Неправильная женщина (СИ) - Стриковская Анна Артуровна - Страница 105

— Мама, кончай теребить свой компьютер. Давай поужинаем и ложись-ка ты спать.

Умный мальчик, все правильно сказал. Я наконец-то полноценно поела, после чего улеглась и заснула крепким сном праведника.

Следующий день я тоже посвятила расчетам. А потом села писать аналитическую записку. По-французски я говорю неплохо, но такой документ пришлось сначала создать на русском языке, а потом перевести. На это ушло два дня. Всего я уложилась в четыре, как и обещала Жакобу. Так что его звонок не застал меня врасплох.

— Можете получить готовое.

— Мадам, скиньте готовый материал на флэшку. Я заберу с собой. Если Вам не трудно, продублируйте все по электронной почте. Мне к Вам подъехать, или?

Я представила себе еще один визит этого типа. Нет, я больше не выдержу.

— Незачем Вам ко мне ехать, тратить драгоценное время. Завтра мой сын поедет в институт, и все Вам завезет прямо в гостиницу.

— Отлично, мадам! С Вами очень приятно работать.

И пошел рассыпаться в любезностях. Так что прощались мы лучшими друзьями. Не знаю, что он там расскажет Жану Мишелю, я сделала все, что могла. Пусть другие сделают лучше.

На следующий день Сергей отвез материал Жакобу, а вечером сообщил, что тот должен завтра рано утром улететь. Никаких сообщений об авиакатастрофах не последовало, из чего я заключила, что маленький сплетник благополучно прибыл на родину.

Через два дня я получила сообщение из канцелярии трастового фонда: меня поблагодарили за отлично проделанную работу. Письмо пришло за подписью какой-то Марты Гединке. Все. Больше мне никто не позвонил.

И вот тут на меня надвинулась настоящая депрессия. Вроде все рассосалось, финансовый вопрос решился, мои знания снова оказались востребованы, а вот поди ж ты…Мне было на все наплевать, ничего не хотелось. Целыми днями я лежала, отвернувшись к стене… Голода не чувствовала, ела только под настоятельные Сережкины уговоры.

Иногда ему прямо-таки приходилось запихивать в меня съестное. Правда, пила воду: жажда — пожалуй, единственное чувство, которое оставалось, кроме позывов к удовлетворению естественных потребностей.

Говорят, в таком состоянии люди начинают ходить под себя. Я до этого не дошла. Природная брезгливость у меня оказалась сильнее депрессии, и даже жажды жизни. Но все равно, толку от меня было, как от какой-нибудь колоды.

Мой сын не знал, что делать. Приводил ко мне врачей, звонил во Францию Манане советоваться, даже пробовал воздействовать на меня через бабушку с дедушкой. Пришлось им все рассказать, и Катерине заодно. Не знаю уж, кто как воспринял новость, меня это абсолютно не интересовало. Но все попытались как-то на меня повлиять, и все с нулевым результатом. На врачей я внимания не обращала. Они приходили, смотрели и уходили, выразив сожаление, что в моем положении их средства противопоказаны.

Один раз в сопровождении отца приехала моя мама Под ее ламентации я закрыла голову подушкой, и только. Она повозмущалась, но принуждена была отступить, и больше не приезжала, осведомляясь о моем состоянии по телефону.

Отец приезжал регулярно, привозил еду и сидел около меня часа по два, рассказывая о том, как у кого идут дела. Видно, надеялся, что это меня хоть как-то заинтересует. Напрасный труд.

В результате, все сошлись во мнении, что меня надо оставить в покое. Все равно в моем положении антидепрессанты и другие психотропные принимать нельзя. Вроде, так иногда бывает у беременных. Остается надеяться, что пройдет само. Особые ставки делались на рождение ребенка.

Больше месяца маялся со мной бедный мой сын. Ему приходилось и учиться, и обслуживать свою бессмысленно лежавшую на диване мать. Сначала ему помогала подружка, пресловутая Машка Королева, а потом она куда-то исчезла. Вероятно, ей просто надоело. Иван, правда, друга не бросил — привозил продукты на своей машине.

