Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич - Страница 41

Натке хотелось ринуться в бой за свое счастье, отобрать и порвать блокнот, вытолкать эту Асю вон из квартиры, но…

Но здравый смысл нашептывал – дура, беги! Собирай вещи, хватай Сеньку и беги с этой Асей куда глаза глядят, прячься, не выходи на работу, не появляйся в своей квартире и к Лене не суйся, потому что Влад – вот настоящая опасность, которую ты постоянно чувствовала и которой был наэлектризован воздух вокруг тебя! Беги!

– Ну что ты раздумываешь! – схватила ее за руку Ася. – Собирай вещи! Преступники, загнанные в угол, очень опасны! На Тишко висит почти двадцать миллионов рублей! И это только то, что я знаю.

– Почти двадцать, – пробормотала Натка. Ей показалось, она ухватила ту умную мысль, что бродила в ее голове… – Тогда почему он не купит квартиру? Почему живет в съемной?

– Он же все время в бегах, – усмехнулась Ася. – Ему нельзя жить на одном месте. И потом… налоговая наедет – откуда деньги. Машины-то он в кредит оформляет, а с квартирой это не прокатит, там суммы побольше, объяснять придется, где взял…

– Мам, ну скоро пирог будем есть?! У меня в животе уже от голода еж иголками колется!

С лестницы сбегал Сенька с водяным ружьем в руке…

И почти одновременно в замке повернулся ключ.

Ася побледнела и сжала Наткину руку.

– Он раньше пришел… Все… Это конец.

Сенька, услышав ее слова, замер, вцепившись в перила.

– Сенька, беги! – что есть сил закричала Ната.

Но сын не тронулся с места.

Я купила оранжевый зонтик и теперь не знаю, зачем это сделала…

Сначала мне показалось, что в непогожий день он заменит солнце, но дома я вдруг поняла, что судья с оранжевым зонтиком выглядит несколько нелепо. Придется отдать старый – тот, что сломал Сенька, – в починку. Он черный – цвета судейской мантии…

Я раскрыла оранжевый купол, полюбовалась, села с ним на диван и позвонила Сашке.

– Привет, мам! – поздоровалась дочь бодрым, веселым голосом.

– Привет. Я так понимаю, проблема полноценных обедов решена? Ты больше не голодна?

– Как волк! – отрапортовала Сашка. – Сплю и вижу, что ем твой борщ.

– Но Ольга Викторовна сказала…

– Ой, мам, ну да, мы иногда ходим в столовую, но там же нет твоего борща! И твоей окрошки! И пирога с яблоками, который только ты правильно делаешь. И фаршированных перчиков!

– Понятно, – перебила я. – Это называется ностальгия.

– Называй как хочешь, мам, только ты не представляешь, как я хочу домой.

– Сашунь, я как раз об этом хотела с тобой поговорить. Вспомни, как мы мечтали об этой поездке! Скажи, почему ты не погружаешься?

– В смысле?

– Ольга Викторовна говорит, что ты учишь всех русскому. Ты так не освоишь язык!

– Мам, мне надоел английский.

– Саш…

– И колледж надоел, и экскурсии, и Джимми, и барабаны…

– Саш, возьми себя в руки, больше такой возможности не представится.

– Мам, ну ты же прожила без этого погружения!

– Во-первых, я еще не прожила, а во-вторых, иногда очень страдаю оттого, что недостаточно хорошо знаю язык.

– А я не страдаю! И Натка наша не страдает.

– Она – не лучший пример… – вздохнула я. – Саш, я тебе гарантирую, что как только ты вернешься домой, то уже через два дня будешь скучать по Лондону, а Джимми и его барабаны станешь вспоминать как забавное приключение…

– Может быть, мам, – грустно сказала Сашка. – Только сейчас я скучаю по тебе, по Москве, а наша квартира кажется мне самой лучшей в мире. Скажи, ты уже делаешь ремонт?

– Только начала обдирать обои со стены, – призналась я. – А там еще один слой, представляешь? Боюсь, не последний. Даже не знаю, что делать…

Сашка звонко расхохоталась.

– Ничего не делай, мам! Оставь старые обои языками свисать с еще более старых. В Европе сейчас это очень модно! А еще нужно смыть с потолка побелку и так и оставить… Последний писк, называется «стиль лофт».

