Москва атакует - Шарапов Кирилл - Страница 6

– А эта гвардия будет вам подчиняться? Ястребов не из тех, кто позволяет дергать себя за ниточки.

– Согласен, – ухмыльнулся Таранов и плеснул в стакан виски. – Но я собираюсь просто взять его контору на постоянную работу как подразделение концерна. Он будет получать деньги, а не только вакцину и будет работать. Работать на меня! Кроме того, мы с ним повязаны. Повязаны большой кровью.

– А если заупрямится и решится нас сдать? Все-таки в ближайшие дни погибнет половина населения Земли, а к концу месяца цифра вырастет до пяти миллиардов.

– Страшно? – сделав глоток, поинтересовался Таранов.

Помощник кивнул.

– Послезавтра не останется никого, кто смог бы нам угрожать. Народные массы? Народ уже ничего не сможет, сюда не так просто добраться. Я думаю, Ястребов согласится поработать на нас.

В этот момент у Таранова зазвонил мобилный телефон. Он глянул на дисплей и ухмыльнулся.

– Да, Сергей Александрович. Да, конечно, можем. Да, в Тарановске. Берите вертолёт, я буду ждать вас к вечеру. – Последовала пауза, видимо, Таранов слушал собеседника. – Не волнуйтесь вы так, наша система ПВО пропустит ваш борт.

Таранов отключился, заметив вопросительный взгляд помощника, пояснил:

– Все так, как я и сказал. Теперь ему останется только одно: либо мы идем вместе, либо он сдохнет с остальным человечеством. Ястребов это прекрасно понимает. – Рука Тарана потянулась к селектору. – Аня, найди Мокрицкого, пусть рысью летит сюда, для его бездельников есть работа.

– Хорошо, Иван Олегович.

– Опасаетесь? – подобрал верное слово помощник.

Таран кивнул:

– Только дураки ничего не боятся, а я не дурак и не хочу сюрпризов. Военные люди, они странные, башка всякой фигнёй забита, типа чести, совести, отечества и прочей белиберды, а Ястребов военный, вот я на всякий случай и страхуюсь.

Город Владимир. Квартира Токарева. 2 июня 2015 г. Вечер

Опустевшая бутылка водки выпала из руки Вадима и, покатившись, ткнулась в игрушечную машинку на радиоуправлении. Вадим уже несколько часов сидел уставившись в одну точку. Спиртное так и не смогло пробить блок, выставленный организмом. Первую бутылку Токарев выпил прямо в магазине, выпил залпом, как пьют минералку в жару, и ничего не произошло. Мозг работал по-прежнему, сознание даже не затуманилось, только отвратительный вкус горечи и рвотный рефлекс. Вторую бутылку Вадим выпил уже в квартире, сразу после того, как забрался в неё через балкон соседа сверху. И снова нулевой результат, а как хотелось выключиться, забыть слова, сказанные врачом: «…вы сильный человек, вы выдержите. Ваш сын умер».

Вадим заплакал, ткнувшись в её белый халат. Она не мешала, просто обняла и гладила по спине. Когда слезы ушли, он задал единственный вопрос:

– А остальные?

– Мы ничего не можем сделать, – опустив глаза, едва прошептала женщина. – Морг переполнен, из двух тысяч пациентов пока что живы около двухсот. Заболели несколько врачей, один уже скончался.

– Почему, если он заболел позже?

– В ослабленном организме вирус действует более активно.

– Я могу забрать сына?

Она покачала головой:

– Нельзя. Ваш сын будет кремирован, как и остальные жертвы эпидемии. Мне очень жаль. Вот, – она протянула маленький серебряный крестик, – это всё, что у него было помимо одежды.

– Спасибо вам, – тихо сказал Вадим. – Берегите себя.

Но прежде, чем уехать, он стал свидетелем ещё одного страшного эпизода. Молодая невысокая женщина с хрупкой, почти девичьей, фигурой пулей вылетела из вестибюля детской больницы. На красивом заплаканном лице отпечатались горе и… безумие. Она подбежала к стальной трубе, подпирающей козырёк над входом, и с силой ударилась головой. Труба загудела, словно колокол. Затем новый удар – и снова звон, потом ещё раз и ещё. Из больницы выбежали несколько мужчин и попытались скрутить несчастную, чтобы успокоить и увести внутрь. Женщина раскидала их словно кукол. Крепкие мужики разлетелись словно оловянные солдатики, в которых кинули мяч. Женщина ещё раз ударилась головой, но тут её взгляд обратился к скорой, которая на всех парах летела к приемному покою. Она бросилась под машину. Водитель не успел затормозить. Вадим уехал, не дожидаясь полиции, свидетелей хватало.