Катька приезжала раз в неделю, чтобы помочь брату меня помыть. После процедуры тут же уезжала. Со мной не поговоришь, а с Сережкой она общаться избегала. Информацию, скорее всего, получала от деда. Как-то я услышала ее разговор с братом:

— Если мама не придет в себя до конца января, плакала моя поездка в Штаты. Я же не могу бросить ее вот так?! И угораздило ее забеременеть. В ее возрасте бабушками становятся. Надо было выкинуть такой фортель! А я не могу позвонить Эрику и все ему рассказать. Мы с ним больше не общаемся.

— Не переживай особо, мы и без тебя справимся. Главное, чтобы она выздоровела.

Сережка не жаловался, но приходилось ему нелегко. Для парня в его возрасте это совершенно дикая ситуация. Я умом все понимала, но мне было безразлично. Если бы мне сказали, что завтра я умру, я бы и тут не пошевелила пальцем.

Закончилось это в одночасье где-то в середине декабря. Я проснулась рано утром с острым желанием выпить кофе. Сережка давно уехал в институт, и дома никого не было. Пришлось встать, пойти на кухню, с трудом переставляя отвыкшие от ходьбы ноги, и сварить себе кофе. Он показался мне необыкновенно вкусным. Прихлебывая этот божественный напиток из большой фаянсовой чашки, я сидела, смотрела в окно, и вдруг поняла, что жизнь продолжается. Эта мысль вызвала жуткий голод. Я сварила себе то, что нашла в холодильнике: сосиски, полила их кетчупом и слопала за милую душу. Они тоже оказались потрясающе вкусными. Где-то на периферии сознания болталась мысль, что вообще-то я не ем сосиски.

Потом встала и пошла по квартире. Ужас! Порядка не было никакого. Гора грязного белья давно вылезла из корзины и громоздилась на полу. Грязь на кухне превышала всякое вероятие. Посуда в раковине высилась опасной горой. Туалет вонял.

Я же каждый день туда хожу, но почему-то заметила только сейчас. Я заглянула в ванную. И в этом я мылась? Вернее, меня мыли. Да, хороша же я была, если ничего не замечала.

В такой грязи могут выжить только тараканы. Странно, что они до сих пор не завелись.

Надо немедленно начинать приводить все в порядок. Или сначала в магазин? В доме ничего нет.

Я бросилась к вешалке, достала пальто, и тут взгляд упал на отражение в зеркале…

Эта старая замученная тетка — я? Нет, в таком виде я на улицу не выйду. Мне надо неделю в ванне отмокать, кремами мазаться и приводить себя в порядок, только после этого можно людям показаться. Для начала можно хотя бы голову вымыть, а то грязные волосы свисают сосульками. Бросив пальто, я рванула в ванную и засунула голову под кран. Намылила шампунем целых два раза, насуслила бальзамом, закрутила полотенцем… Надо бы еще и покраситься, а то вся седая стала. Правда, говорят, что у беременных краска на волосы не ложится. Ну вот, вопрос о походе в магазин отпал сам собой. Не идти же с мокрой головой.

Решила: в магазин пошлю Сережку, когда домой вернется. Вышла из ванны, снова посмотрела на себя в зеркало, вернулась, все с себя сорвала и вымылась под душем, стараясь лишний раз ни к чему не прикасаться, кроме мыла и мочалки. С остервенением терлась и поливалась горячей водой, пока на теле не перестали образовываться катышки, а вся ванна не покрылась грязно-серыми хлопьями пены. Вылезла, и, не вытираясь, голышом побежала в комнату. Не вытерлась потому, что на голову израсходовала единственное чистое полотенце. Второго приемлемого полотенца просто не было. Сдернула с кровати простыню, вытерлась ею и бросила в грязное.

Долго искала в шкафу чистое нижнее белье, и нашла! Комплект, который я привезла из Бельгии, так и лежал в пакете, ненадеванный. Сверху натянула старые спортивные штаны и Сережкину майку. Буду убираться.

Первым долгом я отправилась обратно в прихожую. Повесила пальто на место, вытащила из шкафа у двери всевозможную бытовую химию и тряпочки разного назначения.

Делать все равно ничего не хотелось. Но я себя пересилила: поставила стираться темное белье, светлое сложила в мешок, перемыла накопившуюся посуду… Когда это я копила посуду? Оттерла плиту. Такой грязной она не была никогда. Я вообще любое пятно отмываю сразу, пока не пришкварилось. А тут пришлось тереть минут двадцать.