Разыскиваются... - Триз Джефри - Страница 17

– Не хотел бы я сам испытать это на себе.

– Вот и благодарите судьбу, что вы не в числе тех тысяч, кому так приходится.

– Послушайте, хватит нас агитировать! – взмолилась Энн. – И пошли отсюда подальше – мне покоя не дает мысль об этом полицейском.

И они двинулись дальше по долине. Местность была очень красивая. Внизу, петляя влево и вправо, бежала речушка. На солнце сверкали пенистые перекаты и темными пятнами проступали глубокие омуты. Берега так густо поросли лесом, что порой из-за него совсем не было видно реки.

С востока на запад тянулись гряды холмов. Чем ближе к вершине, тем склоны их становились все круче и круче, иногда обрываясь отвесными скалами, напоминавшими каменную кладку. Местность называлась «Район Пиков», хотя вокруг не было видно ни одной остроконечной вершины. Горы тянулись длинными ровными грядами, над ними безмятежно плыли облака, и время от времени на фоне облаков вырисовывалась какая-нибудь каменная глыба, которой ветры и дожди придали очертания древнего замка, человеческого лица или причудливой солонки.

А ниже, там, где кончались скалы и лес, склоны полого обвисали, словно стены слабо натянутой палатки. Заросли лилового вереска и ярко-зеленых папоротников ближе к подножию сменялись ровными лоскутками крошечных полей, серовато-зеленых в тени, золотистых на солнце, перегороженных вдоль и поперек высокими каменными оградами из плит мягкого известняка.

Тут и там в низинах, вплотную прижавшись к лиловой кромке вереска, теснились постройки ферм. Глухие к внешнему миру, эти горные фермы были обращены лицом внутрь собственных дворов и стояли в тени амбаров и сараев. Лишь изредка какое-нибудь одинокое окошко глядело на долину, открытое всем стужам и ветрам.

Многие из этих ферм опустели и стояли полуразрушенные. Та же участь постигла раскиданные по краям полей амбары, заброшенные, с провалившимися крышами и ржавыми дверными навесами. Путники шли по узкой тропинке от амбара к амбару, от фермы к ферме. Лайэн не любил исхоженных широких дорог, а сейчас дорога и вовсе шла где-то внизу, извиваясь вдоль излучин реки, – белая пыльная дорога, провонявшая бензиновой гарью, утопающая в реве автомобильных гудков.

Тропка узкой ленточкой вилась по горным лугам и пастбищам среди высоких трав, протискиваясь сквозь щели в каменной ограде, такие узкие, что озадачили бы не только корову, но также и какого-нибудь располневшего представителя рода человеческого. Иногда через ограду вели ступеньки из серого камня, пристроенные прямо к стене. Шаг, другой, третий – и вы уже наверху, в шести-семи футах над окружающим миром. Вы поворачиваетесь, стараясь сохранить равновесие, и опять шаг, другой, третий – и вот вы снова на земле, по другую сторону ограды.

Лишь на тех фермах, где при вашем приближении раздается заливистый собачий лай и навстречу выбегают лохматые сторожевые псы, похожие на подпрыгивающие пушистые коврики, сохранились обычные деревянные ворота.

На одной из таких ферм, защищенных от горных ветров неровным рядком елей – этих последних часовых на границе долины и открытой всем ветрам пустоши, – путников соблазнила вывеска, сулившая горячий чай.

– О чай! – продекламировал Лайэн. – Хвала ему, коль не пропах он дымом от костров! О бутерброд, положенный на блюдо, а не в эмалированную миску! О чашки хрупкие, пришедшие на смену невзрачным кружкам! О стул удобный, что пришел на смену камню! Жизнь в примитивных формах иссушает – да здравствует чаёк!

И они вошли в гостиную, сплошь уставленную серебряными кубками, выигранными на состязаниях караульных собак, и увешанную фотографиями молодых людей в хаки. Молчаливая темноволосая девушка расстелила белоснежную скатерть и принесла расписные фарфоровые чашки. Маленький лохматый щенок, по определению Дика, «придворного, а не комнатного образца», вошел, виляя хвостом, пересек комнату и принялся жевать лямки рюкзаков.

А следом появился чай, о котором они так мечтали, и целые груды домашнего хлеба с маслом, булочки с изюмом, крутые яйца, варенье из дикой сливы и огромный пирог, взмокший и потемневший от фруктовой начинки. Они пили, и ели, и снова пили, и никак не могли насытиться после долгого, изнурительного лазанья по горам.

Три раза Дик выходил на крытое каменное крыльцо и вежливо взывал к кому-то на кухне, и трижды появлялась безмолвная девушка с новыми порциями чая, молока и хлеба с маслом.

– Трапеза, достойная Гаргантюа! – откинувшись наконец на спинку стула и раскуривая свою трубочку, провозгласил Лайэн.

– А кто такой Гаргантюа?

– Персонаж замечательной книги Рабле, которую вы обязательно прочтете, когда поближе познакомитесь с этим миром и его жестоким и смешным укладом.

– Я хочу стать писательницей, когда вырасту, – сказала Энн.

– Она и сейчас немного пописывает, – похвалил ее Дик. – Никому только не показывает и прячет под кроватью…

– Замолчи!

– У нее был рассказ о необитаемом острове. Он начинается так: «Трах! – Капитан треснулся головой о палубу…»

– Очень удачное начало, – тактично заметил Лайэн. – С первых же слов вы окунаетесь прямо в действие. Сразу видно, что дело пойдет, сестричка Энн. А какое применение своим талантам собирается найти сэр Ричард Премудрый?

– Я хочу летчиком стать!

– Военным или гражданским?

– Не знаю, не подумал еще об этом. Конечно, мало радости сбрасывать бомбы людям на головы. Мне просто… ну просто летать хочется. – У Дика от возбуждения разгорелись глаза. – Плохо, когда тебе так мало лет и еще года два-три ждать приходится. А пока надо где-то работать. Временно, конечно. Вступлю для начала в королевские военно-воздушные силы. Думаю, что в гражданской авиации не очень-то много вакансий.

Они заплатили по счету. Четыре шиллинга и шесть пенсов образовали крупную прореху в их бюджете, – но завтрак того стоил – и вышли через двор прямо на открытую равнину. Теперь тропинка превратилась в тонюсенькую ниточку черного торфяника, извивающуюся червячком среди колышущегося зеленовато-лилового моря.

Вскоре они перевалили через горную седловину и снова очутились в лощине. Эта была еще более тесная, с еще более крутыми склонами и гораздо живописней.

Склоны поросли частым лесом, а в просветах виднелся сверкающий быстрый поток, бегущий по устланному галькой дну. Вдоль опушки шла дорога – красивая, неперегороженная, отделенная от воды лишь узенькой полоской мшистого болота.

После слепящего солнца равнины лесная прохлада показалась особенно приятной. Путники подошли к реке в том месте, где она с шумом низвергалась с порожистого кряжа, образуя довольно широкий плес; и солнечные лучи пронзали воду пучком золотых стрел. Переоблачиться в купальники и погрузиться в воду было делом одной минуты.

– Ой! – завопил Дик. – Ледяная.

– Не вода, а диво! – отозвалась Энн. Поплескавшись, они улеглись на солнышке.

– Глядите-ка! – произнес Лайэн, когда немного погодя они снова плескались в воде. – Интересно, что угодно этому клетчатому джентльмену? Похоже, он чем-то опечален. Вон, видите, идет?

– Верно, здесь купаться нельзя.

– Приготовься загнуть еще что-нибудь покрепче. Лги напропалую, наш добрый Лайэн.

Коротышка в зеленом клетчатом костюме с короткими брючками-гольф торопливо семенил к реке. Его разгоряченное лицо раскраснелось, а глаза сверкали, как у разъяренного быка.

– Эй, вы там! Мне нужно с вами поговорить!

– Не потрудитесь ли подойти поближе? – попросил Лайэн, хотя человек и так остановился у самой воды.

– Черт побери, вы что, объявлений не видите?

– Последнее объявление, которое мы видели, была вывеска: «Горячий чай», и отличный, надо вам сказать.

Человек задохнулся от гнева.

– Здесь не купаются! – только и мог он прохрипеть.

– Что вы, напротив! – возразил Лайэн сладким голосом. – Как хорошо-то еще! Взгляните на нас!

– Запрещено! Я купил право на рыбную ловлю по всей долине. И мне это влетело в копеечку! А теперь каждую неделю шляется всякое хулиганье…