Неправильная женщина (СИ) - Стриковская Анна Артуровна - Страница 87

Увидев, что его слова меня огорчили, мой любимый переменил фронт:

— Но я постараюсь полюбить ее как дочь. Ведь теперь она тоже часть моей семьи. В конце концов, она не стремится ни к чему плохому и недостойному. Надеюсь, она поймет со временем, что никакая карьера и никакие деньги не заменят простого человеческого счастья. Знаешь, когда это говорит человек бедный, ничего в жизни не добившийся, можно ему возразить: он не знает, о чем говорит. Но мне, надеюсь, можно поверить.

Я улыбнулась.

— Да, твое мнение имеет вес. Ты говоришь на основании своего во всех смыслах богатого опыта.

— Да ну тебя, ты опять шутишь! — Анри изобразил комическую досаду, и мы оба прыснули. Оказалось, мы доехали до бельгийской границы. Как и по дороге туда, нас никто не останавливал, мы просто сбросили скорость и проехали, как мимо поста ГАИ в Подмосковье. Так проезжало большинство автомобилей. Правда, на обочине я заметила две машины, рядом с которыми стояли пограничники. Хозяева показывали документы ребятам в форме. Но это только увеличивало сходство с постом ГАИ.

Уже через час мы высаживались у кафе в Шарлеруа. Можно было потерпеть до замка Кассалей, но Анри обратил внимание, что я стала сильнее хрипеть. Он был прав, в горле что-то отчаянно щекотало. Памятуя об эффективном средстве дамы из Руана, Анри заказал мне гоголь-моголь. Здесь не знали, что это такое, пришлось объяснить. А к нему я получила чашку горячего чая и рюмку коньяка. После такого лечения мне снова стало лучше, и мы продолжили путь. Еще не совсем стемнело, когда машина въехала в ворота усадьбы, где нас ждал Бертло.

— Господин граф уже здесь, приехал минут десять назад. Молодой виконт и его друзья звонили, обещали быть утром на рассвете. Через полчаса в столовой Вас ждет ужин.

В замке активно готовились к завтрашнему приему: несмотря на поздний час, в большой гостиной и холле что-то скребли, мыли и натирали. Под лестницей стояли большие коробки. Я спросила: с чем? Оказалось, с вином и посудой.

Мы заняли те же комнаты, из которых выехали в прошлое воскресенье. Я приняла душ, переоделась и спустилась в столовую. Мужчины уже были там, но есть не начинали. Ждали меня. Я расцеловалась с Жаном Мишелем по французскому обычаю и села за стол.

— Надя, как я понял, ты теперь войдешь в семью независимо от того, какое решение примет твоя красавица дочь? — спросил де Кассаль с улыбкой.

Я потупилась и промолчала.

— Не стоит стесняться. Я сразу заметил, что между вами что-то происходит, когда же вы уехали вместе, все стало понятно. Я рад за вас. Я бы сам на тебе с удовольствием женился, но у меня другая судьба. То, что я смогу назвать тебя членом моей семьи (он употребил слово «belle s?ur», означающее любое свойство по женской линии) меня радует. Хотя я уже двадцать лет как не женат на его сестре, но моему сыну этот человек приходится родным дядей, а это чего-нибудь да стоит. Боюсь, не все разделят мои чувства, но я знаю, что мой друг Анри на это чихать хотел. Надеюсь, ты тоже.

На это надо было достойно ответить.

— Дорогой Жан Мишель, для меня важно было твое отношение. Если ты нас благословляешь, то все остальное меня не волнует.

— Конечно, благословляю! Иметь в семье такого аналитика — да об этом можно только мечтать! Так что женитесь скорее. Если Катрин я готов ждать, то ты, Надя, нужна нам сейчас. А что этот тип будет с тобой счастлив, в этом у меня сомнений нет! Стоит только на него посмотреть. У него на носу написано самое настоящее блаженство. Он будет носить тебя на руках.

— Надорвется. Я не так уж мало вешу.

— Не бойся, он хоть и худой, но жилистый. А своя ноша не тянет.

Мы все дружно похихикали.

После ужина с вином и фруктами мы перебрались на заднюю веранду и уютно устроились там: Жан Мишель в кресле, а мы с Анри в двухместной плетеной конструкции, свисавшей с потолка на цепях. Пили коньяк и обсуждали фондовые рынки. Трудно предположить, что это может быть романтичнейшей из бесед. Но когда твоя голова нежится на плече любимого, в беседе царит полное взаимопонимание, воздух полон ароматами цветов и свет свечи на столе не мешает любоваться звездным небом, то и в биржевых сводках появляется романтика.

