Одинокие в толпе - Томсинов Антон - Страница 78

Грустная история. Хотя для меня бы в ней не было никакого сложного психологического выбора. Во-первых, Клан превыше всего. Во-вторых, друзья всегда останутся друзьями. Я не понимаю, как можно пожертвовать друзьями ради девушки, каких тысячи на земле? Правда, девушкам об этом лучше не говорить...

Мы посидели ещё час, разговаривая о разных мелочах, потом я попрощался и вышел на улицу Дождь всё продолжался...

Накинув капюшон, я сделал несколько шагов. Выход из переулка – и я уже среди толпы, один из многих ничем не примечательных организмов. Кому какое дело до вынырнувшей из переулка тени? Люди в толпе смотрят только себе под ноги. Целые поколения боящихся смотреть вперёд или вверх...

Может, когда-нибудь и мне надоест дождь. Но после холодного Мидиаполиса, после Клана, в котором воду экономят, меня притягивает летящая с небес влага. Словно в этом полисе есть свой маленький персональный бог, щедро одаривающий его водой.

Глядя больше на бесконечные капли, чем перед собой, я случайно сталкиваюсь с прохожим, спешащим навстречу. Его лицо закрыто маской с нащёчными очистителями воздуха, глаза поблескивают из-под стекла. Видимо, один из тех бедолаг, кто страдает респираторными болезнями вроде гликемии или воспаления дыхательных путей. Вот доктор и посоветовал ему ходить по городу в таком виде, дабы предупредить попадание в организм микробов и бактерий.

В маске он удивительно похож на робота.

Впереди натянуты жёлтые ленты полицейского заграждения. Замерла куча машин с красно-синими мигающими огнями, копошатся копы со сканерами и записывающими устройствами. Полицейский, что-то печатающий на портативном компьютере, покрикивает на двух помощников. Немного приглядевшись, замечаю обгорелый остов авто – взрывом мощной гранаты салон разнесло вдребезги. Только на капоте остались следы краски, по которым можно понять, что это была патрульная машина.

Прохожие быстро проходят мимо – они видели достаточно таких сцен.

Оглядываюсь на полицейские мигалки – и тут же из-под ноги слышится резкий писк. Инстинктивно отдёргиваю ногу, крыса улепётывает в дыру на асфальте. Мерзость.

Ожидая на перекрёстке зелёный свет, слышу разговор двух пожилых людей. Они говорят о недавней перестрелке каких-то двух банд.

На противоположной стороне улицы, среди мокрой толпы, опять мне мерещится Эдди – парень в обгорелой одежде. Это меня смешит. Ну не думать же в самом деле, что я скоро умру? Чего только кланеры не придумают! Вот сейчас дадут зелёный свет, и я пройду мимо призрака. Посмотрим, каков он вблизи.

Между нами проезжает рефрижератор.

Напротив уже нет Эдди...

Наваждение какое-то. К Вирусу всю мистику: он просто, наверно, решил перейти улицу в другом месте – здесь слишком оживлённое движение. Как будто нельзя было построить подземный или наземный переход! В других полисах такого нет – чтобы на главной улице нормальных переходов не существовало!

Однако, приглядевшись, я замечаю чернеющую пасть тоннеля, закрытого решётками, рядом с которыми на ступеньках копошатся крысы.

Понятно, значит, был переход, но обвалился, просто его не успели отремонтировать.

В магазинчике рядом с моим домом работает пожилая женщина с узкими глазами и острыми морщинистыми скулами. Она быстро-быстро лопочет что-то на родном языке, одновременно вставляя слова из всеобщего жаргона. Покупаю у неё две пластиковые коробочки: первую – с кусочками цыплёнка и рисом, который приобрёл жёлтый цвет и специфический вкус оттого, что его приготовили с добавлением яиц, а вторую – с длинными тонкими макаронами, обильно политыми каким-то ароматным соусом. В следующий раз побалую себя игуаной на палочке – в таких заведениях всегда есть соблазн заказать такую.

Это как память о когда-то виденных снах или прочтённых книгах – я не знаю, о чём именно.

Окна в моей квартире слишком грязные снаружи. Такое чувство, что чёрный дым, летающий по городу и невидимый среди вечной ночи, оседает хлопьями на стёклах.

