Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич - Страница 33

В дверь коротко постучали.

– Войдите, – сказала я, удивленная этим стуком – посетителей я не ждала, а свои заходили без приглашения.

Вошел Троицкий, как будто немного смущенный, но я почувствовала – это смущение тонко сыграно для меня, на самом деле он уверен в себе, расслаблен и знает, что делает.

– Вечер добрый, Андрей Иванович, – поздоровалась я.

Значит, в коридоре мне ничего не почудилось, я действительно видела его.

Жара никак не сказалась на представителе банка, он выглядел свежим, подтянутым, бодрым, стремительным, словно плюс тридцать семь, которые измучили всю Москву, не имели к нему ни малейшего отношения.

– Я взял на себя смелость зайти…

– По делу?

– Дело у меня по другому должнику. А к вам… – он покосился на Диму.

Тот, отступив назад, за спину Троицкого, подмигнул мне. Я не поняла, что это значит, и на всякий случай улыбнулась Андрею Ивановичу.

– Присаживайтесь.

– А к вам я просто так зашел.

Троицкий сел, закинув ногу на ногу, и пристроил свой кожаный кейс возле стула.

Дима, дурашливо подняв руки – в смысле, понял, сдаюсь, не мешаю, – вышел из кабинета и закрыл дверь.

Я вдруг смутилась – знала, что после рабочего дня выгляжу уставшей и замотанной… Впрочем, какая мне разница, как я выгляжу, если Троицкий зашел «просто так». Кофе ему предложить, что ли?

Что нужно делать, когда к тебе «просто так» заходит холеный и красивый представитель юридической службы крупного банка?

Словно почувствовав мое смущение и прочитав мои мысли, он пояснил:

– Жара такая, что хочется делать глупости.

– Например?

– Например, пригласить вас на ужин.

– Действительно глупость. Ужин с судьей, которая ведет ваше дело, называется взяткой.

Он тяжело вздохнул и как-то очень весело и бесшабашно почесал затылок.

– Я готов понести наказание, лишь бы с вами поужинать.

– Я не готова.

– Извините, об этом я не подумал…

– Для юриста это, по крайней мере, легкомысленно.

Андрей Иванович вскочил и пружинисто прошелся по комнате. Я поймала себя на мысли, что мне приятно смотреть, как он красуется передо мной.

– Ну, хорошо, а чашка хорошего кофе тоже будет считаться взяткой?

– В такую жару это будет скорее покушение на убийство.

– Опять не подумал. А мороженое?

Троицкий остановился и весело взглянул на меня с видом победителя в этой маленькой пикировке.

– Так как? – уточнил он.

– Жара такая, что хочется делать глупости.

– Вот это правильно. А то потом не будет поводов отступить от своих принципов.

– Можно Лена, но только на сегодняшний вечер.

– Можно Андрей. Навсегда.

«Андрей навсегда». Я рассмеялась, достала из сумки зеркальце и осталась вполне довольна своим отражением.

Зачем я сдалась?

Наверное, оттого, что Говоров и не думал обрывать мой телефон. Или потому, что он не догадался накормить меня мороженым в расплавленном городе.

В роскошном «БМВ» я почувствовала, что взятка все-таки состоялась – так прохладно, так мягко и комфортно было в салоне.

– Как вы относитесь к музыке? – Андрей нажал какую-то кнопку на руле, и экран в центре панели засветился веселыми огоньками.

– Плохо.

– Я тоже. Поэтому слушаю Шнитке.

Изысканный хаос звуков заполнил салон. Захотелось сжать виски и усилием воли вырваться из дежавю…

Все это уже было.

Шикарная машина, красивый профиль, аромат дорогого парфюма и Шнитке, терзающий душу таинственными и бессмысленными аккордами. Все оказалось в такой степени точной калькой фрагментов моего неудачного романа с Кириллом, что я еле сдержалась, чтобы не выскочить из «БМВ».

Я знаю, как красивый профиль становится равнодушным, холодным и злым.

Я знаю, что к мужскому парфюму со временем примешиваются женские ароматы, с головой выдавая хозяина в том, что я ему надоела.

Я знаю, как Шнитке из изысканного и утонченного превращается в тошнотворный набор раздражающих звуков.

