Белая леди - Макбейн Эд - Страница 38

Мэттью оторвал взгляд от жареного морского окуня на своей тарелке.

— Как, вы сказали, его имя? — спросил он.

— Чье?

— Этого воздушного гимнаста с длинными черными волосами.

Глава 5. Она была очень милой…

Однорукий дрессировщик медведей был во дворе и тренировал оставшуюся руку. Мэттью появился у них двадцать четвертого марта, в четверг. Мужчина и сам напоминал медведя — ширококостный, с мощными мышцами, Герри Донован балансировал на единственной руке. Под ярко-синим облегающим костюмом у него прекрасно вырисовывались мощные плечи, волосатая грудь, ноги и тугие ягодицы.

Мэттью звонил им заранее, и жена Герри предупредила его, чтобы он не показывал удивления при виде увечья ее мужа. Она объяснила Мэттью, что левую руку восемь лет назад ему оторвал медведь и что Герри до сих пор тяжело переживает собственную инвалидность. Мэттью сразу подумал, что предупреждать кого-то об отсутствующей руке собеседника — все равно как предупреждать вас не видеть носа Сирано де Бержерака. Как только Мэттью подошел к бассейну, блондинка, которая там плавала, приложила палец к губам, чтобы напомнить ему о предупреждении. Мэттью решил, что это была Эгги Маккалоу Донован, бывшая акробатка на летающей трапеции, мать Сэма и свекровь Марни, и к тому же сбежавшая подружка Питера Торренса.

Блондинка вылезла из бассейна, как только его увидела. Она снова в качестве предупреждения покачала головой, а ее муж на одной руке прыгал по газону. Мэттью подумал, не собирается ли он подготовить номер для цирка «Стедман энд Роджер»? Он решил, что Эгги было лет сорок; столько сейчас было бы Уилле…

Эгги, как и ее муж, была в облегающем ярко-синем костюме. Так как она ожидала прихода Мэттью, она не снимала верх костюма. Он был желтого цвета и почти ничего не скрывал. У женщины было тренированное и сильно загорелое тело. Она шла к нему улыбаясь, с протянутой для приветствия рукой. У нее были движения балерины; казалось, что женщина не спешила, но тем не менее гибкой походкой быстро пересекла газон.

— Мистер Хоуп?

— Миссис Донован?

В этот миг Герри подпрыгнул на руке и встал на ноги.

— Эй, привет!

Человек-медведь буквально исходил потом, и Мэттью не хотелось пожимать ему руку, но Герри, широко улыбаясь, направлялся к нему. Рука была липкой и мокрой. Пот катился по лицу, шее и волосатому телу Донована. Мэттью показалось, что он стоит под душем.

— Пора пить пиво! — объявил Донован, хотя было всего лишь десять утра. — Вам захватить?

— Спасибо, нет, — ответил Мэттью.

— Дорогой, захвати пива для меня. Прошу вас, садитесь, — пригласила Эгги, предлагая сесть на складной стульчик из алюминия с ярко-желтым плетеным сиденьем. Сама она опустилась на газон почти у его ног.

Сиденье и спинка стула были такого же цвета, как и ее костюм. Мэттью подумал, обратила ли внимание Эгги, что он может заглянуть в вырез ее костюма и увидеть сосок ее левой груди. Он твердо решил не смотреть туда.

Донован вышел из дома, неся в одной руке четыре бутылки пива. Открывалку для бутылок он засунул под резинку трусов.

Эгги не стала помогать, когда ее муж расставлял бутылки на столе. Донован сел на стул рядом с Мэттью, взял бутылку, зажал ее между ног, открыл и передал жене. Потом то же самое проделал со второй бутылкой, отложил открывалку, чокнулся с бутылкой Эгги и произнес:

— Да здравствуют золотые денечки и темные ночки!

— Я благодарен, что вы согласились принять меня, — начал Мэттью.

— Всегда рады помочь, — ответила Эгги, — Уилла была моей хорошей подругой. Только если ваши вопросы будут касаться ее смерти…

— Вы абсолютно правы.

— Понимаете, я перестала работать в цирке после того, как Герри… решил оставить работу, — плавно закончила Эгги. — Все случилось восемь лет назад. Как вы знаете, Уилла…

— Да.

— …умерла три года назад, а Герри и я уже жили здесь, в Брэдентоне; но не в этом доме. Этот дом мы купили год назад. Здесь есть бассейн и большой газон. Герри нравится плавать.

Мэттью попытался представить, как Герри плавает, хотя Эгги несколько раз предупреждала его хранить молчание по поводу оторванной руки.

— Да, а еще я могу тренироваться на заднем дворе, — заметил Донован и отпил пиво. — Отжиматься, стоять на руке. Я устроил турник, прикрепив планку между двумя пальмами. Я также могу подтягиваться, словом, делать все, чем я занимался столько лет. Когда у меня был номер.

Он ни разу не упомянул медведей.

— Очень важно оставаться в форме. Я был очень сильным. И потом, это становится твоей второй натурой. Сейчас я не выступаю, и иногда мне хочется снова…

— Ничего подобного, — вмешалась Эгги, — ему нравится ничего не делать. Так хорошо не заниматься работой! Мы живем здесь и можем целый день загорать. Все это очень приятно.

— Что? — спросил ее Донован.

— Перестань, тебе же это нравится.

— Я скучаю по цирку, — заметил Герри. — Прошло восемь лет, а я все еще скучаю… Пожалуй, пойду приму душ, а то от меня, наверное, несет, как от…

Мэттью понял, что он чуть не сказал «медведя».

Но Герри сказал.

— Мистер Хоуп, было приятно познакомиться. Я понимаю, что вам нужно поговорить с Эгги, — он кивнул Мэттью, взял открывалку, забрал две полные бутылки и, грузно шагая, отправился к дому.

Солнечные лучи золотили воду бассейна.

— Миссис Донован, — начал Мэттью. — Пока…

— Пожалуйста, называйте меня Эгги, — улыбнулась миссис Донован.

— Когда вы выступали в цирке, Эгги, вам был известен артист по имени Берни Хэйл?

— Откуда вам известно это имя? — Эгги с удивлением взглянула на Мэттью.

— Кто-то назвал мне его имя.

— Кто?

— Мария Торренс.

— Дочь Уиллы?

— Да.

— Мария! Почему вдруг Мария…

— Она вспоминала людей, которые сбежались на ее крик в ту ночь, когда погибла ее мать.

— И она сказала, что среди них был Берни?

— Да. Так вы его знали?

— Я не могу вам сказать, был ли он в трейлере. Меня там не было. К тому времени я уже перестала выступать. Когда Уилла покончила с собой, я уже не работала в цирке пять лет.

— А до того, как вы оставили цирк? Вы его тогда знали?

Эгги молчала.

— Он был воздушным гимнастом из Лондона, — начал подсказывать ей Мэттью. — Берни Хэйл. Он крутился под потолком цирка, держась на волосах. У него были длинные черные волосы, и он носил их заплетенными в косичку, перекинув через плечо.

Эгги пристально смотрела на него, и Мэттью показалось, что она пытается понять, откуда ему так много известно. Но он знал слишком мало. Мэттью замолчал и стал ждать ее ответа. Наконец Эгги кивнула:

— Я все узнала гораздо позже. Питер рассказал мне все в Сиэттле. Я была слишком занята своей карьерой, чтобы интересоваться… или думать, что делает Уилла, или почему она это делает? Понимаете, в то время Маккалоу еще не отшлифовали номер. После смерти моего мужа мы работали над ним день и ночь. Наш номер назывался «Летающие Маккалоу», но в то время номер был не таким сложным. Это было до Питера Торренса. Да, до того, как я была с Питером Торренсом. Значит, все это было двадцать… двадцать пять лет назад. Мы тогда еще не думали о парных прыжках в воздухе…

На самом деле это было двадцать три года назад, вспомнила позднее Эгги. К тому времени прошло уже четыре года после смерти ее мужа, а она и его два брата готовили номер. К ним вернулся Джимми, который прежде поклялся, что не будет иметь ничего общего с цирком. И снова было шесть «Летающих Маккалоу»: Эгги, два брата покойного мужа, Джимми, Джек и жена Джека — Тилли. И еще двое детей — Сэмми и Джен. Братья ловили в воздухе ее и Тилли, а дети стояли у лестницы, улыбались, бросали воображаемые цветы зрителям, раскланивались и помогали гимнастам взбираться на платформу, когда те спускались вниз. Не так легко было снова взбираться наверх. Дети были милыми блондинами… В номере участвовали только блондины, даже Джимми и Джек, которым пришлось покрасить волосы.