Первая мировая война - Гилберт Мартин - Страница 120

Женщины сыграли существенную роль в производстве боеприпасов. Их работа всегда была сопряжена с опасностью. Женщин, работавших с тротилом, в шутку называли «канарейками» из-за желтоватого цвета кожи, который появлялся у них вследствие отравления тротилом. 61 женщина из работавших на заводах вооружений скончалась от отравления и 81 – от несчастных случаев на производстве. От непроизвольных взрывов на фабриках за всю войну погибло 70 женщин: одна – на фабрике в Гретне, 69 – в Сильвертауне на востоке Лондона, там же тяжелые травмы получили еще 72 женщины. В Сильвертауне из-за случайного возгорания детонировали 50 тонн тротила, опустошив более половины квадратного километра лондонского Ист-Энда и причинив больше разрушений, чем все воздушные налеты на столицу за время Первой мировой войны. Поскольку фабрика принадлежала Брюннеру, Монду и компании, снова усилилась ксенофобия из-за немецкого происхождения ее владельцев?[188].

На Восточном фронте в составе русской армии воевал сформированный в мае женский батальон под командованием Марии Бочкаревой. Он насчитывал 300 человек. В России в то время он был широко известен как Женский батальон смерти. Им удалось захватить в плен 2000 австрийских солдат. Однако потом другие подразделения, зараженные большевистскими идеями и опасавшиеся, что успех женщин может вызвать ответный удар со стороны противника, избили Бочкареву и вынудили ее распустить батальон. Флоренс Фармборо, в чей полевой госпиталь в Серете в середине августа было доставлено несколько раненых женщин, записала в дневнике: «К чести этих женщин-добровольцев надо сказать, что они действительно ходили в атаку и действительно «прямо из окопов». Но не все. Некоторые оставались в траншеях, теряя сознание и впадая в истерику. Другие бежали или уползали в тыл. Бочкарева вернулась, потеряв десятую часть своего батальона. Она была зла, чрезвычайно расстроена, но поняла главную истину: женщины не годятся в солдаты»?[189].

Немецкое Верховное командование все больше надеялось, что неограниченная подводная война все-таки поставит союзников на колени. Статистика ежемесячных потерь кораблей союзников и нейтральных стран создавала ощущение, особенно у Людендорфа, что способность союзников продолжать войну должна иссякнуть по мере того, как поставки вооружения и продовольствия безжалостно прерывались по всем морям и океанам. Но статистика порождала ложные надежды. 10 июля Вальтер Ратенау предупредил Людендорфа, что высокие планируемые оценки потерь союзников на море не более чем иллюзия, поскольку британцы прилагают огромные усилия для замены утраченных судов. Ратенау также обратил внимание Людендорфа на «способность Америки производить больше тоннажа, чем мы топим». Впрочем, цифры и прогнозы не остановили солдата, который сказал промышленнику, что уважает его мнение, но «вы должны признать, что я скорее прислушаюсь к собственным ощущениям».

Ратенау в тот момент даже не подозревал, насколько он был прав. В Британии специалист по судоходству Артур Салтер как раз приступил к организации кампании по замещению потерянных судов, о чем предупреждал Ратенау. В результате к лету 1917 г. почти не требовалось дополнительного времени, чтобы возмещать потери тоннажа. В немецких поисках путей к победе вместо фактов и цифр стали доминировать, как выразился Людендорф, «ощущения».

Немецкое Верховное командование в поисках путей к победе полагалось не только на подводные лодки, но и на контейнеры с газом. 12 июля на Западном фронте впервые был применен горчичный газ. Немцы направили его на позиции британских войск под Ипром. Было выпущено более 5000 снарядов, более 2000 солдат союзников пострадало от воздействия газа, 87 погибло. В последующие три недели немцы выпустили миллион снарядов с газом, отчего погибло еще 500 и было выведено из строя несколько тысяч солдат. Но это не помогло прорвать линию обороны британцев.

