Убийство в четыре хода - Тотис Андраш - Страница 35

– Ясно. – У Альбера не было ни малейшей охоты начинать игру заново.

– А вот это программа по решению шахматных задач.

– Страстное увлечение Ростана…

– Да. Но он не пользовался этой программой, поскольку стремился дойти до разгадки своим умом.

– Я вообще не понимаю, для чего она, эта программа, – задумчиво проговорил Альбер. – Играть вместо живого партнера с автоматом – еще куда ни шло. Но чтобы задачи вместо тебя решала машина… По-моему, это ни в какие ворота не лезет.

Мартинэ тоже призадумался.

– Ну а можете вы понять человека, который покупает часы с противоударным и водонепроницаемым механизмом, притом что лишний раз под краном руки не вымоет? Одно ясно: потребность в такой программе существовала.

Альбер не стал спорить. Эта сторона дела его меньше интересовала.

– А откуда ваш приятель Ростан брал задачи?

– Из газеты. Там каждую неделю печатают целую подборку, и Даниэль не пропускал ни одной.

– Значит, вероятно предположить, что взрыв застал его за этим занятием?

– Почти наверняка. Либо он решал предложенную газетой задачу, либо сам составлял новую. Ростан считался довольно известным шахматным композитором.

– Какую газету он выписывал?

– «Ля ви д эшек». И время от времени, но не регулярно, он покупал какую-то русскую шахматную газету.

Итак, во вторник после обеда Ростан, по обыкновению, уселся в кресло возле вмонтированного в столик красного дерева автомата Р-43 и занялся решением задачи из шахматной газеты. Затем автомат, куда взрывчатки было заложено вдвое больше необходимого, взорвался.

Отчего? Альбер попытался ответить на этот вопрос. Когда была заложена взрывчатка – эту пластинку сыщики уже прокрутили, причем безуспешно. Получалось, что, кроме супругов Корню, в последние недели некому было спрятать заряд в шахматный столик. Никто из посторонних не оставался там надолго в отсутствие хозяина.

Это могли сделать супруги Корню или кто-то другой, гораздо раньше – несколько месяцев или год назад. Пластику ведь ничего не делается. Его выгодное качество как раз в том и заключается, что пластик можно сколько угодно трясти, швырять, бросать. Взрывается он лишь в тот момент, когда приводят в действие детонатор.

На этот счет тоже существует техническое объяснение. Вместе с взрывчаткой в шахматный столик мог быть поставлен часовой механизм, который ровно через год, в три часа пополудни включил детонатор. Эксперт полиции с пеной у рта отстаивал эту версию, однако Альбер был от нее не в восторге. Возможно, с технической стороны это не проблема, а вот с точки зрения психологии здесь явно неувязка. Где вы найдете остряка, который подкладывает бомбу, не зная заранее, где и при каких условиях она взорвется. Разве можно быть уверенным, что в течение года Ростан не продаст столик, не снесет его в подвал, или, например, не угодит в больницу или не уедет из города к моменту взрыва? Нет, преступник, не пожалевший ста граммов пластика, хотел действовать наверняка.

У Альбера возникла одна идея, но нужно было ее проверить. Он распрощался с Мартинэ, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Буасси забавлялся с Р-43: расставил фигуры и крутил ручку переключателя.

– Для вас будет трудновато, – покосился на него Мартинэ. – На этой ступени автомат играет в силе мастера.

– Ничего страшного, – самоуверенно парировал Буасси.

Альбер оставил их и прошел в зал. Сенсация уже улеглась, и никто не обращал на него внимания, пока он, не спеша, прохаживался вдоль рядов между столиками играющих. В зале царила тишина, внимание зрителей было приковано к шахматным доскам. Возможно, «Ультимат» и способен побить всех и каждого, возможно, профессиональным шахматистам и придет конец, однако пока что это никак не сказалось на участниках турнира. Им хотелось одержать победу в борьбе живых умов: человек против человека. Альбер просмотрел позиции на нескольких досках, но ферзевого гамбита не обнаружил. Тогда он стал изучать лица шахматистов. Господи, до чего же посредственные физиономий! Иной похож на продавца из магазина готовой одежды, другого можно бы принять за преуспевающего архитектора. А попадались среди них и такие субъекты, кому хотелось сразу же сунуть пару франков, чтобы бедняга смог добраться на метро до ближайшей психушки. И эти люди все до единого сумели заучить на память тысячи ходов и тысячи вариантов к основным ходам, научились взвешивать шансы, прежде чем принять то или иное решение, научились составлять стратегические планы, дабы одержать верх над противником? И когда умер несчастный Марсо, оказалось, что ни один из них ничего не заметил. Никто не шел в тот момент по коридору, никто не отлучался из зала. Здесь сидят сплошь честные, порядочные, безвинно заподозренные люди.