Уже сняв куртку и ботинки, приготовившись поужинать содержимым принесённых коробочек и раскупорить купленную ещё утром бутылочку алой руалы, я вспомнил, что у меня нет ни вилок, ни стаканов... Что ж, придётся есть руками и пить из горлышка, хотя это и вульгарно.

Достаю из упаковки один из лечебных пластырей и налепляю на шею, немедленно чувствуя разливающееся тепло.

Я ем макароны пальцами так, словно выражаю тем самым свою ненависть к обладателям шикарных костюмов и сверкающих машин. Отправляя в рот кусочки цыплёнка, представляю собой немой укор для тех, кто ежедневно взвешивает своё тело на весах, каждый месяц проверяется у врачей, никогда не ест ничего жареного или перченого, кривит нос при виде сального пятна на одежде.

Я не из их культуры.

Есть некая грань, перейдя за которую, человек приобретает вместо обычного стремления иметь хорошие веши – полную зависимость от них. После этой грани кончается человек и начинается обыватель.

Список того, что мне нравится в жизни, покажется более чем странным большинству людей. Например, в нём обязательно будет запах от нового, первый раз включенного компьютера – причём где-то на верхних строчках! Есть в нём что-то такое, что трогает невидимые струны моего сердца. Ах, этот аромат прогревающихся плат, только-только извлечённых из упаковки... Нет, словами его не описать даже мне!

Ладно, хватит об этом. Одна из моих слабостей – размышления во время еды на отвлечённые темы...

Вымыв пальцы и отодрав пластырь, я сел перед ноутом и снова погрузился в реальность другого мира, в котором должен как можно скорее найти маленького человечка по имени Инф...

...Я присоединился к инквизиции не только из-за того, что она приставляла собой самую значительную силу в мире, а я всегда старался быть на победившей стороне.

Всё дело в том, что в инквизиции были самые лучшие архивы.

Никто не мог избежать ока Святой Инквизиции, раз попав в её поле зрения. Человек мог перебираться из страны в страну и даже не подозревать, что где-то в канцелярии престарелый писец прилежно отмечает его путь в одной из пожелтевших бумаг.

Легче всего найти Инфа, работая в архивах. Мой сканер (противозаконное деяние – с точки зрения создателей игры!) просмотрел все бумаги в Цитадели, куда свозили копии дел местечковых отделений инквизиции. Следы вели на северо-запад, в славный город Альбрехт. Там когда-то зафиксировали сведения о деятельности колдуна Криспина Белтагью, под именем которого и скрывался Инф, если верить записям Некроса.

Я выпросил у командора направление в Альбрехт и теперь нёсся туда со всей скоростью, на которую была способна моя лошадь. Путь до Альбрехта неблизкий. Мало пересечь земли, где теснятся десятки мелких баронств и княжеств, потом ещё столько же времени пробиратьсяпо Радении, где и расположен этот городок.

Я сжульничал, как и в случае с просмотром архивов. Месячный путь покорился мне за полчаса. В сумерках вечера я уже шёл по дороге, глядя на поднимающиеся из-за горизонта шпили башен Альбрехта. Лошадь давно пала, не выдержав столь долгой скачки.

Надеюсь, никто не заметил скорости моего прибытия? В этом мире такое сочтут колдовством, а за колдовство сжигают очень быстро, хоть и на медленном огне!

На крепостных стенах висят трупы длинноволосых людей в рваных, но кое-где ещё сохранивших позолоту одеждах. В городские ворота втягивается поток телег. Грубо оттолкнув крестьян, создавших затор, я прохожу мимо стражи – мне не надо платить пошлину.

На улицах уже стихают разговоры, друзья перекидываются прощальными фразами и расходятся по домам, лавочники закрывают ставни своих заведений.

Всё правильно, после наступления темноты бродить по городу небезопасно.

Брат Игнациус, местный командор, оказался сухим угловатым человеком лет пятидесяти или даже меньше. Его лицо избороздили морщины, а от виска к подбородку тянулся глубокий шрам. Длинные серые пряли упали на стол, когда он склонился над моими бумагами, подписанными ладенским командором.