Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций - Ефимов Николай Николаевич - Страница 57

— Для чего было нужно самостоятельное следственное подразделение?

— Мне посчастливилось неоднократно слушать выступления Юрия Владимировича Андропова. Так вот, он говорил, что следственное управление — это зеркало КГБ. Как они сработают, проведут дело — так будут считаться с Комитетом. Я хотел создать такое следственное подразделение, которое могло бы давать юридическую, правовую оценку всем материалам и к тому же содействовало бы повышению уровня юридических знаний оперативного и руководящего состава.

— Как отнеслись ваши сотрудники к созданию подразделения собственной безопасности?

— Поначалу это вызвало определенное недоумение: как это, чекисты, и в своих рядах занимаются вопросами безопасности? Но жизнь потом доказала… Люди работают на грани фола, и, естественно, к ним постоянно ищут подходы и подступы. Впрочем, сейчас в различных ведомствах появились не только подразделения, но даже и целые управления.

— В то время определенный кадровый голод начали испытывать, пожалуй, все силовые структуры… Каким образом вам удалось укомплектовать штат своего управления?

— Можно еще добавить, что в то время люди еще и упали духом — знали, что управление расформировывается, перспектив никаких. Тогда многие ушли, причем далеко не худшие… Приняв управление, я вскоре поехал по периферии, пришлось вместе с кадрами, с моими заместителями, подыскивать ребят. Удалось взять многих сотрудников, служивших со мной в Средней Азии, — некоторые люди вернулись даже из республик СНГ. В общем, пришлось немало потрудиться, но удалось собрать хороший, надежный коллектив. В то время создавались округа внутренних войск, и мы создали особые отделы по округам — от Москвы до Дальнего Востока. А вскоре началась Чечня.

— Конечно, ваши сотрудники были там с самых первых дней?

— Уже 13 декабря 1994 года мы были в Моздоке — пришлось создавать там очень мощную оперативную группу, подбирать туда людей, потому что в боевых условиях оперативные работники практически вместе с войсками и наступали, и отступали, и в блиндажах сидели. Пришлось, конечно, очень активно заниматься вопросами оперативной деятельности — выявлять боевиков, подбирать соответствующих помощников, чтобы знать о планах боевиков… Операция начиналась очень тяжело, пошли потери. В 1995 году погиб у меня первый работник. Начались ранения, контузии. И все же войска там действовали вместе с контрразведкой, поступали десятки тысяч сообщений оперативной информации, которая помогла спасти много жизней и солдат, и офицеров.

— Можете ли вы рассказать о каких-либо оперативных мероприятиях?

— Конечно, причем о таких мероприятиях, которые проводились не где-то далеко, а непосредственно в Москве. Оперативники, которые обслуживали один из военных госпиталей внутренних войск, получили информацию о том, что начальник одного из отделений незаконно ведет переговоры с заграничной фирмой под предлогом получения техники для лечения личного состава. На этом деле он зарабатывал крупные деньги. Почему этим занялись мы? Были подозрения, что фирмы, с которыми он работал, действовали в контакте со спецслужбами. Между тем в этом госпитале лечились люди из Кремлевского полка, спецчастей, из атомных и других подразделений. Так что все это нас очень насторожило.

В конечном итоге дело развернулось очень широко, мы подключили к этим вопросам Главное управление контрразведки ФСБ, потому что возникли подозрения, что через этого человека путем заключения различных договоров планировался выход на высокопоставленных лиц главкомата. Подключали даже заграничные резидентуры СВР — надо было узнать о связях западных спецслужб и фирм. У нас также появились, данные, что некоторые из тогдашних руководителей тыла получили «премии» — до сотни тысяч долларов. Дело закрутилось. Проводились все мероприятия, которые были в арсенале контрразведки: наружное наблюдение, перлюстрация корреспонденции, телефоны прослушивались. Все это, конечно, делалось с санкции суда. Без суда не решался ни один вопрос.

