Убийца во мне - Томпсон Джим - Страница 7

И все же я пальцем его не тронул. Я никогда не бил заключенных – тех, кого можно бить безнаказанно. У меня не было ни малейшего желания. Эта особенность принесла мне особую славу, и я, возможно, не хотел порочить свою репутацию. Или, вероятно, я подсознательно считал, что нахожусь по ту же сторону барьера, что и заключенные. Как бы то ни было, я не причинил ему вреда. Не хотел, и очень скоро у меня отпадет стремление вообще кому-либо причинять вред. Я избавлюсь от него, и с этим будет покончено навсегда.

Через три часа, как я сказал, у мексиканца появилось желание вести себя хорошо. Я вернул ему одежду, принес одеяло, позволил выкурить сигарету и уложил. Когда я собирался выходить, шериф Мейплз заглянул в камеру и удивленно покачал головой.

– Не представляю, Лу, как тебе это удалось, – изумился он. – Черт побери, откуда у тебя берется терпение?

– Просто нужно все время улыбаться, – ответил я. – Вот и весь секрет.

– Да? Как же, рассказывай, – усмехнулся шериф.

– Но это так, – настаивал я. – Тот, кто улыбается, всегда выигрывает.

Он подозрительно посмотрел на меня, и я расхохотался и хлопнул его по спине.

– Шучу, Боб, – сказал я.

Какого черта? Ведь нельзя за одну ночь изменить привычки. И какой вред от маленькой шутки?

Шериф пожелал мне приятного воскресенья, и я поехал домой. Я сделал себе огромную яичницу с ветчиной и жареной картошкой и отнес тарелку в кабинет отца. Ел я за его столом, впервые за долгое время чувствуя себя таким умиротворенным.

Я принял одно решение. Что бы ни случилось, на Эми Стентон я не женюсь. Я и так старался держаться от нее подальше исключительно ради ее же блага, поэтому не считал себя вправе жениться на ней. А даже если бы и считал, все равно не сделал бы этого. Если все же мне придется жениться, то уж не на этой властолюбивой вертихвостке с острым, как колючая проволока, языком и такими же тонкими, как проволока, извилинами.

Я отнес посуду в кухню, вымыл ее, а потом принял ванну. После ванны я лег спать и спал как убитый до десяти утра. Завтракая, я услышал, как на подъездной дорожке захрустел гравий, и, выглянув в окно, увидел «кадиллак» Честера Конвея.

Он вошел в дом, не постучав, – люди привыкли не стучаться еще в те времена, когда практиковал отец, – и сразу направился в кухню.

– Сиди, малыш, сиди, – сказал он, хотя я и не собирался вставать. – Продолжай завтракать.

– Спасибо, – проговорил я.

Он сел и, вытянув шею, принялся разглядывать еду на моей тарелке.

– Кофе свежий? Я бы не отказался от чашки. Встань и налей мне, ладно?

– Да, сэр, – просиял я. – Сию минуту, мистер Конвей, сэр.

Моя нарочитая любезность, естественно, не раздражала его – он считал, что имеет на это право. Он с хлюпаньем сделал один глоток, потом второй. Третьим глотком он опорожнил чашку. Он сказал, что больше кофе не будет, хотя я и не предлагал ему, и прикурил сигару. Он бросил спичку на пол, выдохнул дым и стряхнул пепел в чашку.

В большинстве своем жители Западного Техаса очень властны, но они не идут напролом, если обнаруживают, что человек умеет защищаться. Они быстро учатся уважать его права. Честер Конвей являлся исключением. Он был большой «шишкой» в городе еще до нефтяного бума. Ему всегда удавалось строить отношения с людьми на своих условиях. Он так долго жил без оппозиции, что не сразу распознал ее, когда она появилась. Думаю, он бы и головы не повернул, если бы я проклял его в церкви. Его слух иногда вытворял странные вещи.

Мне нетрудно было поверить в то, что он подстроил гибель Майка. Тот факт, что именно он сделал это, сразу расставил бы все на свои места.

– Ну, – сказал он, тряся пепел над столом, – все подготовил к сегодняшнему вечеру, а? Нет вероятности, что что-то сорвется? Ты раскрутишь это дело так, что оно будет крутиться в нужную сторону?

– Я ничего не собираюсь делать, – ответил я. – Я сделал все, что собирался.

– Не думай, Лу, что мы оставим все как есть. Помнишь, я сказал тебе, что эта идея мне не нравится? Она и сейчас мне не нравится. Этот проклятый безумец Элмер снова виделся с ней. Ты, малыш, сам заберешь деньги. Все готово, десять тысяч мелкими купюрами, и...