Ни в чем другом Альбер не был так уверен, как в том, что здесь, среди этих людей, находится убийца, подложивший пластик в шахматный столик Ростана и яд в стакан Марсо.

Альбер прошел в дальний конец, зала, где играли женщины. Задерживаясь для отвода глаз у некоторых столиков, он украдкой озирался по сторонам. Как в отрочестве, когда стеснялся открыто пялиться на женщин. Марианну он узнал по прическе – по девчоночьей косичке. Девушка сидела к нему спиной, наклонившись на стуле вперед. Ее противница – белокурая женщина с вытянутой, лошадиной физиономией, скрестив руки на груди, с довольным видом смотрела на доску. Марианна протянула руку, но тотчас отдернула, не коснувшись фигуры. Она даже тряхнула головой в сердцах – чуть было не угораздило совершить глупость, – и косичка ее задорно колыхнулась в такт…

– Добрый день, господин инспектор.

Поначалу до Альбера, не дошло, что обращаются к нему. Он улыбнулся, представив себе, как отреагировала бы девушка, подойди он к ней сзади и дерни ее за косу.

– Господин инспектор! – Перед ним стоял адвокатишка, отправленный на пенсию редактор шахматной газеты – именно тот человек, какой был нужен Альберу. – Я смотрю, вы на нее положили глаз, – одобрительно кивнул он сыщику.

– Я на кого?! – Альбер давно уже не чувствовал себя таким смущенным.

– На Жукову, советскую шахматистку. Она – двукратная чемпионка мира. Жаль Марианну, у девочки мало шансов против нее. – Реньяр взглянул на доску. – Хоть сейчас сдавайся.

Альбер посмотрел на Марианну – та переставила фигуру и что-то черкнула на листке бумаги. Вся ее миниатюрная фигурка излучала упорство и какую-то скрытую внутреннюю энергию. Она по-прежнему напоминала статуэтку из слоновой кости, которую – парадоксальным образом – словно бы отштамповали из гуттаперчи.

– Почему же она не сдается?

– Марианна? Да ни за что! – сказал Реньяр. – Эта будет играть, пока есть хоть капля надежды. При этом ненавидит партнершу и молит бога, чтобы ту хватил удар прямо здесь же, за доской.

– Очаровательная привычка, – заметил Альбер.

– Я был ее тренером, – с гордостью сообщил Реньяр.

– А брата ее тоже вы тренировали?

– Какое-то время – да. В ту пору я вел детскую секцию, – рассеянно пояснил Реньяр, внимание его явно переключилось на другой объект.

Лелак проследил за его взглядом и увидел мадам Ростан. Она шла по залу в сопровождении смазливого молодого человека, облаченного в бордовый костюм, ботинки того же цвета – лишь оттенком потемнее – и тонкий свитер с высоким воротом в тон ботинок. Волнистые черные волосы и пухлые губы делали его вульгарным ровно в такой степени, чтобы каждая вторая женщина оборачивалась ему вслед.

– Это якобы ее телохранитель, – хихикнул Реньяр. У Альбера готов был сорваться с языка язвительный каламбур, но он вовремя удержался. Настолько-то он изучил Реньяра, чтобы понимать: завтра же его острота пойдет гулять по всему Парижу.

– Что касается смерти Ростана… – начал Альбер медленно и очень тихо, – только пусть это останется между нами…

Реньяр – словно брал уроки пантомимы или обучался пластике движений в каком-нибудь модном салоне, где с начинающими актерами ставят этюды, – корпусом повернулся к Альберу, голову склонил набок, чтобы не сводить с него по-собачьи преданных и восторженных глаз, а дабы показать, что он – весь внимание, подставил ухо. Он даже чуть склонился к собеседнику, но не фамильярно, а как бы давая понять, что уж ему-то можно довериться.