Дорога за горизонт - Батыршин Борис - Страница 59

– Времена меняются. – развёл руками доктор. – Главная задача ваших адвокатов – убеждать присяжных. Помнится, господин Кони, известнейший юрист, говорил, что адвокатское ремесло в России стало сродни лицедейству. Главное – выдавить слезу из коллегии присяжных и сорвать аплодисменты. А у нас всё давным-давно не так, эмоции зала никого не интересуют. Ценятся связи, умение договариваться со следствием, знание лазеек в законодательстве – чтобы, к примеру, развалить очевидное всем дело, придравшись к пустяковому поводу. А экономистам после реформ девяностых у нас в стране вообще веры нет. Барон скептически покачал головой.

– Вечно вы, доктор, самые очевидные вещи наизнанку выворачиваете…

– Так ведь не я их вывернул! – сокрушённо вздохнул Каретников. – Вы и представить себе не можете, Евгений Петрович, до чего сильно расколото наше общество. По сравнению с нами, у вас царит трогательное единомыслие – несмотря на господ народовольцев. Хотя – основа всех этих безобразий закладывалась как раз в ваши благословенные времена. Есть такой писатель – Чехов, Антон Павлович. Весьма известен как беллетрист, рассказы у него замечательные…. Так вот, он как-то сказал:

И Каретников процитировал по памяти:

– «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже. когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верю в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их и мало.»

– Так что, дорогой барон, почти полтора века прошло – а будто, ничего не изменилось!

Некоторое время собеседники молчали. Корф снова посмотрел сквозь недопитый коньяк на огонь и одним глотком прикончил рюмку, будто и не благородный напиток был там, а так – белое хлебное вино, в просторечии именуемое водкой.

– Ладно, Андрей Макарыч. Как бы то ни было, надо думать о наших умниках. Эти господа – наша с вами головная боль, ни на кого эту заботу не спихнёшь. Отсюда сугубо российский, интелигентский вопрос: что делать? Сами знаете, какие разговоры ходят по столице.

Каретников задумался. Он знал, конечно, что во всех клубах и собраниях Петербурга, за каждым ломберным столом только и говорят, что о «Наследии потомков». Ни сам Катерников, ни Корф, не надеялись надолго сохранить историю с гостями из будущего в тайне – но чтобы такая стремительная и широкая огласка? Разговоры, слухи, газетные статьи… предметом сплетен стала даже история с кражей из спецхрана Д. О. П.

Как раз вчера доктору попалась на глаза подобная статейка. Её автор, весьма известный в столичных кругах, уверждал, что главная задача новоявленного «Департамента Особых проектов» – не изучение информации из будущего, а попытка скрыть её от всего мира. Скрыть – и употребить во зло, то есть, «поставить на службу самодержавию»

В заключение, автор требовал от властей передать эти сокровища знаний всему человечеству – разумеется, в лице правительств и общественности «просвещённых стран». Каких именно – нетрудно догадаться: Англия, САСШ, Франция… В ещё списке значились Голландия, Италия, Швеция и с полдесятка иных стран, помельче. Что характерно – ни Германию, ни Австро-Венгрию автор не счёл достойными «Наследия потомков».

«Тоже несправедливость – подумал Каретников. – Уж кто-кто, а немецкие учёные сделали для развития научной мысли 20-го века побольше иных прочих». Так что – выбор этот ясно указывает на политические пристрастия автора, и без того очевидные…»

Итак, Петербург бурлил; ведущие издания наперегонки печатали статейки на тему «Наследия потомков». Провинция, как водится, отмалчивалась, даже Москва пока не отозвалась на столичные веяния. Тему подхватили несколько варшавских газет и еженедельник, выходящий в Гельсингфорсе – и это лишь отголоски надвигающейся грозы. Корф недаром беспокоится, срочно надо что-то предпринимать…

– А что тут посоветуешь, Евгений Петрович? – вздохнул доктор. – Ну запретите вы это издание – что, болтать меньше станут? Наоборот, еще больше разорутся. А уж какой шабаш в иностранной прессе начнётся – и думать не хочется…

– Пока молчат. Как воды в рот набрали, даже удивительно. Так, пара незаметных статеек во второразрядных журнальчиках. Но, полагаю, скоро прорвёт.

