Роковая молния - Форстчен Уильям Р. - Страница 22

Скот. Вечером, сразу после захода солнца, когда луна повисла над горизонтом, едва различимая в сумерках, его дух «ка» сказал ему, что тот, другой, тоже присутствует здесь, что

Кин думает о нем и обо всем, что здесь происходит. Тамука духовным взором постиг сущность Кина и почти явственно видел, как тот стоит на далеком холме, устремив взгляд на запад. На мгновение его ненависть вспыхнула ярким огнем, он мысленно вонзил клинок страха в душу скота. Война происходила не только на полях сражении, но и в сердцах врагов.

Раздался одинокий протяжный звук нарги. Тамука на мгновение окинул взглядом высокую башню, сооруженную специально для этого случая. Голос нарги раздавался оттуда, с вершины холма, пробиваясь сквозь утреннюю дымку, заполняя долину. Через несколько секунд тонкий серебряный луч пронзил горизонт и отразился в озере, омывающем восточный край долины. К первой нарге присоединились остальные, их голоса эхом отдавались в полях и смешивались со вздохами воинов, поднимавшихся на ноги.

Раздался погребальный плач. В нем не было слов, просто пронзительный жалобный стон. Тамука подозревал, что когда-то давным-давно, целую вечность назад, слова были, но со временем стерлись из памяти народа, остался только рвущий душу заунывный плач.

Воины темной массой занимали все свободное пространство на мили вокруг. Утреннее солнце взошло над горизонтом и тускло блеснуло на отполированных щитах и шлемах. Тамука поднялся вместе со всеми; нарастающий плач становился все более мощным, пока не достиг такой силы, что мог заглушить и шум любой бури, и небесный гром.

— Теперь пора.

Голос Сарга прозвучал откуда-то издалека, как будто из другого мира. Тамука кивнул и вернулся к реальности. Он повернул голову влево. Вука. В этот момент он не чувствовал абсолютно ничего. Кар-карт слегка покачивался, черты лица были искажены от боли. Сарг подошел ближе и дотронулся до него, Вука вздрогнул.

— Со мной все в порядке, — прошептал он.

Тамука отвернулся и посмотрел направо, на своего товарища.

Хулагар, щитоносец мертвого кар-карта, стоял молча, в глазах его сиял далекий свет, как будто воспоминания о былых днях до сих пор не покинули его.

— Красивое зрелище, — прошептал он, и слабая улыбка осветила его лицо. Хулагар повернулся на восток, к воинам, продолжавшим торжественно-скорбную песнь. — Красивое зрелище — мир, который был таким чудесным.

Хулагар вздохнул и посмотрел на Тамуку.

— Давайте начинать, — произнес он почти весело.

Сарг важно кивнул и направился в юрту, все остальные последовали за ним. Внутри царил полумрак, единственная зажженная лампа висела над помостом. У тела, опустив головы, стояли служители, отвечавшие за омовение покойного; их работа была закончена. Последнее магическое заклинание было нанесено на погребальный покров, окутывающий тело Джубади.

Сарг приблизился к помосту, Тамука, Вука и Хулагар встали за его спиной. Немые стражи расступились, чтобы пропустить скорбящих. Один из служителей повернулся к ним и низко поклонился.

— Мы возвращаем нашего кар-карта его народу. Возвращаем останки его смертного тела. Дух кар-карта готов к бесконечной скачке вместе со своими предками, парящими высоко над нами.

После этого служители, не поднимая головы, покинули юрту. Сарг повернулся к Вуке и кивнул. Новый кар-карт нетвердыми шагами подошел к помосту и преклонил колена перед останками своего отца. В юрте стояла тишина, только снаружи доносился плач орды.

Тамука пристально наблюдал за наследником, гадая, постигнет ли он в этот торжественный момент всю важность происходящего. Щитоносца одолевали сомнения. Вука видел перед собой только власть и славу, и ничего больше. Ни тяжести предстоящей борьбы, ни потребности в хитроумии, ни грядущих перемен, столь необходимых, чтобы выжить в этом меняющемся мире. Вука говорил только о набеге на скот, уничтожении непокорных и порабощении всех остальных. Он намеревался забрать их боевые машины и повернуть орду против ее старинного врага — бантагов.

Безумие.

