Игра в марблс - Ахерн Сесилия - Страница 25

Она знает, что старший из братьев погиб, думает, он утонул. Это в общем-то правда, но она думает, это просто несчастный случай, и опять-таки, пусть думает так и дальше. Какие бы проблемы ни были у Хэмиша при жизни – это его дело, и в свою новую жизнь я их не потащу. Джина нежная, наивная, и она привыкла строго судить о людях. Услышит что-нибудь этакое и станет ко мне хуже относиться. И наверное, будет права, хотя со мной-то все в порядке. Я всегда держусь по правильную сторону закона, и все же я не тот парень, кто стал бы играть с ее дедом в крокет. Слава богу, папаша ее уже умер, да и деду недолго осталось.

Медовый месяц в Венеции – это был мой выбор. Я мечтал попасть сюда с тех пор, как посмотрел документальный фильм о стеклянном заводе в Мурано, целый остров, где изготовляют любые штуки из стекла, – я там поселиться готов, но уж хотя бы побывать там. Денег у нас с собой мало, у нас их, по правде говоря, в обрез, только на пропитание, но я непременно привезу отсюда полные карманы шариков, хоть выпрошу, хоть в долг возьму, хоть украду. Медовый месяц оплачен дедом Джины, которому пришлось вмешаться, когда он услышал, что мы поедем в Коб. «Выбирайте, что хотите, – сказал он, – любое место на земле». Джина нацелилась на неделю в Чехословакии, потому что там провела неделю после свадьбы одна из ее подруг, но я уговорил ее вместо Чехословакии поехать на три дня в Венецию. Чехословакию мы, пожалуй, могли осилить и сами, но никак не Венецию. Венеция – вот настоящее приключение, словно в другой мир попасть. И она согласилась, потому что я был уж так убедителен. Мне было наплевать, что поездку оплачивает ее дед, что ее дед дает мне деньги. Я бы от кого угодно помощь принял, моей гордости это не в убыток. Чего у меня нет, того нет, и, если мне это дают, я не отказываюсь.

Я шагаю по маленькому номеру – отель не из роскошных, куда там, но я счастлив оттого, что попал сюда. Я где угодно могу переночевать, а больше всего мне хочется поскорее в город, все разведать.

Я думал, после такой ночи меня срубит, но нет, бодряком. И не терпится выйти. Не знаю, как долго может продлиться массаж, но не хочу торчать в этой комнате, когда меня ждет целый мир. Вряд ли Джина станет тратить время, разглядывая шарики, – уж во всяком случае, не столько и не так, как мне надо, – так что я решил воспользоваться моментом и выскользнуть в город. Далеко идти не пришлось, я сразу же наткнулся на самые прекрасные марблс, какие видел в жизни. Это произведение современного искусства конечно же не для игры, только для коллекции. Я так и замер перед витриной, не мог двинуться с места. Продавец сам вышел и буквально втащил меня вовнутрь. Еще бы, желание обладать всем его товаром ясно читалось у меня на лице. Беда в том, что желание-то было, но не деньги. Продавец отвечал на все вопросы, которыми я его засыпал, позволил мне разглядывать самые драгоценные шарики под лупой с десятикратным увеличением, так что я видел все подробности работы художников. Каждый шарик сделан из стекла вручную, внутри спрятаны удивительные сокровища. Один – прозрачный, а глубоко внутри – зеленый клеверный листок с четырьмя лепестками, в другом – золотая рыбка словно плавает в пузырьках, в третьем – белый лебедь и завиток синего моря. Водовороты, вихри лиловых, зеленых, бирюзовых валов, спиралью устремленные к средоточию шарика. Завораживает. А вот глаз. Прозрачный шарик с оливково-зеленым глазом, черным зрачком, красные жилы расходятся по бокам. Прямо следит за мной. А еще один – «Новая Земля», целая планета, каждая страна вылеплена внутри, а во внешнем слое облака. Работа гения. Целая планета в шарике диаметром четыре дюйма. Такой шарик я бы больше всего хотел, но денег мне едва ли хватит даже на один, о всем собрании уж не говоря. Каждый стоит столько, сколько у меня всего денег на три дня в городе.

