Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич - Страница 55

Миниатюрная прокурор Кириллова начала говорить, еще не успев встать с места, словно торопилась убедить суд в безоговорочной виновности подсудимых:

– Таким образом, Тишко и Максимова обвиняются в совершении преступления, предусмотренного частью 4 статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации, то есть в мошенничестве, совершенном организованной группой, в особо крупном размере… Кроме того, Тишко с целью сокрытия преступления совершил покушение на убийство Кузнецовой Натальи Владимировны и ее малолетнего сына Арсения Кузнецова и обвиняется в совершении преступления, предусмотренного частью 3 статьи 30 п. «а, к», частью 2 статьи 105 УК РФ, то есть покушение на убийство двух или более лиц с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а также в совершении преступления, предусмотренного статьями 139 и 222 УК РФ – незаконное проникновение в жилище, а также незаконное приобретение, хранение, ношение оружия.

После обсуждения вопроса о том, насколько понятно предъявленное обвинение подсудимым и признается ли оно ими, суд, по ходатайству прокурора, посчитал необходимым дать слово потерпевшим.

К трибуне стали выходить пострадавшие женщины, давая однообразные, как под копирку, показания.

– Я его полюбила… Он обещал жениться… А потом пропал. И паспорт мой тоже. А потом банк начал требовать выплат по кредиту, который я не брала…

– Вы пытались найти Тишко? Связывали потерю паспорта с кредитом, выданным на ваше имя? Почему не подали заявление в полицию? – сыпала вопросами крохотная напористая прокурорша.

– Я думала, что просто потеряла свой паспорт. Заявление писала, чтобы новый получить, но на Владика я не думала! Да, я искала его… но телефоны не отвечали, с квартиры он съехал… Я ждала, понимаете – ждала, потому что у него какая-то важная секретная работа, он вынужден исчезать надолго, он предупреждал…

Когда это сказала третья по счету женщина, судья не удержался и хмыкнул:

– Неужели вы этому верили?

– Я любила его, – опустила глаза блеклая блондинка с заплаканным лицом, Светлана Данилова. – А когда любишь, то веришь. Всему! Даже откровенной глупости и ерунде. И потом, он же мужчина, а паспорт женский… кто же знал… – Данилова посмотрела на Ольгу, но тут же отвела взгляд.

Судья, словно устыдившись своей резкости, отвернулся и вздохнул.

– Конечно, я начала понимать, что исчезновение Тишко, пропажа паспорта и непосильный для меня кредит в банке – звенья одной цепи. Но поймите, – по лицу Светланы потекли крупные слезы, – поймите, если бы я поверила в это, я не смогла бы жить! Поэтому я отказывала себе во всем, голодала, продавала из дома все ценное, чтобы заплатить ежемесячный взнос, и ждала, ждала Владика… Я жила только надеждой, что он вернется…

– А я была беременна от него! – вскочив с места, выкрикнула брюнетка лет тридцати. – Подонок! Я продала дачу, мебель, все свои украшения, потратила сбережения, но главное – я сделала аборт, и теперь у меня никогда не будет детей!

Она разразилась рыданиями, близкими к истерике. Таранов постучал молотком, призывая к порядку.

Камеры жадно снимали, как приставы отпаивают водой рыдающую девушку.

Натка почувствовала дурноту. Она так ни разу и не решилась посмотреть на Влада.

– Спокойно, – сказала Лена, сжав ее руку, а Таганцев опять ободряюще дотронулся до плеча.

И только Говоров даже не посмотрел в ее сторону, боясь, очевидно, встретиться с Леной взглядом.

Следующей показания давала Ася. Уж она-то не стала мямлить про любовь и страдания.

– Я сразу все поняла, – отрезала Ася. – И объявила Тишко войну. Потому что он – опасный преступник! И должен сидеть в тюрьме! А он еще, оказывается, с сестрицей на пару работал. Подонки!

Ольга опять усмехнулась – нагло, презрительно, словно не она здесь была подсудимой, а все, кто присутствовал в зале.

– Вы думаете, мне просто было уговорить их, – Ася кивнула в сторону девушек, – дать показания против Тишко? Они вот про любовь тут говорят, а сами… сами его боятся! Потому что одно преступление всегда влечет за собой другое, более страшное. Тишко столько наворовал, что рано или поздно начал бы убивать. И он начал! – Ася выкрикнула последние слова, и Таранов снова постучал по столу молотком, призывая к порядку…

У Натки был один проверенный способ взять себя в руки – представить, что это происходит не с ней.

В критических ситуациях, например, когда Владик ломился в квартиру, этот способ не помогал, а вот на экзамене в школе достаточно было вообразить себя сторонним наблюдателем, и страх уходил, а голова прояснялась.

Когда Натку вызвали как потерпевшую, она поняла: единственное спасение – представить, что ты смотришь кино…

И паника отступила, колени перестали дрожать, судья показался милым и доброжелательным.

– Вы не преувеличиваете, утверждая, что Тишко хотел вас убить? Может быть, это был «любовный порыв»? – уточнил адвокат Влада.

– Он стрелял, – коротко ответила Натка. – Пули были настоящие, пистолет тоже. Если бы он попал в меня или в Сеньку…

– Ваша честь, протестую! Вопрос некорректный, – сказала Кириллова.

– Протест принят, вопрос снимается. Хотя вы уже ответили, ответ не будет занесен в протокол судебного заседания, – кивнул судья.

– Вы меня простите, но лучше мой ответ занесите… В протокол, – неожиданно уперлась Натка.

Лена даже тихо присвистнула. Вот так сестрица! Молодец!

– Ну, если вас это не смущает, – пожал плечами судья. – Секретарь, занесите ответ в протокол, – произнес Таранов.

– Вы замечали признаки психического расстройства у Владислава Тишко? – спросила прокурор.

Натка на минуту задумалась – сейчас, по прошествии времени, она понимала – Тишко, конечно, эгоист, но не сумасшедший.

– Нет, – твердо сказала она. – Тишко… Владик всегда хорошо контролировал ситуацию, он точно знал, когда можно покричать на меня, надавить, а когда нужно быть ласковым и покладистым.

Краем глаза она видела, как Лена в знак одобрения показала ей большой палец.

– Вы знали, что у него есть оружие? – спросил судья.

– В первый раз… ну, тогда, в своей квартире, он угрожал пистолетом!

– Почему вы не заявили об этом в полицию?

– Я собиралась… – Натка смутилась и почувствовала, что краснеет. Так не хотелось повторять уже надоевшее клише «я любила его!». – Но он позвонил и сказал, что это игрушка, которую он Сеньке купил! – поспешно сказала она. – Я поверила.

– Это правда? – уточнил судья у Тишко.

– Но я действительно купил Семену игрушку, – услышала Ната голос Влада. – Тогда, в первый раз, это она и была!

– То есть у вас два пистолета, – усмехнулась Кириллова.

– Ваша честь! Защита возражает! – выкрикнул адвокат.

– Протест принят. – Судья едва сумел скрыть улыбку, оценив шутку обвинения.

– Послушайте, – вкрадчиво спросил адвокат у Натки и проникновенно заглянул ей в глаза, – но ведь вы же сами в погоне за своим женским счастьем наделали глупостей. Скажите, вы всегда так быстро вступаете в связь с малознакомыми мужчинами?

Натка ждала спасительного «Протестую! Возражаю!» от прокурора, но Кириллова промолчала. Видимо, для обвинения моральный облик Наты тоже имел значение.

– Нет… То есть… – Она оттянула душивший ее воротничок кофточки и посмотрела на Лену. Сестра еле заметно кивнула, но что это означает, Ната не поняла. – Я влюбилась в него с первого взгляда! – выпалила она. – Если вы спросите, часто ли я это делаю, то… первый раз!!!

Если это и ложь, то никто здесь не сможет этого доказать!

Даже сестра.

Лена улыбнулась, давая понять, что Натка все делает правильно.

А Таганцев с неприкрытой ненавистью посмотрел на Тишко.

– У обвинения есть вопросы? – спросил Таранов. – У защиты?

Ната отвечала еще на вопросы, но больше ни разу не сорвалась на крик, потому что снова наблюдала за собой как будто из зрительного зала в кинотеатре.

Мужская часть потерпевших оказалась немногословной – очевидно, многочисленные камеры и диктофоны сильно поумерили их возмущение и красноречие.