Я давно запретила себе рефлексировать по поводу некрасивого краха своего романа с Кириллом, но абсолютное совпадение обстоятельств испортило настроение и заставило меня напряженно и с недоверием относиться к Троицкому.

Уличное кафе, куда мы приехали, оказалось переполненным, но Андрей куда-то сходил, с кем-то договорился, и двое парней в униформе принесли под тент дополнительный столик.

Это опять походило на взятку, но мне вдруг стало наплевать.

Троицкий был галантен знакомой галантностью Кирилла и говорил похожие комплименты. Как будто такого рода людей штампуют в одном инкубаторе…

А с другой стороны, если подключить здравый смысл – это все мои комплексы, и Андрей Иванович в них не виноват. Троицкий меня не любил, не предавал, не унижал равнодушием после того, как я с риском потерять работу уладила его криминальные делишки, как было с Кириллом.

Андрей Иванович просто пригласил меня в кафе. Я могла и не согласиться, шансов у Троицкого было один из ста. Он огорошил меня своей решительностью, веселой перепалкой и забавной находчивостью. Поэтому я здесь. И это меня ни к чему не обязывает.

Принесли мороженое в креманках – большие вулканы крем-брюле, посыпанного миндальной стружкой, – и два бокала безалкогольного мохито.

Только, как я ни убеждала себя в непричастности Троицкого к своей личной трагедии, мороженое показалось безвкусным, а мохито неприятно горчил. Лучше бы я окрошку сейчас готовила. Пусть к полуночи бы закончила и наелась на ночь, зато не вспоминала бы Кирилла.

– Знаете, о чем я жалею? – спросил Троицкий.

– Знаю. О том, что я веду ваше дело и любой флирт неуместен.

– Точно, – его ни капельки не смутила прямота моего ответа. – Значит, вы тоже об этом жалеете.

– Думаете, вы так уж неотразимы?

– А еще умен и порядочен.

– Знаю, проходила.

– Но не со мной.

– Радуйтесь. Мой опыт оказался печальным.

Он внимательно посмотрел на меня и не стал острить на эту скользкую тему. Я даже почувствовала благодарность, но тут же осадила себя – с благодарностью нужно быть особенно осторожной. Это чувство может привести к непредсказуемым осложнениям как в личной жизни, так и в работе.

– А если я уволюсь из банка, вы примете мое приглашение на ужин?

– Не уволитесь.

– Да, теперь я понимаю, почему вы судья.

– Почему?

– Вам невозможно врать.

– Это комплимент?

– Наверное, да. Но такой я делаю впервые.

– Мне нравится, что вы говорите правду. Я тоже такого комплимента никому не делала.

– Значит, квиты. Жаль, я привык лидировать в комплиментах.

– Скажите, Андрей… – Я на минуту задумалась, так как представилась блестящая возможность повернуть разговор в русло, которое меня волновало. – Только правду, раз уж начали… По чесноку, как говорит моя дочка. Вы, не как представитель банка, а по-человечески, действительно считаете, что Малышев должен платить эти безумные проценты?

Троицкий поскучнел, потарабанил пальцами по столу и сказал с ноткой официальности:

– Да, считаю.

– И нет ни малейшей несправедливости в том, что условия договора в чем-то напоминают бандитский счетчик?

– Лен, – засмеялся он, – если бы не этот «счетчик», нам вообще никто ничего бы не вернул! Проценты – хоть какая-то гарантия наказания за неплатежи. Хоть какой-то кнут! Иначе… – Он широко развел руки, видимо обозначая этим красноречивым жестом крах всех банков.

– Но ведь в данном конкретном случае можно его понять…

– Нельзя. Вот вы же не берете кредит!

– Как раз подумываю взять ипотеку. В вашем же, между прочим, банке!

– Ого, тогда милости просим! – Андрей, привстав, поцеловал мне руку. – С одной стороны… А с другой, я советовал бы иметь крупный первоначальный взнос. Тогда переплата будет не так высока.

– Вот именно, – пробормотала я. – Крупный первоначальный взнос… А еще я должна точно знать, что не заболею, не потеряю работу, не усыновлю пару детишек или не рожу их. Всех рисков не просчитать.