Белая леди - Макбейн Эд - Страница 18

— Но вы говорили, что это случилось давно…

— О да, давным-давно. Эгги вернулась в цирк, и они с Уиллой стали подругами. Между ними не было никаких сложностей.

— Что случилось с Торренсом?

— Я не знаю.

Они возвращались к трейлеру. Все, мимо кого они проходили, похоже, были рады поздороваться с Шидом, им льстило, что знаменитость такого масштаба отвечает им улыбкой или взмахом руки. Здесь, у себя дома, в знакомой обстановке, он казался таким же уверенным в себе, как и в клетке с дикими животными — Дейви Шид, Король всех зверей.

— Как хорошо вы ее знали? — спросил Уоррен.

— Уиллу? Или Эгги?

— Уиллу.

— Очень хорошо.

— Насколько хорошо?

— Угадайте сами, — ответил Шид и улыбнулся.

Они уже были у трейлера. Шид начал подниматься по ступенькам к двери.

— Когда вы в последний раз видели ее? — спросил Уоррен.

— Зачем вам об этом знать?

— Я любопытный.

— Знаете, я ведь уже отвечал на все эти вопросы. — Шид потянулся к дверной ручке. — Вы несли чепуху, рассказывая мне о том, что кто-то оспаривает ее завещание, но на самом деле вы хотите спросить меня, убил ли я ее, не так?

— А вы убили ее? — спросил Уоррен.

— Конечно. Именно это я и сказал полиции в Раттерфорде. Я убил Уиллу Торренс, парни, поэтому берите меня и заключайте в тюрьму. Давайте, почему же вы этого не делаете? Она выстрелила в себя три года назад; и кто, черт побери, может теперь оспаривать ее завещание? Вы и ваш друг должны придумать что-нибудь другое.

— Мой друг лежит в госпитале.

— Да, это очень плохо, но не я отправил его туда.

— Какая у вас машина, мистер Шид?

— Желтый «ягуар».

Детектив Морри Блум вернулся из отпуска только в понедельник утром, и, занятый то одним, то другим делом, только в половине третьего узнал, что в Мэттью Хоупа стреляли в пятницу вечером и он в критическом состоянии находится в госпитале «Добрых Самаритян».

Он пришел туда в три часа. Патриция Демминг все еще находилась в приемном покое. Он хорошо ее знал: подготовил для нее дюжины дел с тех пор, как она стала работать в офисе окружного прокурора. Она рассказала ему о состоянии Мэттью, сообщила, что с минуты на минуту он должен прийти в себя. Она взглянула на часы, вздохнула, затем спросила:

— Кто из твоих людей работает над этим случаем?

— Кепьон и Де Люка работали, — ответил Блум. — Теперь я сам буду им заниматься.

— Хорошо. — Она вздохнула.

— Ты не знаешь, что он делал в Ньютауне?

Один и тот же вопрос снова и снова. Что, черт возьми, он делал в Ньютауне?

— Нет, не знаю, — ответила она. — Уоррен Чемберс был там в пятницу вечером, прочесал весь район…

— И обнаружил что-нибудь?

— Проститутка видела машину стрелявшего. Единственное, что она ему сообщила, — это была черная «Мазда».

— Не заметила, из какого штата?

— Она не знает.

— Номера не видела?

— Не заметила.

— Она видела стрелявшего?

— Только руку. На ней была черная перчатка.

— Я позвоню Уоррену, спрошу, что еще у него есть.

— Тутс тоже этим занимается.

— Ну, лучше и быть не может. Я просто не хотел бы дублировать…

— Да, ты должен поговорить с ними.

Она снова замолчала.

Она вспоминала, как она впервые увидела Мэттью Хоупа…

…Кошка выпрыгнула внезапно из-под дождевых струй, ловкое, серое, изможденное создание, которое напоминало костлявого енота, живущего в этих местах; она метнулась с обочины дороги в сторону канавы. Патриция мгновенно нажала на тормоза, и маленький красный «фольксваген», на котором она тогда ездила, занесло в сторону и стукнуло о задний левый бампер изящного голубого автомобиля, припаркованного у обочины дороги. Она вышла из машины, посмотрела на смятый бампер. В это время босоногий мужчина, одетый лишь в банный махровый халат, в ярости мчался под бушующим дождем, готовый ее задушить. Она стояла в своем маленьком красном шелковом платьице и красных туфельках на высоких каблуках, промокшая насквозь; ее длинные светлые волосы стали совсем мокрыми, и единственное, что она смогла пробормотать перед лицом его огромной злости: «Мне очень жаль…»

В нем было метр девяносто или около того, темные волосы облепили его голову, темно-карие глаза горели от ярости.

