Нью-Йорк - Резерфорд Эдвард - Страница 25

Наконец в сентябре 1696 года «Галера приключений» покинула Нью-Йоркскую бухту, и я провожал Гудзона взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду.

Шли месяцы, вестей не было. Я знал, что если капитан Кидд не найдет добычи поближе, то наверняка устремится через океан к берегам Южной Африки – мысу Доброй Надежды. Обогнув этот мыс и направившись к острову Мадагаскар, можно было встретить и французских купцов, и пиратов.

Однажды в порт вошел корабль, бывавший в тех краях. Он доставил новости: капитан Кидд лишился трети своей команды, застигнутой холерой у берегов Мадагаскара. Но правда ли это и жив ли мой Гудзон, я знать не мог.

Весной мисс Клара родила сына. У Яна были только дочки, и Босс очень обрадовался малышу. Мальчика назвали в честь Босса: Дирком.

– У меня есть внук, Квош, – сказал он, – и если мне повезет, то я еще увижу, как он вырастет. Разве не славно?

– Да, Босс, – ответил я. – Вы везучий человек.

Но Госпожа, хотя мисс Клара поднесла ей младенца, так и не обрадовалась внуку, рожденному в англиканстве.

А дальше в час, когда я не ждал, пришли новости, по которым я протомился всю жизнь. Госпожи не было дома, и Босс позвал меня в гостиную.

– Квош, – заявил он, – ты помнишь мое обещание: когда я умру, ты станешь вольным?

– Да, Босс, – ответил я.

– Имей в виду, что воля может оказаться не тем, что ты думаешь. Но так или иначе, в моем завещании я откажу тебе вольную и в придачу немного денег.

– Я старею, Босс, – сказал я, молясь про себя. – Будет ли вольная и Гудзону?

– Да, – подтвердил Босс, – он тоже станет свободным. Если жив.

– Спасибо, Босс.

– Не говори об этом никому, Квош, – сурово произнес Босс. – Ни Гудзону, ни единому человеку в доме! Это останется между нами по причинам, которые тебе незачем знать. Понимаешь?

– Да, Босс, – сказал я.

Должно быть, подумал я, он таки составил английское завещание.

– Еще одно. Ты должен пообещать кое-что сделать, когда меня не станет.

Он извлек тряпичный сверток и развернул его. И я увидел вампумный пояс, который он надевал, когда мы ходили вверх по реке.

– Узнаёшь?

– Да, Босс, – кивнул я.

– Это особенный пояс, Квош. Он имеет великую важность и ценность. По сути, для меня он драгоценнее всего моего имущества. Я храню его в тайнике, который покажу и тебе. Когда я умру, Квош, пойди и вынь этот пояс. Не говори никому, даже Госпоже. Но я хочу, чтобы ты отнес его мисс Кларе и сказал, что это мой особый подарок маленькому Дирку. Пусть он владеет им, и хранит, и передаст своему сыну, если у него будет сын, или другим моим потомкам в память обо мне. Ты обещаешь так сделать, Квош?

– Да, Босс, – сказал я. – Обещаю.

– Добро, – ответил он и показал мне тайник, и мы положили туда вампумный пояс, чтобы ему ничего не сделалось.

Слухи о капитане Кидде поползли следующей весной. Корабли, прибывшие в порт, принесли известие о том, что вместо того, чтобы охотиться за пиратами, он сам стал пиратом. Я спросил у Босса, что он об этом думает.

– Кто его знает, что там творится в морях? – пожал он плечами.

Я подумал о Гудзоне, но больше ничего не сказал. Слухи продолжали гулять, но за весь следующий год мы не узнали ничего наверняка. Весной 1699 года до нас дошла весть, что капитана Кидда ищет английский флот. А летом капитан Кидд объявился наконец в Бостоне, и прилетела новость о его аресте.

И тут, как я счел, Босс показал себя наилучшим образом. Новости час как прибыли, а он уже поспешил в Бостон разузнать о Гудзоне. Я сунулся с благодарностью, но он только усмехнулся и заявил, будто печется лишь о своей собственности.

В тот день нашлось быстроходное судно, направлявшееся в Бостон, но прошло две недели, прежде чем я увидел двоих, шагавших по улице к дому. Одним был Босс. Вторым – чернокожий чуть выше меня, здоровый детина. И вдруг он, к моему изумлению, помчался ко мне и обнял меня, и я признал моего сына Гудзона.

