Нью-Йорк - Резерфорд Эдвард - Страница 82

– Я с удовольствием приду, – с легчайшим укором сказала Абигейл.

А отец предложил взять с собой Гудзона и его жену. Бал проводился неподалеку, и все решили пойти пешком.

На месте собралась большая толпа. Примерно половина ее были черные, гражданских белых пришло мало, остальные оказались британскими офицерами и их гостями. В зале горели тысячи свечей. Несмотря на перебои с продовольствием, закуски были великолепны. Оркестр был выше всяких похвал, и танцы проходили в обычном порядке, за тем исключением, что отказались от менуэта, поскольку ни у кого не лежала душа к французскому котильону. Взамен перешли сразу к джиге, рилу, кадрили и народным танцам. Мелодии были легкими, из тех, что у каждого на слуху: «Sweet Richard», «Fisher’s Hornpipe», «Derry Down». И Абигейл с удовольствием отметила, что, несмотря на всеобщее оживление, все было выдержано в духе очаровательной благопристойности.

Гудзон очутился в своей стихии. Абигейл поняла, что и не знала за ним таких талантов. Несколько раз она оказывалась с ним в паре, и он кружил ее, сияя любезной улыбкой. Она заметила, что его жена танцует с Альбионом. И он, конечно, не раз приобнимал ее за талию.

Уселись все вместе – Альбион с друзьями, Гудзоны и еще две черные пары, с которыми они сошлись. Беседа вышла очень веселой. Абигейл сделала Гудзону комплимент за его танец, и он серьезно поблагодарил ее в ответ.

– А я как танцую, миссис Гудзон? – бодро осведомился Альбион.

Та замялась, но лишь на секунду:

– Очень даже неплохо… для человека с одной здоровой ногой!

Это было встречено одобрительным гулом и смехом.

– Его нога достаточно хороша, чтобы скоро вернуться в строй, – заметил один офицер.

– Согласен, – улыбнулся Альбион.

– Как! – встрепенулась Абигейл. – Вы уезжаете?

– Да, – кивнул он. – Я узнал только сегодня, но генерал Клинтон собирается присоединиться к войскам на Юге и берет меня с собой. Так что я, наверное, снова побываю в бою.

– Когда же вы уезжаете?

– Думаю, в конце месяца.

– Идемте! – крикнул один из собравшихся. – Пора потанцевать!

Домой они тоже шли вместе. Было за полночь. Хотя в городе действовал комендантский час – на нем зачем-то настоял генерал Клинтон, – для некоторых общественных мероприятий сделали послабление. Уличные фонари там и тут светили достаточно ярко, чтобы идти без помех. Гудзоны шли впереди, Абигейл с Альбионом немного отстали. Она взяла его под руку.

– Постарайтесь на Юге, чтобы вас снова не подстрелили, – сказала она. – Я не смогу с вами снова нянчиться.

– Приложу все усилия, – ответил он. – Наверное, там будет страшная скука. Обойдется вообще без боев.

– Тогда вам придется приударить за какой-нибудь южной красавицей.

– Может быть. – Он немного помолчал. Затем тихо добавил: – Но где мне найти такую, как вы?

У нее екнуло в груди. Те самые слова. Значит, это был вовсе не сон.

Она захотела ответить какой-нибудь пустячной фразой, но в голову ничего не шло. Они продолжили путь.

Дойдя до дому, Гудзон отпер парадную дверь и проводил их в гостиную. Там было тихо. Все домочадцы спали.

– Джентльмену, наверное, угодно пропустить стаканчик бренди перед сном, – шепнул Гудзон. – Минутку, с вашего позволения.

В комнате было тепло. В камине еще тлели угли. Альбион поворошил их кочергой. Абигейл сняла плащ. Он повернулся.

– Не могу поверить, что вы уезжаете, – сказала она.

– Я этого не хочу. – Он смотрел на нее с чувством, в котором не приходилось сомневаться.

Она взглянула на него и разомкнула губы, когда он шагнул вперед и заключил ее в объятия.

Минуты шли, Гудзона все не было. Она слышала лишь вкрадчивое потрескивание огня в камине, пока они целовались – снова и снова, прижимаясь все крепче, и она поняла, что отдастся ему прямо здесь, не сходя с места, но вдруг отворилась дверь, и из коридора донесся голос отца, заставивший их отпрянуть друг от друга.

– А! – непринужденно воскликнул отец, выждав положенное время и войдя в гостиную. – Вы вернулись. Отлично! Надеюсь, праздник удался.