Вся моя сила воли понадобилась, чтобы сдвинуться с места, но, увидев, что я ухожу, продавец перешел к активным действиям. Лучше всего торгуется тот, кто в любой момент готов все бросить и уйти, и продавец решил, что я его переиграл, хотя на самом деле я готов был бы продать дом и купить эту коллекцию, вот только дома у меня нет. Нам предстоит жить с матерью Джины еще целый год, пока мы скопим на первый взнос и возьмем ипотеку. Сама мысль купить хотя бы один из этих шариков нелепа, и я это сознаю. Но адреналин бежит по венам, я чувствую себя таким живым. Это единственная моя хорошая сторона, это лучшая моя сторона, а Джина до сих пор с ней незнакома. Глядя на эти шарики, я мысленно даю обет верности: не только не спать с другими, но прежде всего открыть ей свое истинное я. Принести ей этот шарик, показать ей самую главную, лучшую свою сторону.

Я купил прозрачный шарик с красным сердцем внутри. Темно-красные завитки, словно капли крови, заключенные в пузыре. Торговался я жестко, отдал почти вдвое меньше, чем продавец запросил поначалу. Все равно слишком для меня дорого, но это не просто шарик – это для Джины, я приношу ей себя, настоящего. Для меня это значит больше, чем вчерашняя церемония, чем слова, которые я не ощущаю сердцем. Вот это действительно имеет значение. Самый отважный, самый ужасный поступок, на какой я решился в жизни. Я отдам ей это сердце, мое сердце, и расскажу, кто я. За кого она вышла замуж.

Продавец завернул сердце в пузырчатую обертку, затем упаковал в бархатный бордовый мешочек, затянул золотой плетеной нитью со стеклянными бусинами, которой я невольно залюбовался. Все красиво, даже бусины на мешочке. Я засунул его поглубже в карман и пошел в отель.

Вернувшись в номер, я догадался, что новобрачная плакала, но она постаралась скрыть следы слез. Одета она была в купальный халат, туго стянутый на талии.

– Что такое? Что случилось? – Я готов был куда-то бежать, вздуть кого надо.

– О, ничего. – Она сердито утерла глаза рукавом халата, кожа вокруг глаз покраснела.

– Что значит «ничего»? Рассказывай! – Гнев уже охватил меня. Тише, а то она замкнется. Будь терпеливым, понимающим, а не хулиганом, который тут же бежит кого-то бить. Еще не время.

– Просто это вышло так неловко, Фергюс. – Она сидит на кровати и кажется совсем маленькой посреди огромной постели. Ей двадцать один год. Мне двадцать четыре. – Она потрогала мою… – Глаза ее расширились, а меня покинул гнев и разобрал смех.

– Да? Твою что? – Вернулась мечта об игре в «сотни». Вот она передо мной на кровати, в халате, моя жена.

– Это не смешно! – Она упала ничком, закрыла лицо подушкой.

– Я и не смеюсь, – сказал я, присаживаясь рядом.

– А вид такой, словно собираешься засмеяться. – Голос ее был приглушен подушкой. – Я и не думала, что массаж – это так интимно. Не затем я так долго воздерживалась, чтобы итальянская бабенка четырех футов ростом полапала меня еще до тебя.

И тут уж я рассмеялся.

– Прекрати! – вскричала она, но я уже видел, как под накрывшей лицо подушкой проступает улыбка.

– Тебе понравилось, когда она к тебе прикасалась? – поддразнил я ее, и моя рука поползла вверх к ее бедру.

– Прекрати, Фергюс! – Но она просит лишь не дразниться, а не убрать руку, впервые она не пытается меня остановить. Теперь надо сделать это. Надо показать ей марблс прямо сейчас, чтобы она приняла меня, чтобы она впервые занялась любовью со мной, не с «ним».

Я сам удержал свою руку, она, удивленная, села на кровати, волосы упали ей на лицо.

– Сначала я хочу кое-что тебе отдать.

Она откинула волосы с лица, такая нежная, невинная, что я постарался сохранить этот ее образ в памяти. В тот момент я еще этого не понимал, но потом я буду вспоминать ее лицо именно таким, в минуты, когда мне будет казаться, будто я ее потерял, или когда меня захлестнет такая сильная ненависть, что я вынужден буду отворачиваться от нее.

– Я прошелся по окрестностям. И нашел кое-что замечательное. Для тебя. Для нас. Для меня это очень важно. – Голос мой дрогнул, и я замолчал. Вынул из кармана мешочек, достал из него сердце, пальцы ходили ходуном. Я словно и правда вручал ей самого себя. Никогда прежде не чувствовал такого. – Вчера ты обвенчалась со мной, но сегодня впервые меня узнаёшь. Мое имя Фергюс Боггс, моя жизнь – марблс. – Я развернул обертку и на ладони протянул ей сердце. Дождаться ее реакции, потом объяснюсь. Пусть сперва примет его, позволит мне насладиться ее восхищением.