– Вот видишь, все не зря съездила, – проворчала я. – Что там говорит европейская мода насчет полов?

Сашкин ответ заглушил звонок в дверь. Я пошла открывать, выслушивая советы, что нет таких дырок в полу, которые нельзя было бы закрыть ковриками. Маленькими и недорогими. Сашка такие видела в магазине – они цветные, яркие и очень веселые…

Я открыла дверь, в последний момент вспомнив, что не спросила – кто там… Даже испугалась немного, но исправлять ошибку было поздно.

На пороге стоял Никита. С котенком в руках. Черный мохнатый комок истошно орал у Говорова в ладонях, а Никита смотрел на него и хмурился, словно собирался требовать у меня для котенка обвинительный приговор.

– Сашунь, ко мне пришли, – сказала я в трубку. – Давай договоримся, что ты выстоишь до конца и освоишь язык.

– Хорошо, мам, – выдохнула Сашка. – Я обещаю.

– Это что? – спросила я Никиту, нажав отбой.

– Это я тебя хочу спросить – что, – сердито буркнул он, без приглашения заходя в квартиру. – Почему кот голодный?

– Не знаю. Это не мой кот.

– Все они не твои, только почему-то вокруг тебя вьются, – проворчал Никита и опустил котенка на пол. Тот, продолжая орать, тут же прижался к моим ногам. – Вот, я ж говорю, – усмехнулся Никита.

– Где ты его взял?

– Он кричал у тебя под дверью.

– Но я не собираюсь заводить никаких котов!

– Значит, твои родственники собираются. Или друзья.

– Какие родственники? Какие друзья?! – возмутилась я.

Котенок поставил передние лапы мне на ногу и попытался вскарабкаться вверх. Пришлось взять его на руки.

– Ну, ведь у тебя всегда тут кто-то толчется… Деловые партнеры с букетами, сестры с проблемами и другие братья по разуму.

– Ты, например, – хмыкнула я.

Никита посмотрел на меня исподлобья, потом на белые тюльпаны в вазе, потом на оранжевый купол зонта…

– Да, например, я, – сказал он хмуро.

– Слушай, – вконец разозлилась я, – у меня впечатление, что ты пришел меня жизни учить. Забирай своего кота – и до свидания. И вообще, что за привычка у тебя появилась вламываться ко мне без звонка?! – Я вручила Говорову котенка и кивнула на дверь.

Никита, прежде чем выйти, не оборачиваясь, спросил:

– А если я позвоню, ты мне откроешь?

– Не знаю.

Он ушел, хлопнув дверью.

Молодец, похвалила я себя. Еще не хватало идти на поводу у мужских бзиков. Пусть даже и прокурорских…

Я прошла на кухню и раздраженно включила чайник.

Дожила… Вокруг меня кипят какие-то мелодраматические страсти, и мне приходится на них как-то реагировать, что-то говорить, принимать решения. Устала… Хотя, не скрою, ревность Никиты, если, конечно, это ревность, а не оскорбленное мужское самолюбие, немного мне льстит.

Тешит мое женское самолюбие.

Можно было покопаться в себе и повыяснять – какое мне дело до его ревности и почему она не оставляет меня равнодушной, но я не стала. Как говорил мне один знакомый психолог, если вы вдруг что-то раскопали в себе, быстренько закопайте обратно, иначе последствия могут стать непредсказуемыми.

Только я налила себе кофе, как зазвонил мобильный. Думая, что это опять Сашка, я схватила трубку, не посмотрев на дисплей.

– Что-то случилось?

– Ничего. Я же обещал позвонить, – услышала я голос Никиты. – Вот и звоню. Можно зайти?

– Ты уже заходил, – неожиданно меня стал разбирать смех – мелодраматические страсти набирали обороты, и я не знала, как этому противостоять, да и противостоять почему-то не очень хотелось…

– Это была репетиция. Неудачная, – объяснил Говоров.

Я подождала, не скажет ли он «извини», но он не сказал.

Я пошла в коридор и открыла дверь.

Никита стоял со смиренным лицом, с котенком за пазухой и красным пионом в руке. Точно такие же росли у подъезда на клумбе.

– Заходи, – велела я. – Если ты придешь в третий раз, возле моего дома ничего не останется – ни котят, ни цветов.

Он шагнул в коридор и поцеловал мне руку.

– Прости за истерику.

– А сейчас что?