Армия древних роботов - Шакилов Александр - Страница 27

Внезапно земля вздыбливается перед майором, осыпаются прелые листья, обнажая фигуру женщины-чистяка, устроившей засаду на пути взвода. Значит, наблюдатели с левого фланга и в голове колонны ее проморгали – надо же, самку не засекли! Вскидывая автомат и тут же снимая его с предохранителя, – раздается чрезмерно громкий металлический щелчок – майор мысленно обещает всем виновным особый разговор на базе после выполнения поставленной задачи. Крови будет много, и пусть потом хоть трибунал, хоть сразу казнь!..

Опоздывая всего-то на короткий миг, который мог стоить жизни многим, одновременно десятки глоток выдыхают и со свистом втягивают влажный воздух, замешанный на страхе и ярости. Резче пахнет потом и мокрой шерстью. И все это потому, что воины наконец замечают женщину и наводят на нее оружие. Назначенные наблюдатели, уже зная, что они облажались, запоздало вертят вместилищами дерьма, заменяющими им головы. Кое-кто, выказывая особое рвение, ныряет в кусты, чтобы обнаружить и нейтрализовать якобы притаившихся там чистяков.

Мазарид качает головой и приказывает ни в коем случае не открывать огонь, после чего сам убирает коготь со спускового крючка и вешает автомат на плечо. Еще не хватало вспугнуть беглеца из-за такого жалкого существа, как самка. Да и тратить на самку патроны… Щелкнув клыками, Мазарид подходит к ней и смотрит ей в глаза.

– Тише, майор, тише!.. – одними губами говорит она, выставив перед грудью руки и тем самым показав, что в них пусто. – Ишь какой ты шустрый, майор!

Мазарид удивлен, его вибриссы шевелятся. Неспроста самка назвала его майором. Причем – дважды. К тому же таким, как она, несвойственно наряжаться в камуфляжную кожаную куртку с множеством карманов, коротко стричь волосы, а лицо раскрашивать темно-зелеными и светло-зелеными полосами. Странная самка. Но главная ее странность заключается в том, что она ничуть не боится тайгера, своего исконного врага, которым пугают чистяков с раннего детства. Самка в дремучем лесовнике со взводом ненавистных ей полукровок, и при этом она едва заметно, с чувством превосходства и даже с издевкой улыбается, разглядывая Мазарида. Как такое может быть?! Да уж, на базе будет много крови, очень много!..

– Я – следопыт, – вновь шевелятся полные чувственные губы самки, и многоножка, наконец-то оставив в покое голень Мазарида, устремляется к ней. Но только мохнатые лапки касаются прелых листьев, крохотная стрелка, выплюнутая изо рта самки, назвавшейся следопытом, пришпиливает насекомое к земле.

Из сочленения протеза с плотью под ноги майора капает алым. А стрелка-то наверняка отравленная, и наверняка у самки иммунитет к этому яду. Надо же, самка – и следопыт. Ни о чем подобном он никогда не слышал. Ну да кто раньше мог представить, что наследник способен предать свой народ?!..

– Майор Мазарид, командир группы. – Последнее уточнение явно лишнее, раз самка-следопыт выбрала именно его для доклада, и это его немного смущает. Неужели Мазарида так взволновала близость самки, ее округлые формы, ее едва уловимый своеобразный запах – запах молока и крови?..

Самка окидывает взглядом всю его фигуру, отмечая короткими задержками проплешины и язвы на крепком мускулистом теле. Стальной протез и кривой толстый шрам на животе и груди удостоены особого внимания.

– Скоро наступит твой хороший день, майор, – самка-следопыт вовсе не спрашивает, она утверждает. И говорит она о таинстве ухода так просто, будто речь идет о недосоленной похлебке или прохудившейся плетенке.

От этой простоты Мазариду становится не по себе.

Он знает, что купание в радиоактивном озере не пошло на пользу организму, но только сейчас тайгер осознает, что действительно умирает, что смерть его неотвратима. Конечно же, он не боится умереть, но его до рези в желудке пугает одна только мысль о напрасности его жизни. И потому он обязательно добудет Главный Активатор. Пусть его запомнят не котенком, попавшим в плен к чистякам и потерявшим там лапу и хвост, а лучшим из могучих тайгеров, который принес своему великому народу новые знания и долгожданное освобождение от неизбежности хороших дней. Да, именно так. И еще… За особые заслуги, быть может, ему позволят спуститься в Инкубатор и восстановить тело, загрузившись в укомплектатор. Такое случалось в прежние времена, когда народ наследников ценил и уважал своих героев.

