Молот и наковальня - Тертлдав Гарри Норман - Страница 7

– Счастлив вновь встретиться с тобой, высокочтимый Маниакис! – Курикий говорил вежливым, нейтральным голосом. – Не окажешь ли мне честь, представив своих спутников?

– Охотно, – ответил Маниакис, стараясь не уступить Курикию в обходительности. – Высокочтимый Курикий! Позволь представить госпожу Ротруду и ее сына, нашего с ней сына, Таларикия!

Ну вот. Правда наконец прозвучала. И пусть Курикий поступает с этой правдой так, как ему заблагорассудится.

– Очень приятно, – поклонившись еще раз, осторожно сказал казначей. – Я так понимаю, что госпожа Ротруда – твоя жена?

– Нет, высокочтимый, – последовал спокойный ответ. – Разве я не помолвлен с твоей дочерью? – Маниакис говорил уверенно, поскольку в свое время не скрыл от Ротруды свое обручение с Нифоной. Ротруда всегда предпочитала воспринимать мир без прикрас, таким, каков он есть. К тому же при ее сильном, вспыльчивом характере скрывать от нее столь важное обстоятельство было бы неблагоразумно и, пожалуй, даже небезопасно. До сего дня обручение Маниакиса и Нифоны мало беспокоило ее. Какая-то незнакомая женщина в далеком Видессе казалась ей чуть ли не туманным призраком. Но стоявший перед ней Курикий был вполне осязаем, что сразу сделало более реальным образ его дочери.

– Когда твой отец будет помазан, коронован и взойдет на трон, став новым Автократором, ты, конечно же, не замедлишь удалить от себя почтенную госпожу? – Казначей будто не замечал Ротруду, стоявшую в шаге от него. А та, в свою очередь, смотрела сквозь него. Похоже, если бы он вдруг провалился сквозь землю, это замечательное событие осталось бы незамеченным ею.

Маниакис, непринужденно уклонившись от одной части вопроса, спокойно ответил на другую:

– Мне, как сыну своего отца, не подобает обсуждать с другими его планы. Вне всякого сомнения, он в состоянии сделать это сам. Если захочет. Кстати, он уже появился в дверях.

Курикий быстро обернулся и одновременно с остальными ноблями вскричал:

– Слава тебе, Маниакис Автократор, победитель! – Таким традиционным возгласом подданные всегда приветствовали видессийского императора. Затем сановники распростерлись на земле в полном проскинезисе, точно так же, как раньше, у входа во дворец губернатора.

– Прекратите! – раздраженно произнес старший Маниакис. – Я пока не Автократор и вовсе не намерен им становиться. А потому перестаньте относиться ко мне как к Автократору. Если же вы полагаете, что грубой лестью сумеете впихнуть меня в алые сапоги, то сильно заблуждаетесь!

На лице Курикия появилось такое выражение, будто старший Маниакис на его глазах только что подпалил факелом храмовый иконостас с изображением Фоса. Остальные вельможи выглядели не лучше; их словно с ног до головы окатили ледяной водой.

– Велич… – начал было Трифиллий, – то есть благороднейший…

– Но вы не останетесь брошенными на произвол судьбы, – перебил его старший Маниакис. – Вот все, что я намеревался сказать вам прямо сейчас. – Губернатор подал знак слугам. – Сперва поужинаем. Остальные разговоры потом!

Сановники из Видесса с самым угрюмым видом стали занимать места, указанные им Аплакием. Чуть погодя они начали потихоньку перешептываться, украдкой поглядывая то на губернатора, то на младшего Маниакиса, то на Симватия и Регория. Но стоило тем встретиться взглядом с кем-нибудь из вельмож, как взор сановника тут же ускользал, подобно испуганной мухе.

Линия, сидевшая на другом конце стола, наоборот, не сводила сияющих глаз с младшего Маниакиса. Наверно, отец и брат уже сообщили ей о принятом решении. Маниакис улыбнулся кузине, радуясь, что за столом есть хоть один человек, который, встретившись с ним взглядом, не прячет глаза с виноватым видом.

Хотя несколькими часами раньше повар пришел в неописуемый ужас, узнав, что вскоре ему предстоит накормить целую толпу невесть откуда взявшихся высокопоставленных гостей, он все же не ударил в грязь лицом.

В качестве первого блюда был подан салат из моркови и пастернака, слегка припущенных в оливковом масле с тмином, его украшали маринованные оливки и отваренные вкрутую яйца, уложенные на листьях цикория. Таларикий мгновенно изничтожил яйца и оливки, но поднял крик, едва Ротруда попыталась скормить ему морковь.

