Салтыков. Семи царей слуга - Мосияш Сергей Павлович - Страница 44

Меншиков со свойственной молодости иронией покосился на старика.

— Вы тоже, Петр Семенович, думаете перехитрить Фридриха?

— Как доведется, голубчик, как доведется. Хитрость в сражении придумывается не загодя.

— Почему?

— Потому как сперва надо угадать, что мне противник уготовил, а сие лишь на поле проявляется, а уж потом свою хитринку супротив евоной придумывать. Своей надо перешибить ее, своей, вот тогда и явится виктория.

По прибытии в Познань Салтыков, поприветствовав Фермора, спросил:

— Небось догадываешься, Вилим Вилимович, с чем я пожаловал?

— Сорока на хвосте еще зимой принесла, Петр Семенович.

— Вот рескрипт ее величества, — сказал Салтыков, протягивая Фермеру пакет.

Тот распечатал его, вынул лист, развернул, прочел написанное там ровным, четким почерком: «Заблагорассудя нашего генерала, графа Солтыкова (Петра Семеновича) отправить к находящейся за границей ныне под командою вашею нашей армии, вам чрез сие о том дать знать восхотели с тем, что как помянутый граф Солтыков пред вами старшинство имеет, то натурально ему и главную команду над всею армиею принять надлежит, и потому вы имеете оную сдать ему. Но при том мы твердо уверены, что вы тем не меньше службу вашу продолжите, особливо же помянутому генералу графу Солтыкову все нужные объяснения подать, и в прочем во всем ему делом и советом вспомоществовать крайне стараться будете».

Фермор прочел рескрипт ее величества и, аккуратно свернув, засунул его в конверт.

— Ну что ж, я рад, Петр Семенович, передать вам сии нелегкие бразды. С чего начнем?

— А как вы полагаете, Вилим Вилимович? — спросил Салтыков, сомневаясь в радости визави, а оттого предлагая ему самому определить порядок действий.

— Я полагаю, надо собрать генералитет.

— Я с вами согласен. Сколько это займет времени?

— Если немедленно разослать рассыльных и учитывая дальность пути до некоторых отрядов, думаю, на послезавтра можно и созывать военный совет.

— Давай на двадцать второе мая, пожалуйста, Видим Вилимович.

— Хорошо.

— А пока я хочу разобраться с Провиантской походной канцелярией.

— Капитан Шиллинг, — обратился Фермор к адъютанту, — проводите главнокомандующего к генералу Дицу.

— Идемте, князь, — кивнул Меншикову Салтыков.

Провиантская походная канцелярия располагалась в небольшой комнатке соседнего дома. Шиллинг, сопровождавший Салтыкова, услужливо распахнул дверь перед ним и громко отчеканил:

— Главнокомандующий, его высокопревосходительство генерал-аншеф Салтыков!

Сказано это было для присутствующих в канцелярии, дабы у них не возникло сомнение в отношении этого старика, одетого в милицейскую форму. Явись он без такого представления, чего доброго, и попросят выйти вон: ходят тут всякие.

А так мигом вскочили все присутствующие — генерал, бригадир и полковник.

— Садитесь, голубчики, — сказал Салтыков, приискивая взглядом и для себя место. — Где бы мне?

— Прошу за мой стол, ваше сиятельство, — щелкнул каблуками генерал-майор Диц.

— Благодарю вас, генерал, — отвечал Салтыков и сел в кресло начальника канцелярии. — Пожалуйста, генерал, предоставьте мне вашу почту за последний… э-э… скажем, полгода.

— Маслов, почту! — скомандовал Диц.

Полковник полез в свой стол, вынул две папки, принес и положил перед Салтыковым.

— Вот это входящие, ваше сиятельство, это исходящие.

— Разберемся, — сказал Салтыков и, взглянув на Меншикова, посоветовал: — А вы, князь, займитесь пока рационами.

В канцелярии установилась тишина, нарушаемая шелестом страниц, перелистываемых Салтыковым и Меншиковым. Наконец Салтыков спросил:

— Вот я вижу запросы генерал-поручика Корфа — губернатора Кенигсберга. Покажите мне, пожалуйста, ответы на них.

— Но понимаете, ваше сиятельство… — замямлил Диц. — В такой суете… дел выше головы, до ответов ли.

— Полковник, — обратился Салтыков к Маслову, — почему не отвечали?

— Не приказано было, ваше сиятельство.