– Шершень сменил логово, – говорит самка-следопыт и подмигивает пиросу за спиной Мазарида. – Он сейчас юго-восточнее прежней точки, на краю болота, у большой поляны в полумере отсюда.

Мазарид оборачивается. Позабыв о поставленных задачах, на самку пялится весь взвод. Но сейчас майору не до дисциплины.

– Он чудной, это ваш ястребок: разговаривает сам с собой, ну и называет себя по имени. Но это не единственная его причуда. – Кончик новой стрелки показывается в углу женского рта. – Скоро, майор, сам все увидишь. Так я проведу тебя и твоих людей? А то еще заблудитесь.

Мерзкая улыбка растягивает губы на размалеванном лице – и Мазариду хочется кулаком вмять эту улыбку вместе с зубами самке в рот. Или же он не прочь впиться в ее губы страстным поцелуем, предварительно повалив ее на траву и подмяв под себя?.. Еще ни разу майор ни с кем не целовался, но, как положено каждому наследнику, он прослушал курс лекций о половых отношениях с самками и внимательно изучил соответствующие методички с рисунками, так что Мазарид готов прямо сейчас исполнить тот гражданский долг, от которого до сих пор уклонялся.

Увы, ни первого, ни второго майор не делает – не бьет и остается должен.

Самка резко поворачивается к нему узкой спиной и, согнувшись вдвое – оттопырив при этом небольшой округлый зад, – ныряет в густой кустарник. Не раздумывая, майор тут же устремляется следом. Из неглубокой ложбинки, выкопанной в листьях – засада на пути следования колонны была подготовлена заранее, – самка-следопыт подхватывает небольшой, но дальнобойный арбалет с колчаном болтов, костяную духовую трубку для плевков стрелками и мачете из железного дерева в ножнах из кожи и плетенки. Самка была хорошо вооружена, но с оружием не рискнула выйти к наследникам. Мудрое решение, иначе она не успела бы даже представиться, потому что ее продырявили бы, разрубили и разорвали на куски.

Древесной змейкой самка бесшумно – быстро! очень быстро! – скользит через лесовник. Она не останавливается даже перед ощеренной дикой волчаркой, вставшей вдруг у нее на пути на едва различимой тропке. Духовая трубка на короткий – неуловимый! – миг прилипает к губам самки, раздается хлопок – впившись волчарке в глаз, стрелка прошибает ее череп насквозь и вырывает из него кусок затылочной кости, из дыры брызжет алым. Не сбавив скорости, самка перепрыгивает через волчарку. Еще не успев понять, что она уже мертва, волчарка пытается ухватить свою убийцу слюнявыми клыками за пятку. Жизнь покидает тело хищницы как раз перед бегущим Мазаридом. Он-то ловко перепрыгивает через упавший-таки труп, а вот позади кто-то спотыкается о сучащие в агонии лапы и летит в валежник.

Перебирая длинными стройными ногами, самка-следопыт мчит так быстро, что Мазарид едва поспевает за ней. И вдруг она точно врастает пятками в почву лесовника. Маразид с разбегу тычется в изящную спину самки – будто о гранитную скалу ударятся, аж дыхание из-под ушибленных, едва не треснувших ребер вышибает, но самка ни на сотую часть меры не сдвигается места. Она будто вообще не заметила майора, хотя он своей массой просто обязан был снести ее с ног, поломать ее, затоптать. Хорошо, взвод изрядно отстал, иначе случилась бы куча мала.

От пота слипается шерсть на лице Мазарида. Что-то щиплет его за лодыжку – оказывается, вместе с самкой он замер у высоких камышей посреди большой вонючей лужи, кишащей пиявками. Воздух над ними и вокруг них звенит и колышется, для полчищ комаров наследник и самка – желанное лакомство. Как и все воины, Мазарид безропотно терпит укусы кровососущих, но когда их столько… Да они же сожрут взвод!

Он быстро осматривается: перед ним тянется к небу стена камыша, слева зеленеют папоротники на вздыбленных кочках, везде поблескивают зеркальца мутной воды, и над темечком больше нет массива древесных крон, скрывающего солнце. На кочку мерах в десяти от Мазарида и будто бы окаменевшей самки опускается аист и деловито таращится на оконце ряски перед собой. Подминая под себя сочные побеги камыша, шумно бредет по болоту птер, изголодавшийся по лягушкам и тритонам. Аист косится на черный блестящий хитин его тела, но и только.