– Да уж будьте уверены. – усмехнулся Каретников. Не сомневаюсь, этот спектакль кем-то умело срежиссирова, и…

– И режиссёр – за границей? – подхватил барон. – Всё-то вы, батенька, об иностранных заговорах…

– Уж, простите, Евгений Петрович, что отбиваю хлеб у наших жандармов, но – сами посудите…

И Катерников извлёк из бювара тонкую пачку газетных вырезок.

– Вот это – статьи по нашей тематике. «Петербургские ведомости»…» Слово»…. «Русская мысль»… «Петербургский телеграф». А это – сообщение о прибытии в столицу разных интересных фигур иноземного подданства. Вот это – особо интересно, смотрите…

На стол легла газетная вырезка, исчёрканная зелёным маркером.

– Так…. «21-го августа сего, 1887-го года, в наш город прибыл проездом из Лондона, некий Уильям Уинни Уэсткотт. Доктор юриспруденции, служивший ранее коронером, известен сейчас как масон, облачённый степенью мастера Ложи, а так же Секретарь-генерал Общества Розенкрейцеров Англии и основатель «Ордена Золотой Зари» – оккультной организации, призванной поддерживать и возрождать традиции европейского гностицизма. В честь прибытия доктора Уэскотта был дан обед в купеческом собрании Санкт-Петербурга. На обеде присутствовали…»

– Опять масоны, дорогой доктор? – усмехнулся Корф. – Ну сколько можно, право же? Вот и государь, куда не взгляни, всюду видит козни масонов – прямо как его покойный дедушка, Николай Первый.

– Так может государь прав? Вы не забывайте, дорогой барон, у династии Романовых с масонством давние счёты. Государь может и пристрастен в этом отношении, но, поверьте – он осведомлён поучше нас вами. Семейная традиция, знаете ли… масонство – своего рода «пунктик» династии Романовых, начиная ещё с Екатерины Великой. А тут такое совпадение: является Уэскотт в столицу, и тут же начинается газетная шумиха!. К тому же, история со шведской шхуной… вы ведь старались скрыть от газетчиков английский след в этом деле?

Корф поморщился.

– А что нам оставалось? Заяви мы, что это происки вечно гадящей англичанки – тут же обвинят во всех смертных грехах. Мы-де пытаемся ошельмовать публикации о пришельцах из будущего, вводим общественность в заблуждение, и вообще – валим с больной головы на здоровую. Сами знаете, сколько в Петербурге англофилов да англоманов, и не в самых мелких чинах. А цензура у нас, в сущности, беззубая, что бы ни говорили господа либералы. Нет прямого призыва «долой царя» – так и сойдёт….

– Вы правы, конечно. – вздохнул Каретников. – Но, согласитесь – многовато совпадений. Вы ведь сами мне не так давно рассказывали об интересе господ из «Золотой Зари», а заодно и лорда Рэндольфа Черчилля, к нашим делам. Доктор Уэскотт мутит воду в Петербурге, а мы – так будем смотреть и благосклонно кивать? Это называется – «информационная война», барон. В наши дни дело обычное; но мне интересно – кто это у наших контрагентов такой умный, что позаимствовал из будущего эти методы?

– А что ж не позаимствовать, если вещь полезная? – хмыкнул барон. – Вот, наш друг Яша – освоил же подслушиваюшие приборчики! Жаль, кстати, что он в отъезде – присмотрел бы сейчас за этим мистером Уэскоттом.

– Так у вас есть Виктор. Я понимаю, Евгений Петрович, доверия ему нет, но, сами рассудите – куда он денется? Вспомните, он и для Яши налаживал аппаратуру, и в «Д. О. П. е» с техникой работает, и пользу приносит! Доказал, можно сказать, лояльность…

– С техникой как раз сложностей нет. – вздохнул Корф. – Подумаешь – пара жучков! А вот чтобы правильно их установить, да ещё и там, где это нужно – тут нужны особые навыки. У Виктора их нет, он техник, а не оперативный работник.

«Оперативный работник? – усмехнулся про себя Каретников. – А барон быстро осваивает новую терминологию. Того и гляди – пойдут «крыши», «пианисты» и прочие «ошибки резидентов»…