Он ехал медленно, не больше сорока, город выглядел опустевшим. Навстречу попадались, в основном, скорые, полиция и прочие городские службы. Врач говорила, что это только начало, эпидемия ещё не достигла пика. Вирус наверняка рассеян в атмосфере, заразил всё, проник в каждый организм.

Вадим откинулся в кресле и закрыл глаза. Под диваном лежал пистолет, привезенный из Чечни, протащенный через кучу постов и караулов. Хороший армейский пистолет «бердыш», редкой модификации под патрон семь шестьдесят два. Пистолет был трофейным. Вадим захватил его, когда бежал из плена, в плену провёл почти два месяца, сидел в земляной яме на базе Янаева. Был там один хохол, звали его Крещёный. Это он помог бежать, сунув пленнику в руку заточенный десятисантиметровый гвоздь.

Вадим ушел чисто. Завалил украинского националиста, взял пистолет, автомат и две гранаты. А потом положил ещё пять человек, пошедших за ним.

Вадим резко сел и достал из тайника пистолет, вставил магазин, передернул затвор. Холодное дуло ткнулось в висок, указательный палец лег на спусковой крючок. Ещё чуть-чуть – и все кончится, уйдут боль, горечь, разочарование. И тут он вспомнил слова врача: «Вы сильный и сможете это пережить».

– Смогу, – неожиданно громко произнёс он. – Я найду себе дело и буду полезен.

Он вспомнил как однажды Димка подошёл и спросил:

– Папа, а кто ты по профессии?

Мальчишке тогда было шесть. Несколько мгновений Вадим обдумывал ответ.

– Наверное, я солдат, – наконец сказал он.

– Солдат – это который убивает? – задал Димка совсем не детский вопрос. Он часто задавал вопросы, которые загоняли Вадима в тупик.

– Солдат – это тот, кто сражается с врагом, – усадив сына на колени, объяснил Токарев. – Убить на войне тоже можно по-разному. Когда ты убиваешь в бою такого же солдата – это не преступление, это поединок, а когда… – Вадим замер, поняв что пытается объяснить шестилетнему пацану философию войны.

И тут неожиданно Димка выдал:

– Я понял. Когда солдат специально убивает безоружного, он не солдат. Я понял разницу, папа.

Вадим тогда просто поразился чёткости вывода.

Он солдат, хороший солдат, и тот украинец, Крещёный, тоже был солдатом – не подонком, как многие его дружки, а воином.

– Что ж, – тихо заметил Вадим, – если я переживу эпидемию, этому городу и миру потребуются бойцы. Значит, я снова стану бойцом.

Москва. Квартира Оксаны Андреевой. 3 июня 2015 г.

Прима новостей сидела забравшись с ногами на диван и уставившись в телевизор. Новости теперь были единственной программой, они шли без остановки двадцать четыре часа в сутки. Оксана равнодушно смотрела в экран, там шёл очередной репортаж из больниц города.

«…врачи бессильны перед эпидемией, – вещал молодой репортер в марлевой повязке. – На третий день количество погибших в Москве, по самым оптимистичным подсчетам, достигло двух миллионов. Но это только те, кто умер в больницах. Реальное количество жертв по городу, скорее всего, в два раза больше».

Оксана поморщилась. Утром, выйдя на балкон, она обнаружила у себя под окнами труп человека. Мужчина лежал на асфальте лицом вниз в двух шагах от подъезда. Оксана тут же позвонила в скорую, но смогла пробиться по вечно занятому телефону только полчаса спустя. Уставший голос проинформировал её, что нет ни сил, ни средств собирать погибших, морги переполнены, крематории работают круглосуточно, после чего собеседник просто повесил трубку.

Но за трупом все-таки приехали. Два часа спустя во двор зарулил самосвал одной из дорожных служб, сопровождаемый патрульной машиной с двумя полицейскими. Из грузовика вышли двое мужчин в полном комплекте химзащиты. Они быстро обшарили карманы трупа, один посмотрел документы и сунул их в сумку, висящую на бедре. При этом второй, нисколько не стесняясь, стянул с пальца погибшего обручальное кольцо и сунул его к себе за пазуху. После чего мужчины ухватили мёртвого за руки и за ноги и закинули в самосвал, запрыгнули в кабину и рванули дальше. Сверху Оксане было хорошо видно, что кузов забит телами.