– Не надо заставлять его. Хотя бы сегодня вечером, – попросил младший Маниакис. – Попробуем сделать так, чтобы он вел себя потише. Если сможем, – с сомнением добавил он.

Ротруда слегка прикусила нижнюю губу, как делала всякий раз, когда бывала чем-то недовольна.

– Чтобы вырасти крепким, мальчик должен правильно питаться, – сердито сказала она, но тут же вздохнула, уступая:

– Ладно. Ты прав. Один ужин не играет большой роли.

Вслед за салатом на столе появилась громадная супница, наполненная стручками фасоли и черемшой. Овощи были отварены в крепком мясном бульоне, а затем завернуты в капустные листья. Увидев супницу, Таларикий сказал матери несколько слов на языке Халогаланда. Младший Маниакис тихо порадовался, что никто из знатных гостей не знает этот язык настолько, чтобы понять, о чем речь. Малыш звонко назвал супницу парашей.

Наконец последовало главное блюдо. Слуги торжественно появились из кухни с подносами, на которых дымилась сваренная на пару молодая макрель под шубой из мяты и сладкого перца, обильно сдобренной тертым миндалем и густым медом. Таларикий с энтузиазмом расправился с шубой, но не съел ни кусочка рыбы. Младшему Маниакису оставалось только прятать глаза, избегая испытующего взгляда Ротруды.

На десерт подали медовые цукаты из яблок, абрикосов и винограда. Таларикий мгновенно очистил свою чашку и принялся таскать засахаренный виноград из чашки матери. Та только вздохнула и вполголоса сказала:

– Во всяком случае голодным он не остался… – И еще раз вздохнула.

Пока гости тщательно облизывали липкие пальцы, одни слуги быстро убрали чашки, ложки и ножи, а другие расставили вокруг столов подставки с зажженными факелами. Небо над головами собравшихся во дворе людей быстро темнело. На востоке начали зажигаться первые звезды.

Старший Маниакис удовлетворенно похлопал себя по животу, слегка откашлялся и поднялся из-за стола. Вельможи выжидательно смотрели на него. Губернатор отхлебнул добрый глоток терпкого вина, поставил зазвеневший серебряный кубок на стол, еще раз прочистил горло.

– Я не мастак произносить речи, – начал он. Его слова, конечно же, были отъявленной ложью: младший Маниакис не знал никого, кто мог бы лучше его отца словом воодушевить солдат на самую страшную битву, в которой большинству из них суждено было сложить головы. Эта ложь, однако, преследовала вполне определенную цель, позволяя старшему Маниакису сказать то, что требовалось, не прибегая к нелюбимой им цветистой риторике. – Вы оказали всему моему роду великую честь, предложив мне корону империи. Что ж, отлично! Автократор Маниакис готов служить Видессии!

– Слава Маниакису победителю! – вскричал Курикий, а его спутники дружно подхватили приветственный клич. К их возгласам тут же присоединилось большинство слуг; некоторые, охваченные возбуждением, даже пустили петуха. Бедняги наверняка давным-давно втайне мечтали променять скромную жизнь в Каставале на ослепительную роскошь Видесса.

Старший Маниакис поднял руку. Возгласы смолкли. Он снова кашлянул раз или два – старая привычка, выдававшая посвященным его намерение обвести кого-нибудь вокруг пальца.

– Сегодня днем я уже сказал вам, высокочтимые господа, что вовсе не уверен, имеется ли у меня хоть малейшее желание стать Автократором. Остаток дня я провел в размышлениях, результат коих сообщил вам перед началом ужина: я решительно не намерен претендовать на роль императора. Но я также не могу отрицать, что Генесий, этот гнойный нарыв на заднице Видессии, давно созрел. Его пора вскрыть. А потому, друзья мои, я все же дарую вам Автократора Маниакиса. Вот он! – И губернатор торжественно указал на своего сына.

Как только старший Маниакис сел, из-за стола уверенно поднялся младший. Он знал, что этого решающего момента не миновать. Но знать – одно, а пережить – совсем другое. Испытующие взгляды вельмож казались ему острее боевых мечей. Сановники в основном были заметно старше его, имели куда более богатый жизненный опыт. Некоторые из них наверняка попытаются управлять им – чтобы через него править империей. И скорее всего, подобные мечты лелеют как раз те, от кого менее всего можно этого ожидать, ибо именно такие люди являются самыми непревзойденными лицемерами.