Королевские камни (СИ) - Демина Карина - Страница 46

Райдо уткнулся носом в раскрытую ладонь.

— Я сказал, что если она примет мое предложение, то… он будет жить. Откажется, и я найду законный способ свернуть ему шею.

— Она согласилась?

— Нет.

Ладонь дрожала.

От отвращения? И надо полагать, он заслужил это отвращение, вот только не знает, как дальше быть.

— Она убежала, а я… я помню, что набрался… и отправился в клуб… и там громко, чтобы слышали все, начал рассказывать, что бывшая моя невеста… я высмеивал уже ее, знал, что донесут. И что этого он точно не оставит. Вызов пришел на утро.

Белая картонка, нервный почерк.

Место.

Время.

И шальная радость, что вот теперь Райдо всем покажет, кто настоящий мужчина.

— Я никому не сказал. Знал, что остановят. И из дому сбегал… он меня ждал. И в глаза глядя, заявил, что я подлец и скотина. К слову, истинную правду сказал. А я обиделся. Принято говорить, что на правду не обижаются, но это ложь. Правда обижает, если ты не готов ее признать. Я признать правду готов не был.

— Вы дрались?

— Если избиение можно назвать дракой, то да. Я все ждал, когда он ляжет, попросит пощады, а этот щенок… не щенок, мы одного возраста, но он был таким… мелким… он вставал снова и снова… но и он не был бессмертен.

— Ты его убил?

— Нет, — Райдо покачал головой и языком тронул зубы.

Казалось, скрипит на них тот белый прибрежный песок. И вкус крови ощущается явно, сладковатой, терпкой.

— Убил бы, но меня остановили. Братьям все же донесли о дуэли. Правда, искалечить я его успел.

Как есть песок, белый — белый.

И красная кровь.

Сухопарый зверь лежит на боку. И бок этот разодран. Чешуя клочьями, она была мягкой, эта чешуя, и рвалась легко. Зверь еще дышит, и это видится Райдо в высшей степени несправедливым.

Он должен был издохнуть.

— Придурок! — брат орет, трясет за плечи и, отчаявшись доораться, отвешивает затрещину. Но красная пелена не спадает. — Ты понимаешь, что натворил?

То, что следовало бы сделать сразу.

Теперь она увидит, что зря связалась с этим ничтожеством. Зачем нужен супруг, который не способен защитить семью? А этот не способен…

— Формально я был в своем праве. Всего?то принял вызов. Но все вокруг знали, как я этого вызова добился… не скандал, нет, но почти. Слухи. Сплетни. Матушка слегла с мигренью… ей было за меня стыдно. Не только ей, но я не понимал, что именно сделал не так. То есть, мне объясняли, не раз и не два, а я все равно не понимал. И ждал, когда она придет… цветы послал с извинениями за грубость. Она пришла с этими самыми цветами. И этим букетом меня отхлестала. Сказала, что я чудовище. Что она скорее умрет, чем выйдет за меня, что он… он все равно лучше в сотни, в тысячи раз. И она его не бросит. Не бросила. Говорили, что он уже не встанет с постели, но она не бросила.

— И как…

— Она его подняла. Я так думаю. Или он встал ради нее… тогда?то всем было очевидно, что он почти и не жилец. И думаю, со — родичи пытались отговорить ее от этого брака. Расторгнуть договор. Но она отказалась. Она была удивительно сильной женщиной… хотя и хрупкой…

— Как хрустальная рюмка?

— Мы же, вроде, на вазу договорились?

Ийлэ смотрит серьезно, спокойно. И знает, что история не окончена, но и услышанного довольно, чтобы уйти. А она не уходит. И Райдо понятия не имеет, чем заслужил ее доверие.

— Если ты думаешь, что после ухода ее я вдруг прозрел, то ошибаешься… напротив, я преисполнился уверенности, что весь мир — полное дерьмо… ударился в загул и, наверное, натворил бы глупостей, но отец отослал на границу. Сказал, что раз уж у меня в жопе сила гуляет, то надо найти ей применение, чтоб на пользу роду была, а не во вред. Вот и служил я… пил, в картишки играл, по шлюхам ходил. И на жизнь жаловался. Почему?то такие, обиженные ублюдки, как я, очень любят кому?то на жизнь пожаловаться. А через пару лет моего младшего братца искалечили в драке…

Райдо замолчал.

Страшно тревожить эту память, потому что за ней слишком много всего.

Гнев. Боль.

Бессилие.

— Кейрен — особый… он младшенький. Самый слабый. Самый светлый из нас. И самый невезучий. Он вечно во что?то влезал, но чтобы вот так… в парке на грабителей напоролся и деньги не отдал. Удар по голове и… думали сначала, что умрет. Потом, что калекой останется. А как по мне, так лучше умереть… тогда я и очнулся. Это было… как ведро ледяной воды на голову. Я вдруг увидел и Кейрена, и себя… и того… не важно, главное, я вдруг понял, что это — наказание. От судьбы ли, от предвечной Жилы… но она, говорят, милосердна к своим детям. Я тогда все думал, что если наказывать, то меня… его?то за что трогать? Совсем ведь ребенок… а потом… если бы я напоролся, я бы так ничего и не понял. Решил бы, что опять мне не повезло… издох бы тихо, потому как слабый…

— Ты не слабый.

— Теперь? Возможно. Но случись со мной тогда то, что произошло сейчас, я бы сдался. Лег бы тихонько и издох всем на радость.

— Твой брат…

— Встал на ноги. И школу закончил, хотя родители были против. Служит сейчас в полиции… в армию хотел, но тут уж его не пустили. Оно и верно. Кейрен у нас слишком нежный для армии. А в полиции его ценят. Дядя говорит, что он талантливый. Бестолковый только. И невезучий. Но про это я, кажется, уже говорил.

И все?таки жаль, что она разучилась улыбаться.

Ей пошла бы улыбка.

— Вот такая поучительная история получилась, — Райдо встал. — Месть ничего не дает. И к справедливости никакого отношения не имеет…

— Тот твой… соперник. Вы встречались?

— Нет. Потом, после той истории с Кейреном, я написал письмо. Просил прощения. Тогда я готов был сделать что угодно, лишь бы у младшенького появился шанс… и казалось, если примирюсь… но мне пришла записка, что мои извинения приняты. Наверное, это большее, на что я мог рассчитывать. Ведь и вправду, не на совместный же обед по случаю примирения мне рассчитывать…

Он вздохнул и поднялся. Пора было заканчивать с этим вечером нежданных воспоминаний и ненужных откровений.

— Видишь ли… позже, когда я пытался поговорить с кем?то… тошно было, надеялся, что если выговорюсь, то полегчает. Так вот, мой старший братец сказал, что все нормально, что… возраст у меня такой был. Кровь кипела. Силы?то много, вот и кипела… проявление такое… и вроде как чем больше силы, тем ближе грань. Поэтому Высших и учат контролировать себя едва ли не с пеленок. Во мне?то их крови капля, но вот… проявилась. Так он считал.

— Ты иначе?

— Я… нет, в его словах была своя правда. Живое железо сказывается, но… понимаешь, многое можно списать на него. Или на кого?то кроме, сказать себе, что, мол, нет моей вины. Обстоятельства такие. Только все это хрень полная. В разных обстоятельствах можно человеком остаться. Фигурально выражаясь. Или не человеком стать. Что?то я сегодня разговорился.

Райдо ущипнул себя за ухо.

А Ийлэ промолчала. Но молчание это было сосредоточенным, и ему безумно хотелось понять, о чем она думает. Спросить?

И предчувствуя вопрос, Ийлэ поднялась:

— Обед скоро.

Действительно, как можно было про обед забыть?

Глава 15

Дорогой отец,

Пишу Вам это письмо, не потому, что боюсь сказать все то, что сказать собираюсь, в глаза, но единственно из желания избежать ссоры, которая дорого обойдется нам обоим. Зная Ваш характер, равно и мой собственный, я полагаю, что в запале мы многое можем сказать друг другу, а после будем оба клясть себя за слова, вернуть которые не выйдет.

Но чувствуя Ваше недоумение, спешу заверить, что впервые за долгое время я пребываю не только в здравом уме и твердой памяти, но также в полной силе. Болезнь моя, которая прежде представлялась мне, да и не мне одному, неизлечимой, отступила. Но за то время, что я пребывал в телесной немочи, я многое успел переосмыслить и понять.

А потому решение мое, пусть и покажется Вам ныне опрометчивым, окончательно и пересмотру не подлежит. Вряд ли вас это успокоит, но Ийлэ хорошего рода, некогда не менее сильного и знатного, нежели наш. Но рода этого больше нет во многом из?за жестокости и глупости моих соотечественников. Она умна. Красива. Обаятельна. Она пережила многое, чего я не в силах исправить, пусть и желаю этого всем сердцем. Я даже не способен избавить ее от тягостных воспоминаний, но единственное, что могу дать — это защиту и свою любовь в надежде, что когда?нибудь мне ответят взаимностью.