Тайная военная разведка и борьба с ней - Батюшин Николай Степанович - Страница 8

Сам Н. С. Батюшин позже об обстоятельствах, связанных с именем Распутина, будет неубедительно говорить лишь как о «революционной пропаганде» неких сил, поставивших целью сокрушить царизм путем компрометировании царя и его семейства. Не исключено, что он, активно работавший против Распутина и его окружения, таким способом старался не дать причислить себя к виновникам гибели самодержавия. Но за него, спустя десятилетия, рассказал один из «посвященных» – генерал Бонч-Бруевич. Батюшина, похоже, привлекли к делу, руководствуясь простой логикой, которую его начальник изложил много лет спустя: «Я наивно полагал, что если убрать с политической арены Распутина, то накренившийся до предела государственный корабль сможет выправиться». А вот какие аргументы могли пойти в ход. «Контрразведке было известно, что Распутин является сторонником сепаратного мира с Германией и если и не занимается прямым шпионажем в пользу Германии, то делает очень много в интересах германского Генерального штаба. Влияние, которое Распутин имел на императрицу и через нее на безвольного и ограниченного царя, (читателю легко определить, когда эта книга впервые увидела свет: в середине 50-х годов. – Авт.) делало его особенно опасным. Понятен поэтому интерес, с которым контрразведка занялась «святым старцем» и его окружением». И далее очень тонкое замечание: «Генерал Батюшин, взявшийся за расследование темной деятельности Распутина, старался не касаться его отношений с царской семьей, Врубовой и другими придворными, но это было трудно сделать – настолько разгульный мужик вошел в жизнь царскосельского дворца». Обратим внимание читателя на два момента. Во-первых, мемуарист почему-то не говорит о том, кто и когда поручил контрразведке начать оперативную работу по Распутину. Решиться действовать самостоятельно по такому «объекту» она не могла – не тот уровень. И Бонч-Бруевич – не тот уровень! Н. В. Рузский? М. В. Алексеев? Сговор двух генерал-адъютантов за спиной своего Верховного главнокомандующего? Такое предположение имеет некоторые основания. Во-вторых, Батюшин бесспорно осознанно принял участие в этом деле, видимо оговорив при этом лишь право не касаться личной жизни обожаемого им государя, его семьи и всего близкого его окружения. Сакральный характер монархической власти остался для него непререкаемым на всю жизнь.

Патриот-контрразведчик, но не царедворец и не политик, дав втянуть себя в крупнейшую политическую игру, не сравнимую по масштабам с делом Мясоедова, не смог разглядеть грозившей ему опасности. Она стала для него роковой и в служебном, и в личном плане. Крах задуманного другими игроками стал в итоге, его, батюшинским «Ватерлоо».

Карьера, но не жизнь Батюшина близка к завершению. Впереди отдельный подробный рассказ о перипетиях его теперь генеральской биографии, хронологически очерченной второй половиной 1916 года и двумя месяцами 1917 года. При назначении он мог думать, что наступил его звездный час. И на пике карьерного взлета, как сказал поэт, «на разливе души», неожиданная потеря всего: доброго имени, Великой Императорской России и даже любимой Родины вообще, для благополучия которой он отдал свои лучшие годы. Удар судьбы непереносимо трудный, так как в числе первых пострадавших был он и члены его небольшой команды, а не те высшие военные верхи, кто задумал саму акцию по спасению страны от ее внутренних врагов силами… мизерной группы специалистов, знающих толк в применении особого оружия – агентуры, и кто дал добро руководителю этой группы.

С имени Николая Степановича Батюшина открывается в российской истории XX века уникальный скорбный список первых лиц специальных служб, отданных на заклание политиками в угоду политике.

