Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович - Страница 64

Анатолий ожесточенно откашлялся, чтобы не показать свою растерянность.

— Я скажу вам правду, — проговорил он.—Я комсомолец. Мне поручили помочь Витяке стать человеком, ведь парень пропадает. Я сам попал в беду, когда был таким, как он. А чтобы помочь Витяке, сначала надо было помочь вам. Разве вы поверили бы мне на слово?

— Нет. Многие ходили, обещали, а толку? Изверилась я в людях, не стала бы тебя слушать и выгнала бы…

— Про отца я сказал Витяке случайно. Не хотел он меня слушать, а как сказал про отца, сразу переменился. Я сделал все, что мог, вернее, не я, а депутат. Теперь уж вы позаботьтесь о Витяке. Ну, не так, чтобы конфетки ему в рот совать, а по-настоящему.

— Не беспокойся, — сказала Полина, и слабая улыбка появилась на ее лице. — И постель будет, и стол будет, и все будет, как у людей. Уж я постараюсь.

— А мне верите? — спросил Анатолий, уже знавший цену первым минутам раскаяния.

— Верю, милый, верю.

— Я знаю — вы гордая, ни у кого ничего не берете. Если вы мне верите, то… возьмите пятьсот рублей, купите что надо. Недавно я большую получку получил…

Полина взяла деньги без особой охоты, сжав губы, колеблясь.

— Не согласилась бы, если бы другой предложил… Но ты не тревожься. Верну.

— Будете получать зарплату и вернете. Мне не к спеху. Только на радостях не пропейте.

Лучше не говорил бы этого Анатолий.

— На, возьми назад твои деньги, черт! — закричала Полина.

Она швырнула деньги на пол. Анатолий рассердился и на себя и на женщину. Он также закричал:

— Мать ты или не мать? Я же не для тебя, а для Витяки! А что, если опять хмельную за рулем задержат?! Навсегда простись с машиной! Я помогаю, как шофер шоферу.

Он поднял деньги с пола, взял безвольную руку Полины, положил деньги на ладонь и сжал ее пальцами.

— Извините за грубость, — сказал он. — Бывает… Зато от сердца. Не сердитесь.

— Вы простите, — сказала притихшая Полина. — Выпивала… Не с радости. Я и сама понимаю… А чтобы за баранкой — ни-ни. Что я, сама себе враг?

— Я вам помогу с Витякой, только держитесь с ним ровнее. На улицу поздно гулять не пускайте. Парень он, скажем прямо, запущенный, и исправлять его — дело совсем не легкое.

— Ну что я сделаю, если дружки у него — оторви да брось! Я не пускаю, а они под окном свистят да вызывают.

— А кто его дружки?

— Всякие. Я всех и не знаю. Про порядочных и разговора нет. А есть такие, как Пашка Лопухов.

«И тут Пашка! — подумал Анатолий. — На три улицы действует…» Но ничего не сказал Полине.

— Поедемте со мной в инспекцию за правами, — предложил Анатолий.

В такси он искоса наблюдал за Полиной. Она словно преобразилась, выражение безволия сошло с лица. Она глядела внимательно, собранно, морщилась, если замечала ошибки в работе шофера. Видно было, что ей очень хотелось снова сесть за руль.

— Я постараюсь отвадить Витяку от этих дружков, — сказал Анатолий.

— Помоги! Большое дело сделаешь.

Получив права, Полина медленно шла домой. Она задумчиво улыбалась.

— Эх, если бы всем можно было верить, как тебе! — громко сказала она.

Прохожие удивленно смотрели ей вслед.

Попрощавшись с Полиной, Анатолий зашел в школу. Он заранее продумал речь в защиту Витяки, но речи не понадобилось. Директор сама принялась убеждать его: надо уговорить Полянчука вернуться в школу, в учебе ему помогут, надо вывести паренька из тупика.

Довольный и усталый Анатолий по дороге домой завернул в детскую комнату милиции. Он застал там Асю и подробно рассказал о Полянчуках. Появился Хлопунов. Лейтенант был очень доволен оперативностью нового бригадмильца. Спросил о Троицком, Лопухове и Ушкове. Русаков обещал заняться Троицким. Тогда кое-что прояснится и с Лопуховым.

Выйдя из отделения, Анатолий не спеша направился домой. В лучах заходящего солнца рдели стекла окон, будто в комнатах полыхал пожар. Ни ветерка, а провода гудят! Да гудят как-то странно, с интервалами. Или это звенит в ушах? Внимательно прислушавшись, Анатолий понял: зуммерило во внутреннем кармане пиджака. Он вынул из кармана подарок Юры — радиофон, перевел рычажок на прием и вставил в ухо «пуговицу» — микрофон. Послышался Юрин голос:

— Ты что же, пропащая душа, молчишь? Прием!

Анатолий снова перевел рычажок и крикнул:

— Привет, Юрка! Совсем забыл о сигнале. Слышу, будто провода гудят. А ветра нет. Только сейчас догадался. Почему долго не объявлялся? Прием!

— Уезжал в командировку, в Ленинград. Сегодня я тебе с утра сигналю. Ты что, забыл условие и оставляешь радиофон дома? Прием!

— Аппарат ношу в кармане. Просто забыл. Ты где?

Прием.

— Я на работе. А ты где?

— Стою возле высотного дома на площади Восстания. На меня подозрительно смотрят прохожие. Говорю в аппарат, а рядом глазеют ребятишки, лопаются от любопытства. Надо бы потолковать с тобой, но не по телефону. Прием!

— Буду в Москве через три дня утром. Раньше не смогу. Жди, вызову.

— А как с моей работой у вас? Лопнуло? Я почти устроился, только временно. Прием.

— Форсирую! Пока!..

Как только Анатолий сунул аппарат в карман, мальчишки пристали: «Покажите, покажите!» Пришлось вытащить радиофон, объяснить его устройство, рассказать о полупроводниках. Так, в сопровождении стайки мальчишек, он дошел до дому.

Вечером Анатолий позвонил Лике Троицкой.

— Кто говорит? Ах, марсианин? Приходите к нам, товарищ марсианин.

— Спасибо… Мне действительно надо увидеть вас. Но дело в том, что нам надо поговорить наедине…

— Ого! Интересно, что за страшные секреты могут быть у нас с вами?

— Лика, я серьезно… Мне надо поговорить с вами о вашем брате. Это, можно сказать, по поручению детской комнаты милиции…

— Милиции? Вы сказали «милиции»? — В голосе девушки прозвучал испуг.

— Не волнуйтесь, ничего страшного. Только пока никому не говорите — у Боба есть зарегистрированный привод. Кто-нибудь из ваших знает об этом?

— Не-ет…

— Я хочу раньше переговорить с вами, а уж потом с вашей мамой.

— Ничего не понимаю… Заходите сейчас. Дома только Боб.

— А если вернутся родители или зайдут знакомые… Приходите лучше ко мне. Никто не помешает. Это там, где почта.

— Хорошо. Буду через часок…

Анатолий предупредил мать, что придет девушка, та, с которой ехал в поезде. Неприятности с ее братцем… Детская комната милиции поручила ему заняться этим парнишкой, вот и надо выработать план действий.

— Ох, Толя, — тревожно отозвалась Ольга Петровна. — Боюсь я этого бригадмильства. Может, не надо, Толя? Хулиганье тебя не трогает, и ты обходи их стороной. И так пострадал, обжегся!

— Я раньше и сам думал — лучше держаться в стороне. Не получается. Не могу я так. Если я обжегся, так пусть другие не обжигаются. Как вспомню Хозяина на суде, Чуму в пересылке — все во мне горит. Была бы моя воля, я б таких…— Щека у Анатолия задергалась.

— Ну, мальчик мой, ну не надо волноваться. Делай, как лучше… Только жалей и меня… иногда.

Анатолий от ужина отказался, поспешно прибрал комнату и даже вытер пыль, чего никогда не делал, надел голубую тенниску и новый костюм.

Наконец перед Ольгой Петровной, тайно ревновавшей сына ко всем друзьям, появилась высокая темноволосая девушка.

Разговор с Анатолием по телефону очень встревожил Лику, но это не помешало ей приодеться, «как в гости».

Ольга Петровна поставила на стол конфеты, яблоки и испытующе придирчивым взглядом, исподтишка поглядывала на девушку. Однако ничего неприятного не было замечено. Наоборот, с каждой минутой эта стройная девушка с располагающей улыбкой и простотой все больше нравилась Ольге Петровне.

Поговорили о занятиях Анатолия в вечерней школе.

Затем Анатолий пригласил Лику для разговора к себе в комнату.