозвали Альфреда в школе; почти до десятого класса он носил старый кургузый пиджачок и короткие — по щиколотки — брюки, напоминая своим видом длинношеего общипанного цыпленка.

По дороге домой Глеба начали одолевать сомнения. «А что, если мое видение — бред сивой кобылы? Батя с паном доктором разговаривали насчет Несвижского замка, вот мне и привиделась Черная Панна. Конечно, доселе мне не приходилось встречать ее портреты (что, кстати, странно; исторический персонаж ведь незаурядный), но человеческая психика и не такие сюрпризы преподносит. Может быть, может быть… Нет, все-таки надо еще поискать в отцовском кабинете! Возможно, я не заметил его записку. Ну не мог он, не мог уехать к черту на кулички, не поставив меня в известность!»

Откуда выскочил бомж, Глеб так и не понял. Он вдавил педаль тормоза до отказа, однако было поздно. Удар оказался несильным, но все равно бомжа бросило на капот, откуда он благополучно сполз на асфальт. Ошеломленный Глеб вылез из машины, подбежал к бомжу и присел, чтобы разобраться, насколько сильно тому досталось и вообще жив ли он. Крови Глеб не заметил, это уже легче, но все равно бомж не подавал признаков жизни, лежал в полной отключке.

Глеб не без душевного трепета приложил два пальца к грязной шее бомжа, чтобы послушать пульс, и тут пострадавший открыл глаза, гнусно осклабился, показав желтые кривые зубы, и сказал абсолютно нормальным голосом, в котором прозвучали издевательские нотки: