Присвоенная (СИ) - Бархат Нина - Страница 34

Интересно, как в глазах избранной публики выглядела я?.. Вкусным блюдом? Изысканной причудой? Или блажью выжившего из ума властителя? Смесью всего этого? Вслух никто не высказывался, а во взглядах сквозь толщу многовекового опыта прочитать было невозможно. Лишь иногда в зрачках мужчин вспыхивала искра интереса, а в зрачках их спутниц — извечная женская зависть.

Водопады хрусталя под потолком мягко угасли, и зазвучала увертюра. Вслед за очаровывающей музыкой поднялся занавес, открывая сцену, полную людей. Судорожный вдох наполнил мои легкие, когда я поняла, что это именно люди! Даже толстый театральный грим был не в состоянии скрыть бледность лиц и страх, переполнявший их глаза. Тот же страх, что душил меня саму еще недавно.

Они знали, перед кем пели.

— Кристоф! — повернувшись к нему, я увидела, что он внимательно за мной следит.

— Говори, Диана. В этой ложе все устроено так, что сказанное не покидает ее пределов. Никто в зале не услышит тебя.

— Актеры — люди, а зрители — нет… — я не сомневалась в этом.

— Да, ты правильно поняла.

— Почему? Вы считаете пение занятием, не достойным вас?

Он долго молчал, будто раздумывая над серьезной проблемой, и, наконец, решился.

— Вовсе нет. Более того, некоторые даже добиваются весомых успехов на этом поприще…

— Но?

— …но в спектаклях, поставленных специально для нас, участвуют только люди. Об этом мало кому известно, и чаще всего певцы сами не понимают, перед кем им приходится выступать…

— Но эти понимают!

— Откуда ты знаешь? — удивился Кристоф, даже не попытавшись возразить.

Я посмотрела ему в глаза, и он узнал, что я скажу, еще до того, как слова слетели с моих губ.

— Они в смертельном ужасе! — я приблизилась к его лицу, вглядываясь, желая не пропустить отклик. — …И вам это нравится. Это — неотъемлемая часть представления, не так ли?

Кристоф молчал долго, боясь пошатнуть мое отношение к нему как правдой, так и ложью. Но все же, вздохнув, признался:

— Я не думал, что ты сможешь понять, иначе ни за что не взял бы тебя с собой! — он посмотрел прямо на меня. — Тебе известны мои худшие стороны, Диана, и я не собираюсь скрывать еще одну. Ты либо принимаешь мою суть до конца, либо…

Формально сказанное не звучало вопросом, но Кристоф ждал ответа. Мы оба остро чувствовали важность момента.

— С ними, — я указала на сцену, — не случится ничего плохого, и это самое важное! Остальное для меня не имеет значения.

Я и не предполагала, насколько точными окажутся мои слова!

— Да будет так. — Кристоф, пронзительно глянув на меня, впервые за вечер отпустил мою руку и быстро вышел из ложи.

Он не знал, что в тот вечер случилось небывалое — судьба решила сыграть с ним шутку: готовясь к особому представлению, организаторы установили в королевской ложе новейшее оборудование, чтобы столь важные персоны, даже не вслушиваясь, могли уловить мельчайшие нюансы виртуозного исполнения.

И я смогла.

— Сегодня актеров не трогать! — прорычал Кристоф так отчетливо, будто был в паре метров от ложи.

В дальнем конце зала я разглядела его высокий силуэт и фигуры еще троих мужчин. Зрители, забыв о представлении, обратили лица в их сторону.

— Но, Кристоф, права уже выкуплены! И очень известными личностями!

— Это неважно! Певцы уйдут после спектакля живыми!

— Но убытки… — лепетал кто?то слабым голосом. — За все уже уплачено! Ставки сделаны! И даже ее сиятельство пожелала одного из этих людей! Мы не можем…

В следующий миг фигура говорящего болталась в воздухе на руке Кристофа. Я рефлекторно обхватила свою шею, вспоминая это ощущение.

— Повторяю! — Видеть его близко не было нужды, я знала это выражение лица, когда его голос звучал по — звериному. — Отменить бронирование и ставки! Вернуть деньги и отпустить всех участвовавших в спектакле! Или завтра ваше заведение закроется! Мне, как вы знаете, это устроить несложно. И тогда будете считать свои убытки по — настоящему!