— Не приказано, — проворчал Салтыков и, взглянув на Хомутова, спросил: — Скажите, бригадир, сколько положено на солдата на год муки?

— Сейчас скажу, — кинулся было Хомутов к бумагам.

— Нет, братец, тебе это на память знать положено. По бумаге и дурак скажет. Может, вы поможете, генерал? — Салтыков взглянул на Дица.

Генерал-майор побледнел, но нашелся:

— Разве все упомнишь, ваше сиятельство.

— А вы, полковник, помните? — обратился граф к Маслову.

— Двадцать один пуд, тридцать фунтов, ваше сиятельство, — отчеканил, не сморгнув глазом, Маслов.

— Правильно, голубчик. Молодец! — И вновь, взглянув на Дица, спросил: — А сколько круп, генерал?

— На год? — спросил тот.

— Да, да, на год.

— Где-то пудов пятнадцать, — промямлил Диц неуверенно.

— А вы как думаете, бригадир?

— Да, около пятнадцати, — поддержал начальника Хомутов.

— Десять пудов, — сказал Маслов, поймав на себе вопросительный взгляд Салтыкова. — Десять пудов крупы гречневой и овсяной.

— Правильно, голубчик, — похвалил опять граф и, покосившись на Дица, сказал: — Вы, генерал, возглавляете провиантскую канцелярию, а брезгуете цифирью. И напрасно. Я, например, назубок знаю порционы солдатские, хотя в провиантской части ни дня не служил. Про пятнадцать пудов вы верно заметить изволили, только сие не солдатам положено, а в зимний период села на одну лошадь, да заодно и восемь с половиной пудов овса на нее же. Так вот, генерал-майор Диц, поскольку у вас не находилось времени отвечать на запрос губернатора, я откомандировываю вас в его распоряжение вместе с бригадиром Хомутовым. Сдавайте дела князю Александру Александровичу Меншикову, и в путь. Честь имею, сударь.

И, поднявшись из кресла, Салтыков пошел к выходу, кивнув Меншикову:

— Принимайте дела, князь.

— А мне что прикажете, ваше сиятельство? — спросил Маслов.

— Вам, полковник, оставаться здесь и ввести в курс князя, как можно скорее, указав ему на все прошлые упущения. И работать.

Первым появился перед новым главнокомандующим его сын — молодой полковник Иван Салтыков. Старик искренне обрадовался встрече, обнял его, облобызал.

— Ванечка, как я рад, что мы вновь вместе.

— Поздравляю вас, батюшка.

— С чем, сынок?

— С повышением.

— Э-э, Ванечка, лучше посочувствуй. Как говорится, без меня меня женили. Больно ноша-то тяжела, не по годам. А как откажешься, чай, солдат. Приказали. Ответил: «Есть!» Повернулся и вперед. Ты-то как?

— Служу. При Цорндорфе был при штабе, а сейчас отпросился в полк.

— Ну и правильно, Ваня. В штабе сколь ни сиди, цыплят не высидишь. Только в строю и узнаешь солдатскую жизнь, понюхаешь пороху. И тебе мой отцовский наказ, Ваня, солдат люби, как своих детей, но не балуй. А уж они тебя не подведут, не выдадут, в самый отчаянный час живота за тебя не пожалеют.

Двадцать второго мая с утра стали являться в ставку генералы. Входя в горницу, бросали два пальца к треуголке, рапортовали:

— Генерал Панин прибыл, ваше сиятельство.

— Здравствуй, здравствуй, братец, — говорил ласково Салтыков, кивая на лавку. — Садись.

— Генерал Чернышев прибыл.

Генералы входили один за одним — Вильбуа, Румянцев, Голицын, Демику, Толстой, Тотлебен, Мордвинов, Фаст.

Вошедший Фермор хотел было тоже сесть где-нито в уголок незаметно, но Салтыков велел ему быть рядом:

— Сюда, сюда, Вилим Вилимович, вот за столом и ваше место.

Прибыли и казачьи полковники — Краснощеков, Перфильев, Денисов, Туроверов и Луковкин. Явились прямо с нагайками на запястьях, при саблях. Сели у самых дверей по обе стороны от косяков.

Салтыков, окинув присутствующих, словно пересчитывая их, спросил:

— Не вижу князя Меншикова.

— Он в Провиантской канцелярии, — доложил от двери адъютант.

— Знаю. Зовите его на военный совет.

Адъютант исчез, и вскоре в дверях появился Меншиков, смущенно ожидая замечания. Но Салтыков сказал ему: