Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич - Страница 48

Глядишь, так и избавимся от коррупции…

Лет через сто!

Бородянский улыбнулся своим мыслям и снова вопрошающе кивнул притихшему Троицкому.

– Да, да, Евгений Альфредович! Все будет в порядке, – встрепенулся главный юрист «Астра-Финанса». И добавил уже совсем бодро: – Как обычно! Вы же меня знаете!

Перед Бородянским вновь сидел хорошо ему знакомый супермен Троицкий – сажень в плечах, волевой подбородок, тридцать два белейших зуба. Редкое сочетание интеллекта и физического совершенства.

– Так уже лучше. Значит, с судьей все решено?

– Более чем. Не беспокойтесь, шеф! Проверено лично. – Андрей снова широко улыбнулся, но его уверенность почему-то вовсе не успокоила начальника.

Тем не менее Бородянский решил завершить на сегодня совещание. Тем паче это было всего лишь очередное из сотни подобных дел. И не у таких Малышевых изымали заложенные квартиры и дома. Троицкий не подведет.

Он жестом отпустил юриста.

– Ну, хорошо. Иди, действуй. Без брака!

– Что? – неожиданно переспросил Троицкий, но тут же спохватился: – А, вы в смысле «производственного»…

– Само собой. А ты о чем? Андрей, тебе надо бы отдохнуть. Чего-то перегрелся ты, дружище. Заканчивай эти процессы и отправляйся на пару недель в отпуск. Я тебе даже билет подарю в качестве премии. До Майами и обратно. А если захочешь, можешь на Сант-Бартс слетать. Там сейчас все наши тусят. Оттянись. Возьми с собой самую красивую девушку, а лучше пару. Ха-ха! Ты мне нужен здоровый, уверенный, собранный. Все понял? Иди за новой победой! – И, не дожидаясь ответа, Евгений Альфредович снял трубку телефона на столе. – Настенька, соедини с Алексеем Леонидовичем, срочно.

Троицкий вышел.

Он и впрямь стал слегка растерянным. Точнее, задумчивым.

А все эта судья…

Кузнецова.

Лена.

Вот уж и впрямь на старуху – проруха. Андрей машинально глянул в зеркало на стене приемной председателя, чуть тронул и без того идеальный узел модного галстука, подмигнул сам себе и решительно двинулся в суд.

На два часа было назначено заседание по делу этого странного типа Малышева.

Как-то все не заладилось с самого начала процесса.

Зачем-то Виктор отказался от предложенной юридической помощи.

Сердобольная Евгения Савельевна с утра притащила с собой какого-то потрепанного вида дедка, который представился адвокатом. Она отчаянно наседала на Виктора и советовала идти в суд только с защитником.

– Тоже мне защитник! – Малышев хмыкнул. – Он и себя-то не может защитить. Ну его к лешему!

Виктор хоть и пообещал няньке отправиться в суд с адвокатом, но как только они вышли из дома, тут же постарался от него отделаться. Дед, как ни странно, даже не обиделся. Только пожал плечами, что-то проскрипел, кажется, на латыни: «Воленс-ноленс»[4] – и испарился.

Судья, которая и в прошлый раз Виктору не понравилась, сегодня вызвала острую неприязнь…

Она бросала, как ему показалось, многозначительные взгляды на холеного банковского хлыща, целью которого было оставить Виктора без квартиры, и хлыщ отвечал ей заговорщицкими улыбками.

«Спелись», – тоскливо подумал Виктор.

А вернее – договорились, потому что ни тот ни другая не смотрят на него, словно он человек-невидимка, или хуже того, ничтожество, которое необязательно замечать.

Интересно, сколько стоит засудить такого человека как он, Виктор?

В рублях, долларах или евро она берет?

Малышев вдруг с острой болью вспомнил момент, когда хотел шагнуть в окно…

Он часто его вспоминал и всегда с одной горькой мыслью – если бы он тогда ушел, если бы Света его не остановила…

Детям могли бы оставить квартиру! Ведь сиротам положено жилье. И не выселяют у нас несовершеннолетних – тех, кто без родителей остался…

Или не так?

Виктор почувствовал подступивший к горлу комок, сглотнул и протер глаза.

Еще не хватало этим хищникам – судье и банкиру – заметить его слезы.

Он будет бороться. Потому что его детям необходимо достойное жилье, а не метания по съемным квартирам.