Тамука знал, что в глубине души новый кар-карт боится скота. Не зря же они убили его отца на таком огромном расстоянии. Сообщение об орудиях на кораблях, стоящих на реке, заставляло его время от времени вздрагивать и опасливо оглядываться по сторонам. Вука боялся этой войны. Если бы исход войны не зависел от результата сражений, янки Кин уже мог бы считать себя победителем. Тамука понимал, что предводитель скота рассчитывал на такой результат. Со времени гибели отца Вука очень изменился, хотя и сейчас он мог храбро, даже безрассудно, мчаться навстречу бантагам. Но вместе с тем он отчаянно боялся смерти от таких низменных существ, как простой скот.

Наконец Вука поднялся на ноги и снова покачнулся. Сарг подошел и поддержал его. Вука обвел глазами юрту — после обряда очищения она будет принадлежать ему. Он успокоился, сошел с помоста и подошел к Тамуке. Сарг кивком головы подал знак командиру немых стражников, и тот негромко хлопнул в ладоши. Двенадцать стражников выстроились по бокам помоста, взявшись за шесты, пропущенные в специальные кольца. Командир снова хлопнул в ладоши, и стражники подняли помост на плечи. Двое других длинным шестом осторожно сняли лампу и поместили ее под стеклянный колпак, чтобы утренний ветерок не смог загасить пламя во время прохождения процессии.

Тамука сделал шаг назад, уступив дорогу стражникам с лампой и погребальным помостом. У выхода из юрты на земле стояла наготове еще одна платформа, гораздо больших размеров. Двенадцать стражей со своей ношей на плечах вступили на нее. Восемьдесят воинов встали по всем четырем сторонам большой платформы. Опять прозвучал хлопок в ладоши, и все сооружение с останками Джубади на самом верху было поднято на плечи носильщиков. Двухэтажная конструкция почти двадцати футов высотой остановилась перед откинутым передним полотнищем шатра.

В голове Тамуки мелькнуло воспоминание о пире полнолуния перед самой войной, когда полупьяного Джубади вынесли из юрты на высоко поднятом щите карты племен и командиры уменов.

Вновь запела одинокая нарга. На ее призыв откликнулись сотни других. Их пронзительный звук прорезал утренний воздух и почти заглушил мерный рокот барабанов, не смолкавших все тридцать дней. Теперь барабаны звучали в более медленном ритме, ритме смерти. В непередаваемой какофонии смешались крики орды, бряцанье мечей, барабаны и нарги. Казалось, звуки обрели осязаемую форму, вырвавшись на свободу после тридцати дней молчания. Медленными размеренными шагами восемьдесят носильщиков вынесли тело Джубади на свет зарождающегося дня.

Вместе с Вукой и Хулагаром Тамука вышел из юрты вслед за телом Джубади. Кроваво-красное солнце висело низко над горизонтом, легкий утренний туман рассеивал его лучи. Карты кланов, объединенных в орлу мерков, выступили из толпы и присоединились к процессии, за ними подошли командиры уменов, шаманы и немые стражи, которым предстояло сопровождать своего господина на всем его пути. Вслед за ними шествовали музыканты с поднятыми к небу наргами, с колоколами и литаврами.

Процессия направилась на запад, широкой дугой огибая шатер с юга. Все пространство вокруг, вплоть до ненавистного города скота, было заполнено темной массой орды. Тамука хотел сделать из города погребальный костер, но Вука и Сарг отклонили его предложение.

Они объявили это место проклятым и решили оставить его в забвении. Щитоносец старался не смотреть на город.

Почти вся орда наблюдала с вершины холма за погребальной процессией. Вдруг как по команде они с криками скорби устремились вперед, стараясь подойти вплотную к платформе. Воины целого умена, стоявшие плечом к плечу с опущенными копьями, с трудом удерживали свободный проход. Временами их строй угрожающе изгибался под напором толпы. Сотни мерков умирали в давке или напоровшись на копья охраны.

Медленно, шаг за шагом, процессия все же спускалась с холма, иногда останавливаясь на несколько минут, чтобы воины могли освободить дорогу от напиравшей толпы. У подножия Тамука заметил, что земля покраснела от крови десятков растоптанных или заколотых мерков. «Напрасные потери, — неприязненно подумал он. — Лучше было бы умереть на поле сражения, чем в давке».