— Я не хотела давить кошку, — объяснила она.

— Какую кошку? — взорвался он.

— Она выскочила прямо на дорогу. Я нажала на тормоза и… Простите меня. Мне на самом деле очень жаль. Я — юрист, — сообщила она, считая, что лучше перевести разговор на официальные рельсы как можно скорее, прежде, чем он…

— Я тоже.

Это было начало.

— Мэттью направился в «Сан энд Шор» сразу же, как только закончил разговор с Шидом в прошлый понедельник, — сообщил ей по телефону Уоррен.

— Тебе об этом сказал Шид? — спросила Тутс.

— Стедман. С Шидом разговор не совсем получился.

— Как зовут этого человека? В «Сан энд Шор»?

— Лонни Макгаверн.

— Я уже еду. Где будешь ты?

— В госпитале. Послушаю, что они скажут о Мэттью после очередного осмотра.

— Тогда где?

— Зависит от того, что я узнаю. Между прочим, у Шида желтый «ягуар».

— Мария ездит на красном «бенце».

— Значит, с этим все.

— Я позвоню тебе домой попозже.

— Хорошо, — сказал Уоррен и повесил трубку.

Мужчина из фирмы «Сан энд Шор» любил блондинок.

Он почти сразу же сообщил Тутс Кили, что его жена блондинка, три его дочери тоже, и он всю жизнь предпочитал блондинок.

— Всегда приятно поговорить с блондинкой, — сказал он и широко улыбнулся.

Помимо лысеющих волос, у него, к несчастью, были водянистые голубые глаза, рот с тонкими губами, нос, похожий на носы героев комиксов, очки с черной роговой оправой и щетинистые черные усы. Его звали Лонни Макгаверн, и он сообщил Тутс, что, кроме блондинок, он обожает Цинциннатти, Огайо: это его родина.

— Моя жена и я переехали сюда с детьми шесть лет назад, — сообщил он ей, восхищенно рассматривая ее ноги, грудь, светлые волосы. Тутс подумала, что он не имеет на это права, но ничего не сказала. Ее задачей было обнаружить, о чем Макгаверн и Мэттью говорили во время их встречи в прошлый понедельник.

— Вы сказали мне по телефону, — продолжал Макгаверн, — что вы расследуете…

— Да…

— Стрельба…

— Да, в прошлую пятницу, вечером.

— Да, но я не понимаю, какое это имеет отношение к «Сан энд Шор»? Или ко мне, коли на то пошло.

— Мы идем по его стопам.

— Прошу прощения?

— Пытаемся определить, что он мог сделать или сказать, что вызвало это покушение.

— Ну, я могу вас уверить, — его густые брови поднялись высоко к залысинам на лбу, — что ничто сказанное в этом офисе не могло иметь даже отдаленнейшего отношения к…

— Возможно, если вы скажете мне только то, о чем вы говорили, — предложила Тутс, — я сама смогу сделать вывод.

Сейчас ей показалось, что Макгаверн не так уж ценит блондинок. Все было в порядке, пока она сидела, аккуратно устроившись свой забавной маленькой задницей в кожаном кресле напротив его стола: ее великолепные ноги скрещены, длинные светлые волосы, которыми он только что восхищался, падали на плечи, пока она представляла собой объект для восхищения или любования — до тех пор, пока они не встретились глазами. Ее глаза, как и все лицо, говорили Макгаверну, что у них очень серьезная встреча, какой бы блондинкой ни была Тутс. Теперь он изучал ее, сидя напротив и размышляя, как эти мягкие светлые волосы могли превратиться в блестящий золотой шлем.

— Мистер Хоуп пришел сюда с предложением от имени Стедмана из цирка «Стедман энд Роджер».

— Не могли бы вы сказать мне…

— Я не имею права обсуждать условия этого предложения.

— Я уже знаю, что мистер Стедман надеялся выкупить землю для своего цирка.

— Откуда у вас такие сведения?

— Мне сказала Мария Торренс. Она же наполовину владеет цирком, поэтому ей хорошо известно…