17 июля британцы нанесли ответный удар, выпустив 100 000 газовых снарядов с хлорпикрином, от которого погибло 75 немецких солдат. Но прорыва также не произошло. В июле из-за случайного взрыва на линкоре «Вангард» у мыса Скапа-Флоу погибло больше британцев, чем за все время проведения газовых атак с применением горчичного газа и хлорпикрина. От этого единственного случайного взрыва погибло 804 моряка. В живых осталось лишь трое.

На Восточном фронте в центральном секторе немецкие войска заменили австрийцев. «Вчерашние новости принесли сильное облегчение, – записал 17 июля в дневнике генерал Хоффман. – Литцман вернул Калуш, и теперь в этой части немецкие позиции настолько сильны, что можно не волноваться»?[190]. Через два дня немцы прорвали линию фронта русских у Золочева шириной 30 километров. «Ситуация развивается по плану, – записал Хоффман 21 июля, но добавил: – Мне бы хотелось больше пленных. Наши приятели удирают с такой скоростью, что мы не в состоянии их догнать. Пока только 6000 и всего 70 пушек».

Немцы освобождали австрийскую территорию. «Вчера здесь побывал австрийский император, – записал Хоффман в дневнике 23 июля, – и вел себя на грани грубости. Разумеется, нет и речи о благодарности за возвращение ему его провинции». Через три дня в Тарнополь по пути в Золочев заехал кайзер. Его войска, а не австрийские вернули Центральным державам Восточную Галицию. «Разумеется, он был в прекрасном настроении», – записал Хоффман.

Миротворческие усилия летом продолжались, но не более успешно, чем ранее. В июле британский военный промышленник сэр Бэзил Захарофф провел в Швейцарии секретную встречу с премьер-министром Турции Энвер-пашой и предложил туркам 1 500 000 долларов золотом, если они подпишут сепаратный мир с союзниками?[191]. Энвер соблазнился, но отказался. В Берлине состоялось заседание рейхстага, на котором следовало принять решение о выделении дополнительных денег для продолжения войны. Было решено, что после заключения мира Германия не потребует никаких территориальных аннексий. «Мирная резолюция», представленная в рейхстаге 19 июля, была принята 212 голосами против 126 при 17 воздержавшихся. Она призывала немецкое правительство работать «ради мира с помощью соглашений и полного примирения». Но доктор Михаэлис, выдвиженец и официальный представитель Генерального штаба, который шестью днями ранее сменил Бетман-Гольвега на посту канцлера, настаивал на том, что Германия не должна искать мира. «Я не считаю, что такая организация, как немецкий рейхстаг, достойна решать по собственной инициативе вопросы войны и мира во время войны», – пренебрежительно заявил он.

Кайзер также решительно отмахивался от всех мыслей о мирных переговорах. 20 июля, впервые почти за два десятилетия, он встретился с представителями всех политических партий Германии, за исключением независимых социалистов. В бескомпромиссной речи он сообщил им о своих планах развернуть «Вторую пуническую войну» против Англии, в ходе которой вся Европа под руководством Германии покончит с британским мировым господством?[192]. Делегаты от умеренных партий были шокированы, и еще больше после того, как кайзер, упомянув о недавних победах Германии на Галицийском фронте, заявил: «Где появляется моя гвардия, там нет места демократии». Мирная резолюция рейхстага не интересовала правителя Германии.

Попытка бывшего лидера британских лейбористов Рамсея Макдональда получить в парламенте поддержку мирной резолюции, принятой рейхстагом, провалилась. За его предложение проголосовало лишь 19 человек, 148 высказалось против. Макдональд с горечью написал президенту Вильсону, что американский нейтралитет мог бы оказаться лучшим способом достижения мира. 27 июля в лондонском Ист-Энде состоялась встреча сочувствующих большевикам. Они назвали себя Лондонским Советом и поставили задачу требовать немедленного прекращения войны. Подстрекая местное население сорвать встречу, правительство через газету Daily Express обнародовало место ее проведения, а также распространило листовки с информацией о прогерманском митинге. В них предлагалось «вспомнить последний воздушный налет и выступить против». 8000 человек так и поступили. Среди них были и солдаты в форме, которые штурмовали трибуну и разогнали митинг.