Эти материалы я доложил главному военному прокурору. Кстати, в деле проходил и один из сотрудников прокуратуры Московского гарнизона, который оказывал некоторые юридические услуги… Прокурор сказал, что этот сотрудник будет уволен. Так и было сделано.

Но, к сожалению, уголовное дело не возбудили, потому как главный фигурант, который в присутствии следователей рассказал, кому какие деньги он давал, погиб в автомобильной катастрофе.

— А его не убрали?

— Нет, это была трагическая случайность. Он ехал в отпуск, в подпитии, и при обгоне попал в аварию. Следствие велось в абсолютной тайне, и нам было выгодно ее сохранять — дело было уж очень громкое.

— Чем же все это закончилось?

— Свидетель был один, и он погиб. Учитывая, что там были замешаны очень высокие люди, главный военный прокурор предложил проинформировать об этом руководство ФСБ и министра внутренних дел и на этом дело завершить. Но потом один из его фигурантов все-таки погорел — при обыске у него в сейфе нашли большую сумму долларов. Но его только сняли с должности и отправили на пенсию. Хотя этого маловато — по его деяниям.

Кстати, один из представителей той фирмы, с которой работал медик, приезжал и выступал перед офицерами. Даже в гости их к себе в страну приглашал. Пришлось сообщить главкому, что этот иностранец закончил школу разведки. Соответственно доступ к нам был ему сразу же закрыт.

Как отвадили «дружка»

Одной из ярких страниц боевой биографии военной контрразведки ФСБ России можно считать обеспечение безопасности российских воинских контингентов, участвующих в международных миротворческих операциях. В частности, когда в составе международных сил российский воинский контингент обеспечивал мир и стабильность в крае Косово, военные контрразведчики выявили среди иностранных участников миротворческих операций десятки кадровых сотрудников разведывательных служб, сумели затруднить им «подходы» к российским военнослужащим. Для этого порой приходилось принимать и «нестандартные» решения.

В числе иностранных военных, охотно и часто посещавших лагерь наших десантников, выделялся американский майор по имени Майкл — улыбчивый, обаятельный детина под два метра ростом. Он сносно говорил по-русски и легко заводил друзей. Военные контрразведчики быстро установили, что это официальный сотрудник РУМО, военной разведки Соединенных Штатов Америки, а потому задумались, как бы отвадить от части этого не в меру активного и компанейского «союзника». В конце концов решили прибегнуть к старому и проверенному способу…

На одной из вечеринок к Майклу подвели пару ребят покрепче, которые тут же охотно чокнулись с ним бокалами — за мир, за дружбу, за взаимопонимание между народами. Когда американец, еле ворочая языком, стал восхищаться героизмом и мужеством русских десантников, кто-то из его новоявленных друзей предложил обменять «не глядя» свою десантную «камуфляжку» на американский мундир. Майкл был счастлив. Вскоре его, мирно спящего, мы благополучно доставили к месту службы. Увидев своего майора, облаченного в тельняшку и камуфляж, его начальник потерял дар речи. А наши провожающие вежливо и галантно с ним распрощались.

После того случая майор Майкл стал гораздо реже появляться в расположении десантников и вел себя осмотрительно. Затем по первой же ротации «американский друг» и вовсе покинул Косово.

Николай ПЕТРОВ

Последнее погружение «Хэла Рубинштейна»

В последние ненастные сентябрьские дни 1993 года ядовито-желтый особняк посольства США на улице Чайковского в Москве напоминал растревоженное осиное гнездо.

Россия переживала очередной драматический виток политического противостояния, поэтому большинство сотрудников посольства, и в первую очередь разведчики из резидентур ЦРУ и РУМО, работали с полной нагрузкой, стараясь не упустить из-под контроля развитие ситуации. С каждым днем напряженность в столице возрастала, а стоящая у стен американского посольства очередь желающих выехать из раздираемой противоречиями России становилась все длиннее и длиннее.