В цель Канонир из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 12

– Вот что, Юрий, прошу тебя – смени одежду. Твоя уж очень бросается в глаза. Я дам тебе слугу, он поможет выбрать ее на базаре.

Хм, об этом я не подумал. Вместе со слугой – смышленым подростком, мы пошли на базар. Я купил восточную рубашку свободного покроя, ярко-синие шаровары, расшитый халат, тюбетейку и что самое смешное – туфли из кожи с загнутыми носами.

Когда я заявился в таком виде на корабль, вахтенный матрос меня не сразу признал и не хотел пускать на судно, а команда потом хихикала в кулак при встрече со мной. Зато на улицах Стамбула меня принимали за своего и не обращали на меня никакого внимания.

Каждый день я оперировал, проводя две, а то и три операции, за исключением пятницы. У мусульман это был священный день, когда всякие работы воспрещались.

Прошел месяц, мне удалось сколотить изрядную сумму серебром. Одно беспокоило – купцы заканчивали продавать товар. Вскоре закупят местные товары, и – в обратный путь. Торговля у купцов шла бойко, и они уже мысленно прикидывали прибыль. У меня же ситуация была с точностью до наоборот. С каждым днем больных становилось больше, а с ними – и денег. Я не был ограничен в выборе, брался за все, кроме уж совсем безнадежных случаев.

Слава Джафара росла как на дрожжах, и он ходил, плотоядно потирая руки. За месяц, что мы стояли в Стамбуле, его состояние выросло, и я предполагаю, значительно больше моего – если уж у меня было полмешка серебра.

«Может, вложить деньги в товар да выгодно продать потом на Руси?» – мелькала мысль. Но я ее отгонял – ну нет у меня торгашеской хватки, прогорю и останусь ни с чем. Нет уж, лучше вернусь с серебром. Дом свой можно будет купить в другом городе – побольше, чем Муром, например в Пскове или Новгороде, а может, и в Твери. В Рязань мне дорога закрыта. А Москва с ее Александровской слободой – самое сердце опричнины, – так туда соваться и вовсе не след.

А в один из дней случилось необычное – у дома Джафара прозвучал и стих цокот копыт. Слуга пошел открывать и вернулся, причем шел странно – спиной вперед, подобострастно сгибаясь в поклоне. Увидев гостя – толстого и низкого турка в феске с густыми усами, Джафар чуть не перевернул пиалу с чаем, опрометью кинулся во двор, склонился в глубоком поклоне и проводил гостя в дом. Кто это такой, я не знал, и о чем шла беседа, мне было неведомо.

Дверь вдруг резко распахнулась, и быстрой походкой вошел Джафар. Это было что-то новенькое – обычно он ходил степенно, торопиться было не в его стиле. Почти с порога он стал ныть и заламывать руки:

– Я так и знал, что этим все кончится, видно, Всевышний отвернулся от меня, а все ты! – Он показал пальцем в мою сторону.

– Да что случилось, объясни.

– Ты знаешь, кто посетил мой скромный дом? Сам каймакам!

– А кто это?

– Неверный, ты не слышал имени помощника великого визиря, самого досточтимого Мехмеда Соколлу?

– Нет, не слышал.

– О горе мне, работал себе спокойно, лечил больных, пусть и не таких сложных. И вдруг появляешься ты на мою голову.

– Да что случилось, Джафар?

– Нам отрубят головы, я уже чувствую на своей шее саблю палача.

– Джафар, хватит плакаться, скажи – в чем дело?

– У дочери самого великого визиря болит живот, уже второй день, и ей становится все хуже.

Придворный лекарь помочь не смог, и утром его посадили на кол. Каймакам, наслышанный о моем умении по разговорам среди придворных, предложил визирю испытать меня. Горе мне, горе! – чуть не завыл в голос Джафар.

– Так в чем беда, Джафар? Едем!

– Ты что, не понимаешь? Если дочь визиря умрет, нам отрубят головы!

– А если ты откажешься, тебя просто повесят. Что предпочитаешь?

Глаза Джафара округлились от ужаса, он схватился за шею, как будто почувствовал прикосновение веревки палача у виселицы.

– Да, ты прав, надо поехать. Вдруг Аллах снизойдет и поможет.