В последующие дни Гудзон пересказал мне все, что можно, о плавании, холере и о том, как они не находили ни единого французского судна. Он сообщил, что капитан придерживался предписания, но в экипаже было столько пиратов, что он едва мог помешать им нападать даже на голландские корабли. Это были скверные люди, сказал Гудзон. В конце концов они захватили французский корабль, но его капитан оказался англичанином, и с этого начались неприятности.

– В Бостоне меня тоже арестовали, – признался Гудзон. – Но когда появился Босс, который сказал, что я всего-навсего раб, одолженный капитану Кидду как якобы приватиру, тамошние рассудили, что я ни в чем не виноват, и отпустили меня. Но по-моему, Босс им сколько-то заплатил.

Однако капитану Кидду повезло меньше. Его долго продержали в Бостоне, а после отправили на суд в Англию.

В Нью-Йорке только и говорили о деньгах, которыми разжился за это плавание капитан Кидд. Из тех, кто вложился, никто не увидел ни гроша, кроме губернатора. Капитан Кидд зарыл сокровища где-то на острове Гардинеров, но губернатору указал это место, и тот все забрал. Люди же сказывали, что он закопал другую часть где-то еще – может быть, на Лонг-Айленде. Я спросил у Гудзона, правда ли это, но он лишь помотал головой; впрочем, я не исключал, что он о чем-то помалкивает.

Сказать по совести, все это мало меня заботило. Одно было важно: мой сын вернулся и когда-нибудь станет вольным. Правда, я не нарушил данного Боссу слова и ничего ему не сказал.

Я был благодарен и кое за что еще. Пожив среди пиратов, Гудзон уже не так рвался в море. Его вполне устраивало жить дома со мной. Многие месяцы мы вели тихую жизнь. В Нью-Йорке было спокойно. Босс зачастил к Яну и Кларе, но я видел, что особую радость ему доставлял малыш Дирк.

В 1701 году мы узнали, что капитана Кидда казнили в Лондоне за пиратство. Гудзон счел этот суд неправедным, хотя согласился, что да, капитан убил человека. Мне было жаль капитана, но я все равно испытывал облегчение оттого, что идея о приватирстве стала представляться моему сыну опасной, как никогда.

Босс очень часто сдавал Гудзона в работу, а я выучил его знатно, и Боссу платили весьма неплохо. Босс неизменно выдавал Гудзону некоторую долю, и тот постепенно начал откладывать деньги.

Одним октябрьским утром Босс послал меня с письмом к человеку, который владел на Стейтен-Айленде заводом по производству рома. Я редко бывал там и отправился с удовольствием. Туда ходил шлюп, и мы совершили приятное путешествие через бухту к причалу близ селения, которое называют старым городом. Англичане зовут его островом Ричмонд. Я знал, что там есть два крупных имения, и видел множество ферм на пологих холмах. Мне это место показалось очень славным.

Я ушел оттуда далеко за полдень. Идя же вдоль берега и направляясь к дому, я вдруг увидел бегущего ко мне Гудзона.

– Скорее! – крикнул он. – Босс умирает!

И мы помчались в дом. А там мне сказали, что вскоре после моего ухода с Боссом случился сильнейший удар и вряд ли он выживет. И меня сразу повели к Боссу.

Там были врач и кое-кто из родни, включая Клару. Босс был сильно бледен и еле дышал. Но он узнал меня и попытался улыбнуться, когда я подошел.

– Все сделал и вернулся, Босс, – доложил я. – И мне очень жаль наблюдать вас в таком нехорошем виде.

Тогда он попробовал что-то сказать, но издал лишь странный звук. Правда, я знал, о чем он говорил. Он сообщал мне: «Ты свободен, Квош. Ты свободен». И пусть его никто не понял, я все равно улыбнулся и сказал:

– Я знаю, Босс. Я знаю. – В следующий миг его голова откинулась на подушку, и я добавил: – Не беспокойтесь об этом сейчас, Босс. – И взял его руку.

Он же нахмурился и вроде как попытался встряхнуть меня за плечо, а потом очень пристально посмотрел мне в глаза. И я знал, чего он хочет.