В темноте зафырчал мотор автомобиля, и Жан Мишель поднялся с места.

— Друзья мои, отдыхайте, развлекайтесь, а я вас оставлю, — он откланялся, вышел в сад и исчез в темноте.

Я поняла на Анри глаза в полном изумлении. Он понял и тут же мне разъяснил:

— Лиза приехала. И сейчас вместо того, чтобы с нами поздороваться, поднимется наверх и не выйдет до завтра.

— Зачем так шифроваться, здесь же нет чужих?! — у меня такой бред в голове не укладывался.

— Не знаю. Иногда мне кажется, что это такая игра. Но они играют в нее уже двадцать лет. Я бы не выдержал, а он только смеется и играет по этим дурацким правилам. В конце концов, если им нравится, то какое нам дело?

— Никакого, ты прав. Но в связи с этим мне пришла в голову мысль: не надо завтра оповещать всех о наших планах.

— Даже детей? — сказал Анри встревоженно.

— Нет, детям сказать необходимо. Но попросим их пока держать язык за зубами. Жана Мишеля с Лизой тоже. Всему собравшемуся бомонду совершенно лишнее знать о наших планах. Мало ли что.

— Я уж испугался, что ты передумала. Я с тобой согласен. Объявим, когда дело будет сделано. Хотя все равно пронюхают. Но зато открыто приставать не станут. Кстати, подожди.

Он снял мою голову со своего плеча, встал и быстро ушел в дом. Вернулся минут через десять, сел на свое место и снова меня обнял.

— Я делал тебе предложение?

— Делал.

— Но я делал его неправильно. Так что повторим еще раз. Ты согласна выйти за меня замуж?

Перед моим носом что-то засверкало. В крошечной коробочке, которую Анри достал из кармана, лежало колечко удивительной красоты с семью бриллиантами голубой воды. Я только и смогла выдохнуть:

— Ой!

— Давай сюда свою руку, я надену и посмотрю, как это выглядит на тебе.

Анри надел мне кольцо на безымянный палец. Колечко было чуть-чуть великовато, но я не стала обращать на это внимание, а сразу полезла целоваться, орошая его майку счастливыми слезами. Он встал, легко поднял меня и понес куда-то.

— Ты слышала, я обещал, что я буду носить тебя на руках. Вот, пожалуйста.

— А куда ты меня несешь?

— Ты же теперь моя жена, я несу тебя в спальню, и не надо мне говорить, что мы еще не женаты.

— Да я молчу, как рыба. Неси, куда хочешь. Только не урони.

Ну вот, и впрямь молчать надо было. Я его насмешила, и он тут же меня уронил и сам свалился. Мало того, мы довольно больно стукнулись. Хорошо хоть это произошло не на лестнице.

— С тобой, мой ангел, невозможно дело иметь. Вечно ты меня роняешь, то в воду, то на пол…Жену можно было и поберечь. Если дальше так пойдет, что от меня останется? — я ткнула его пальцем в ребра.

Анри захохотал и сгреб меня в охапку, пытаясь снова взять на руки.

— Ну нет. Я не дамся. В спальню мы пойдем старым дедовским способом.

— Каким это?

— Ножками.

— Ну тогда хоть обопрись на меня.

На это я согласилась, и мы без приключений водворились на втором этаже. Сначала зашли в мою комнату, где я взяла рубашку и зубную щетку, потом перебрались к Пеллернену. У него и комната больше, и кровать шире.

Утром я тихонько встала и вернулась к себе. Дети приедут, надо будет с ними поговорить, и это лучше сделать без свидетелей. Анри не проснулся, только заворочался тревожно, но потом сгреб мою подушку, уткнулся в нее лицом и продолжал сладко спать.

Очень скоро я похвалила себя за предусмотрительность. Минут через пятнадцать, я только успела умыться, ко мне вошла Катерина.

— Маман, что это ты отколола?! Все в шоке!

— Здравствуй, доченька! — сказала я ласково.

Катька смутилась.

— Доброе утро. Ой, я так рада тебя видеть наконец! Мы отлично съездили. Только из-за тебя волновались. Мама, ты уверена, что все делаешь правильно?