– Нет, – сказал я.

– ...я с ней в расчете. Потом устрой ей хорошую трепку и выпроводи за пределы округа.

– Мистер Конвей, – проговорил я.

– Именно так и надо сделать, – хохотнул он, при этом его бледные толстые щеки задрожали. – Заплати ей, взгрей хорошенько и прогони прочь... Ты что-то сказал?

Я повторил все еще раз, медленно произнося каждое слово. Мисс Лейкленд попросила у шерифа разрешения еще раз увидеться с Элмером прежде, чем она уедет. Она настаивает на том, чтобы именно он принес деньги, и не хочет никаких свидетелей. Таковы ее условия, и, если Конвей хочет, чтобы она тихо покинула округ, ему придется уступить. Конечно, мы могли бы прижать ее, но если мы это сделаем, она заговорит и расскажет не очень приятные вещи.

Конвей раздраженно кивнул.

– Это-то я понимаю. Мне не нужна грязная слава. Но я не понимаю...

– Я объясню вам то, что вы не понимаете, мистер Конвей, – сказал я. – Вы не понимаете, что в своей наглости перешли все границы.

– Э? – У него отвисла челюсть. – Ч-что?

– Простите, – сказал я. – Остановитесь и задумайтесь. Как это будет выглядеть, если станет известно, что представитель органов правопорядка передал шантажисту требуемые деньги – это в том случае, если она захочет взять их у меня? Как, по-вашему, я буду себя чувствовать, если ввяжусь в эту грязную аферу? Элмер вляпался в это дело и пришел ко мне...

– Единственный правильный шаг в его жизни.

– ...а я пришел к вам. И вы попросили меня выяснить, как с наименьшим шумом выдворить ее из города. Я все сделал. И на этом закончим. Больше я ничего не буду делать. Я вообще не понимаю, как вы можете просить меня о чем-то еще.

– Ну, э-э, – он прокашлялся, – может, и так, малыш. Допускаю, что ты прав. Но ты позаботишься о том, чтобы она уехала из города, как только получит деньги?

– Позабочусь, – пообещал я. – Если она не уедет в течение часа, я сам выпровожу ее.

Конвей встал, нервно огляделся. Я проводил его до двери, чтобы поскорее отделаться. Я уже не мог выносить его. Сдерживало меня одно: я знал, что он сделал с Майком.

Я держал руки в карманах и притворился, будто не вижу, что он протягивает мне руку. Он открыл дверь и, заколебавшись, повернулся ко мне.

– Никуда не уходи, – сказал он. – Я пришлю Элмера, как только найду его. Хочу, чтобы ты устроил ему хорошую нахлобучку, проследи, чтобы он все понял. Заставь его уяснить, что есть что, ясно?

– Да, сэр, – ответил я. – Я польщен тем, что вы позволили мне поговорить с ним.

– Все в порядке. Никаких проблем, – сказал он, и дверь сама захлопнулась за ним.

Элмер объявился через пару часов.

Он был таким же крупным и расплывшимся, как его отец, и старался держаться так же властно, однако для этого у него была кишка тонка. Мужики несколько раз избили его, и это пошло ему на пользу. Его дряблое лицо блестело от пота, изо рта воняло, как из винной бочки.

– Ты уже с утра принял, да? – сказал я.

– Ну и что?

– Ничего, – ответил я. – Я пытаюсь сделать тебе одолжение. Если ты напортачишь, это твои проблемы.

Он что-то проворчал и положил ногу на ногу.

– Не знаю, Лу, – нахмурившись, проговорил он. – Ничего не знаю. А что, если старик никогда не утихомирится? Что нам с Джойс делать, когда десять тысяч закончатся?

– Послушай, Элмер, – сказал я, – кажется, произошло недоразумение. Как я понял, ты уверен, что со временем твой отец изменит свое мнение. Если нет, возможно, будет лучше, если я скажу мисс Лейкленд...

– Нет, Лу! Не надо!.. Черт, он остынет. Он всегда ругается на меня за то, что я делаю, а потом отходит. Но...

– А почему бы тебе не поступить следующим образом? – предложил я. – Приложи все силы, чтобы десять тысяч не закончились. Купи какой-нибудь бизнес – вы с Джойс могли бы вместе управлять им. А когда дела пойдут на лад, свяжись с отцом. Он увидит, что ты делаешь успехи, и тебе больше не придется улаживать проблемы.