– Да, сэр, полагаю, что так, – ответил Альбион и, обменявшись с Мастером парой учтивых реплик, отправился в постель.

Все время, остававшееся до отъезда, Альбион был очень занят. Генерал Клинтон намеревался отплыть в Джорджию, имея на борту восемь тысяч бойцов. Хлопоча в порту, Альбион дни напролет пропадал на Лонг-Айленде и окраинных аванпостах.

День разлуки наступил слишком скоро. Перед погрузкой он отпросился проститься с приемной семьей, но первым делом вывел Абигейл в гостиную, чтобы побыть с ней наедине. Там он взял ее за руку и с неизбывной любовью посмотрел ей в глаза:

– Дорогая Абигейл! Как мне отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали? А также за счастье находиться в вашем обществе? – Он выдержал короткую паузу. – Я отчаянно надеюсь, что мы увидимся. Но война непредсказуема. Поэтому, если волею случая этого не произойдет, я должен сказать, что проведенные с вами дни сохранятся в моей памяти как светлейшее, лучшее время в жизни.

Он нежно поцеловал ее в щеку.

Это было сказано от души, и Абигейл склонила голову, признательная за такой комплимент.

Но она ждала чего-то большего, сама не зная чего.

Позднее они с отцом взяли Уэстона и отправились на причал смотреть, как корабли покидают бухту.

Наступило и прошло Рождество. Сьюзен передала, что Джеймс отбыл с Вашингтоном в зимний лагерь. Пришли суровые холода. Улицы снова и снова заносило снегом. Замерз и стал не только Гудзон, но и бухта. Никто не припоминал подобного, и Абигейл не без тревоги думала о брате. На побережье штормило. О флотилии Клинтона не было никаких известий.

– Не забывай, что им нужно пройти Нью-Джерси, Виргинию и обе Каролины, – утешал ее отец. – Даже вороне лететь восемьсот миль!

Наконец пришли новости: корабли, изрядно потрепанные, достигли устья реки Саванны. Абигейл ждала письма от Альбиона. Оно пришло только в конце февраля и было адресовано ее отцу. В нем сообщалось, что Альбион жив и здоров, а войско под командованием Клинтона и Корнуоллиса готовится выступить против Южной Каролины, где сосредоточились патриоты. «Не приходится сомневаться, что нашей целью будет город Чарлстон». Он передал приветы всей родне; для Уэстона сделал беззаботную приписку – пусть, мол, готовится к крикетному сезону, как только позволит погода. Абигейл он заверил в самых теплых воспоминаниях.

– Я, разумеется, отвечу, – сказал Мастер и написал на следующий день письмо, к которому Абигейл приложила свое.

Оно далось ей нелегко и было коротким. Она поделилась кое-какими городскими новостями и рассказала о прогулках с Уэстоном. Но чем закончить? Можно ли доверить бумаге чувства? Не выдаст ли она себя? И как это будет воспринято? Или лучше написать что-нибудь легкомысленное и пусть он угадывает скрытую нежность? Она никак не могла решить, что выбрать.

В конце концов она просто выразила их с Уэстоном надежду на его благополучное возвращение: «Сыграете с ним в крикет, а мы с вами, может быть, потанцуем». Не верх совершенства, но сойдет.

Весна прошла тихо и мирно. Абигейл занималась Уэстоном и привычно писала отчеты для Джеймса. С Юга время от времени приходили новости. Победами над патриотами прославился доблестный и молодой командир кавалерии Тарлетон. В мае пришла срочная депеша: Чарлстон пал.

Нью-Йорк взорвался от радости. Были парады, банкеты, а вскоре прибыло письмо от Грея Альбиона.

– Это совершенно меняет дело, – сказал Джон Мастер. – Если мы победим на Юге и бросим все силы на Вашингтона, то вряд ли он выстоит даже со своими натасканными войсками. – Он коротко пересказал письмо Альбиона. – Похоже, этот молодчик Тарлетон полностью отрезал Чарлстон от Севера. По словам Альбиона, он действует жестоко, но с толком. Сдаются толпами. Скоро вся Южная Каролина снова окажется в руках у британцев. Плохи дела и у патриотов из Северной. Возможно, наш друг Риверс поторопился. – (Абигейл уже несколько месяцев не видела отца таким довольным.) – Генерал Клинтон настолько удовлетворен, что собирается оставить Корнуоллиса за главного и вернуться в Нью-Йорк.