Джафар побежал во внутренние покои, и вскоре турецкий чиновник вышел, сопровождаемый угодливо согнутым хозяином. Когда он вернулся, в доме поднялась суета, и вскоре Джафар предстал передо мной, переодетый в нарядные одежды. На голове красная феска, шитый золотом халат, из-под халата выглядывала расшитая орнаментом рубашка, широкие шаровары едва не закрывали короткие голенища красных сафьяновых сапог с загнутыми по восточной моде носами. Я по сравнению с Джафаром выглядел как серый воробей рядом с павлином.

Мы вышли из дома. Я нес в руке свои инструменты в кожаном мешке. Со стороны мы выглядели как хозяин и слуга.

У входа во дворец великого визиря нас остановила стража из янычар. Здоровенные бугаи, обнаженные по пояс, с саблями наголо, преградили нам путь.

– Мы по приглашению великого визиря, да продлит Аллах его годы.

Янычары продолжали стоять с непроницаемыми лицами, но из ворот вышел невзрачного вида турок в ярких одеждах, спросил о цели визита.

Джафар важно представился:

– Лекарь Джафар-оглы, по приглашению самого визиря к больной дочери.

Нас провели во двор, и не успел я как следует разглядеть красоту дворца, завели внутрь. Шли быстро, запутанными коридорами. Ей-богу, я засомневался, что в одиночку, без сопровождения слуг смогу найти дорогу назад.

Наконец слуга остановился перед высокими двустворчатыми резными дверями из черного эбенового дерева. Впечатляет! Слуга постучал и, дождавшись ответа, жестом пригласил войти. Сам же остался в коридоре.

Мы попали в большую прихожую, из которой вели еще три двери. Джафар застыл, не зная, куда идти. Навстречу нам в парандже вышла служанка, подозвала.

Мы прошли и оказались в большой комнате, можно сказать – в зале. Громадный ковер закрывал весь пол. В центре комнаты стояла большая кровать под балдахином, прикрытая со всех сторон кисеей. Мы двинулись к кровати, но меня остановили.

– Пусть лекарь осмотрит больную, а слуга пусть подождет здесь.

Я чуть не засмеялся и встал у дверей.

Джафар запаниковал:

– Нет, пусть он тоже подойдет, у него инструменты.

Мне махнули рукой и дозволили подойти.

Сначала девушку осмотрел Джафар, потом я. Язык суховат, пульс частит, живот напряжен. При ощупывании живота налицо явные признаки аппендицита.

Надо оперировать, не приведи господи, прорвется – случится перитонит, говоря простым языком – нагноение брюшины, тогда девица умрет, а нам отрубят головы.

– Надо делать операцию, – сказал я Джафару. – Тянуть нельзя – прямо сегодня, сейчас.

– Может, завтра? – Джафар потер шею.

Я понял его уловку – не иначе сбежать из города решил, оставив меня расхлебывать кашу.

– Нет, сегодня, прямо сейчас. Спроси визиря, дает ли он согласие.

Джафар переговорил со служанкой, и та вышла из комнаты. Когда распахивалась дверь, я заметил вставших по бокам от двери вооруженных янычар. Похоже, уйти сейчас уже не получится.

Вскоре служанка вернулась, и нас вывели в коридор. Нас ожидал каймакам. Ему вход на женскую половину был закрыт. Мы склонились в поклоне. Помощник визиря вымолвил:

– Великий визирь дает согласие на операцию, если она спасет его дочь. Если дочь умрет, вы умрете вместе с ней. – Джафар побледнел, на лбу его выступил пот. Каймакам продолжил: – Что требуется?

Джафар молчал, оглушенный известием о возможной смерти. Тогда ответил я:

– Стол, куда бы можно было положить дочь великого визиря, теплая вода, ткань для перевязки.

– Все будет исполнено.

Вскоре служанки занесли в комнату все, что я просил. Они же перенесли дочь визиря на стол.

Я дал ей настойку опия. Пока лекарство начинало действовать, я разложил инструменты, и мы с Джафаром вымыли руки. Ну что же, надо приступать.

Я мысленно прочел короткую молитву и сделал первый разрез.

У Джафара мелко дрожали пальцы, и я беспокоился за него. Операцию я выполню сам, но вдруг он грохнется в обморок? Но нет, забегая вперед, должен отметить, что собрался-таки Джафар, даже помогал мне.

Операция прошла на удивление легко, без сучка и задоринки. Только вытаскивая из живота аппендикс, я заметил, что он на моих глазах лопнул. Какая удача! Если бы это произошло в брюшной полости, гнойный перитонит был бы обеспечен. Я с легким сердцем ушил ткани.