Цели, поставленные комиссией военной верхушкой, свидетельствовали о потрясающем политическом инфантилизме ее участников, граничащим с примитивизмом, что вообще-то было присуще огромному числу представителей российского генералитета. Среди них оказался и дважды генерал Н. С. Батюшин: и «генерал для поручений», и генерал по званию. Крайний монархист по политическим убеждениям, сторонник сильной руки, а потому – враг демократии и парламентаризма, мало разбиравшийся в вопросах права (этой сфере государственной жизни он нигде не учился), Батюшин в дни своего взлета на оперативный Олимп и сам мог поверить, что силовыми методами, включая сюда и те специфические, которыми он владел мастерски, можно спасти от гибели Империю, особенно если у тебя за спиной стоит генералитет всей страны во главе с Верховным главнокомандующим.

До конца дней своих он так и не осознает, что революционные волны снесли с лица земли императорскую Россию, а вместе с ними не одну тысячу таких и еще более мощных фигур, чем он сам. Это была трагедия всей страны, общая беда народа и разовых усилий для ее предотвращения оказалось совсем недостаточно. Батюшин, не желая того, попал в расставленные им самим силки. Оперативные силки.

Предваряя рассказ о крушении карьеры генерала-разведчика, нельзя проигнорировать еще одну составляющую проблемы – национальную, а точнее, еврейскую. Ее невозможно ни обойти, ни объехать, так как комиссия, предназначавшаяся для наведения порядка в тылу, в экономической сфере, по внутренней логике вещей должна была столкнуться с проблемой еврейской. Чтобы понять ее сложность именно в годы Первой мировой войны, отсылаем читателя к книге А. И. Солженицына «Двести лет вместе (1795 -1995)», а именно к главе 12-й «В войну (1914-1916)». Здесь же воспользуемся необходимыми для нашего изложения фактам, взятыми из его книги.

В трех сопредельных европейских империях (России, Австро-Венгрии, Германии) «жило три четверти евреев всего мира и 90 процентов евреев Европы, причем сосредоточены они были в театре назревающих военных действий, от Ковенской губернии (затем и Лифляндии) до австрийской Галиции (затем и Румынии)». У оперативных работников, сформировавшихся на западных рубежах страны, а именно таким был Батюшин, отношение к евреям как к народу было, скажем прямо утилитарное, имперски высокомерное, подчас даже с неким налетом черносотенства, как сказали бы сейчас. Тут как говорится ни убавить, ни прибавить. Это российская историческая данность, ее роковое наследие.

С большой примесью юдофобии – так уж повелось на Руси – формировались в ней жандармы, охранники различных мастей, а позже и контрразведчики. Мало кто знает, например, что в «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений» (1911 г.) содержалось двадцать пунктов с перечислением лиц, на которых контрразведчики должны были обращать «особое внимание». Среди различных категорий иностранцев, русских подданных, военных и классных чинов, инородцев, упоминались «комиссионеры (особенно евреи)», а также «лица, втирающиеся в военную среду (особенно еврейского происхождения)». Агентский корпус спецслужб всех трех государств до войны во многом формировался из числа лиц еврейской национальности.

В условиях войны проблема обострилась стократно. Доктор Д. Пасманник, бывший всю войну на фронте врачом, свидетельствует, что к новому 1915 году «вдруг по всему фронту и во всех правительственных кругах заговорили о еврейском шпионаже».

В экономической области много нареканий было в адрес евреев-поставщиков. Например, в день своего вступления в должность Верховного главнокомандующего государь подписал в Ставке приказ, в котором говорилось, что поставщики-евреи злоупотребляют доставками перевязочных средств, лошадей и хлеба для армии; получают от войсковых частей удостоверения, «что им поручена покупка для надобностей войск…, но без указания количества покупаемого и района» покупки. Затем «евреи снимают с них в разных городах значительное число нотариальных копий, раздают их своим единомышленникам» и таким образом получают возможность производить закупки в любом районе Империи. «Благодаря еврейской сплоченности и значительным денежным средствам, ими захватываются обширные районы для скупки главным образом лошадей и хлеба», а это искусственно повышает цены и затрудняет деятельность правительственных заготовителей.