Виктор поднял голову и расправил плечи. Да, он будет бороться – грамотно, напористо и хладнокровно.

Ведь его ход со встречным иском сыграл свою роль!

Правильно ему в Интернете подсказал один известный адвокат. Не поленился ответить и даже скинул форму искового заявления. И еще дописал: «Наступайте, Виктор! Ваше дело правое! Удачи, Артем П.».

Виктор распечатал это послание и повесил над письменным столом, за которым проводил ночи напролет, выискивая прецеденты или хоть какие-то зацепки и соломинки для спасения своей квартиры.

Да и жизни.

– Прошу стороны встать. Вам разъясняются ваши права, – как сквозь вязкую пелену слышал он слова этой молодой и, честно говоря, симпатичной, но от этого не менее неприятной ему судьи. – Ответчик, вы имеете право… ходатайства… возражения… письменном виде… доказательства… свидетелей… обжаловать… – доносились до него отдельные слова. – Вам ясно, Виктор Иванович? – Кузнецова первый раз посмотрела в глаза Малышеву.

Он кашлянул и потер переносицу.

– Да-да. Кажется, все ясно.

– Виктор Иванович? Кажется? Или все ясно? Скажите четко. Это важно, – она говорила с ним как с душевнобольным.

Малышев закипел:

– Ничего мне не кажется. Все ясно!

– Хорошо.

Он сел, обхватив голову руками. Тысячи вопросов в голове не давали ему возможности сосредоточиться.

Миллионы долга, детские проблемы, болезнь Екатерины Викторовны…

Что делать со Светой?

Почему давно не приходит во сне Лика?

Зачем он здесь?

Малышев сдавил виски и заставил уйти из головы все лишнее.

Главное, сосредоточиться! Главное! Самое главное! Что?

А, вот что!

Кредит!

Ипотека!

Кабальные проценты.

Он на автомате выслушал до боли, до каждой буквы и запятой известный ему иск банка. Только сумма за прошедшие несколько дней еще увеличилась. Даже судья заинтересовалась. Или сделала вид, что ей интересно – по какой такой схеме считают в «Астра-Финансе» проценты?

– Поясните, истец, на каком основании сумма иска увеличилась? Что за формула? Каков механизм расчета? – Она стала листать толстенный том его дела.

Виктор усмехнулся. Он уже изучил досконально все механизмы и формулы. Он знал их наизусть.

Главный механизм – алчность, а формула – «грабь слабого».

Холеный представитель банка Троицкий будто услышал Малышева.

– Это вовсе не грабительские формулы, как пытается представить должник Виктор Иванович Малышев. Это элементарная математика, основанная на положениях Кредитного договора и Гражданском кодексе. Ваша честь, я не смею напоминать высокому суду все статьи, применимые к подобному спору, так как они тщательно изложены в самом исковом заявлении. А формула расчета задолженности обоснована в приложении к иску. И вот еще, пожалуйста, приобщите к делу новые расчеты. – Хлыщ протянул стандартный лист, испещренный уравнениями и математическими расчетами.

Протянул так, как будто не шкуру последнюю с Малышева сдирал, а меню подавал в «Пушкине».

Виктор бывал там с Ликой в лучшие времена. Не часто, но пару раз точно. Они от души смеялись над их обращением: «Сударь, сударыня». Забавно это звучало. И даже непомерно большой счет не омрачил их безудержного веселья.

Он бы сейчас отдал даже квартиру, да что квартиру – полжизни, чтоб вернуть Лику.

Можно и в Барабинске у Светы жить, в конце концов.

Мысли о Лике вновь унесли его прочь из зала суда.

А нужно было сосредоточиться, внимательно слушать, ловить этого смазливого банкира на его же словах. Бить по всем фронтам его же аргументами.

Малышев вскочил.

– Мне объясните! Откуда? Почему такие проценты?

– Что же тут неясного? – скривился банковский инквизитор. – Под какую ставку вы брали заем? Помните? Ну же! – Он продолжал противно ухмыляться.

– Помню! Не нукайте на меня, я не мул, а человек. Заемщик. Клиент! И в соответствии с законом о защите прав потребителей вы должны меня уважать! – на едином выдохе отбрил нагловатого юриста Виктор. – А процент был заявлен – двадцать. Высокий, но мне он был по силам. Даже когда Лика… моя Лика… ушла совсем. Я все мог оплатить. Все!