…Спустя час мы возвращались домой. Моя рука уже привычно покоилась в руке Кристофа. В слабом свете приборов его глаза казались необычайно усталыми. В них я впервые увидела бесчисленные годы, не оставившие физических следов на его лице.

Уже подъезжая к самому дому, я все?таки решилась сказать то, что рвалось наружу всю дорогу.

— Спасибо тебе.

— За что? — удивился он.

— За то, что могу доверять твоим словам… тебе самому.

И его годы исчезли в улыбке.

Утром на следующий день, вспоминая события в опере, я пыталась осмыслить, что именно сделал для меня Кристоф. Как я теперь понимала, полный зал собрался не столько ради спектакля, сколько ради специфических развлечений после него. И мои слова лишили главного удовольствия жаждущую специфического развлечения публику.

Конечно, подобная 'премьера' была не первой и не последней. И, безусловно, никакие мои слова не могли изменить сути этих 'любителей оперы'… Но Кристоф, не задумываясь, пошел против них всех, чтобы важное для меня свершилось.

Это был поступок на грани возможного.

С некоторым запозданием я испугалась, не грозило ли сделанное накануне чем?то плохим ему самому? И тут же улыбнулась, обескураженно качая головой: могла ли я когда?либо подумать, что буду переживать за Кристофа? Определенно, мой мир перевернулся с ног на голову!

После завтрака, прихватив с собой чашечку кофе, я отправилась в библиотеку, чтобы приятно провести оставшийся час до того, как меня подхватит круговерть домашних дел, которых стало значительно больше в связи с подготовкой к балу.

Читать не хотелось, и, найдя книгу с великолепными изображениями животных, я стала лениво листать ее. Красивым переплетом, атласной бумагой и высококачественной печатью могли похвалиться почти все книги на полках данной библиотеки. Этой же особую прелесть придавали снимки, сделанные настоящим фотохудожником, который, поймав мимолетное движение объекта, сумел одним кадром выразить его суть. Носорога, несущегося танком на объектив, или флегматично жующего лося можно было рассматривать часами.

Перевернув очередную страницу, я увидела тигра, растянувшегося в кружевной тени. В его позе удивительным образом сочетались расслабленность и готовность прыгнуть. Любуясь яркой окраской его шкуры, сложно было противиться желанию гладить ее. И я водила пальцами по спине зверя, раздумывая, какова шерсть на ощупь: мягкая или жесткая? Чем больше я смотрела на тигра, тем больше понимала, что своей невозмутимостью, скрытой энергией и исходящей от него опасностью он мне кого?то напоминает… Я улыбнулась: ну конечно же! Вылитый Кристоф — даже горящий взгляд хищных глаз!

Интересно, каково это — провести пальцами по его спине? И я снова погладила тигра. Скользнуть ладонью по его сильным рукам?.. И я очертила лапу зверя. Как бы это было на ощупь — запустить пальцы в его густые темные волосы и услышать в ответ тигриное рычание? Они мягкие или жесткие? Как бы это было — увидеть его горящие глаза так близко, чтобы воспламениться самой и сгореть дотла вместе с ним?..

Я захлопнула книгу и уставилась в пол пустым взглядом, тяжело дыша, считая громкие удары своего сердца.

Но фантазия была слишком яркой и добровольно покидать меня не хотела! Перед глазами все равно оставалось тело Кристофа, запечатленное в подробностях подлой памятью за множество встреч у ванной. Память тут же мне напомнила, что запечатлеть абсолютно все ей мешало полотенце…

С этим срочно нужно было что?то делать!

И, пулей вылетев из библиотеки, я помчалась к ближайшему умывальнику, где долго плескала холодную воду на лицо. Из зеркала на меня смотрели безумные глаза, пылающие щеки погасить так и не удалось…

До самого вечера, выполняя ежедневные обязанности, я безуспешно отгоняла навязчивые видения. Они настолько захватили мое подсознание, что только когда солнце начало клониться к горизонту, я поняла, что Кристофа очень долго не было рядом. И, решив, что это, без сомнений, к лучшему, я вышла в сад, надеясь на отрезвляющий эффект свежего воздуха.