Белая леди - Макбейн Эд - Страница 17

— Можете рассказать мне, о чем вы разговаривали?

— В основном об Уилле.

— Торренс?

— Да. В любом случае, в чем дело?

А дело было вот в чем: Мария узнала от Тутс, что Мэттью собирался поговорить с Шидом как можно скорее. Дело было в том, что Мэттью приходил сюда в прошлый понедельник. Дело было в том, что Мария сказала сначала Мэттью, а потом Тутс о том, что парень, заглатывающий пиво у мойки, убил ее мать. В этом было дело, но именно это Уоррен не мог ему сказать.

— Разве мистер Хоуп не сказал вам? — спросил он.

— Он сказал мне, что кто-то оспаривал ее завещание…

— Это так, — солгал Уоррен.

— И он хотел узнать, в каком она была состоянии перед самоубийством?

— Вы знали ее еще в то время, не так ли?

Надо вернуть его на три года назад, когда Уилла Торренс, предположительно, пустила пулю себе в лоб. Это заключение оспаривала ее дочь, заявляя, что Шид застрелил ее, а затем вложил пистолет в безжизненную руку.

— Послушайте, — сказал Шид, — вы не возражаете, если мы уйдем отсюда? Я ненавижу оставаться среди всего этого безобразия. — Он бросил пустую пивную банку на кучу уже собранного мусора, затем немедленно пошел к задней двери, не дожидаясь ответа. Одетый только в джинсы и туфли, все еще обнаженный до пояса, он вышел. Уоррен последовал за ним.

То, что десять минут назад представляло собой огромный белый с голубым купол, окруженный парком трейлеров, стоявших в грязи, ссохшейся и спекшейся за неделю под лучами яркого солнечного света; то, что в час тридцать в действительности казалось кладбищем автомобилей, — не было видно ни одного человека, ни один лист не колыхался в безветренном тяжелом воздухе флоридского полдня; то, что было сонным и безжизненным, все трансформировалось в яркий карнавал на открытом воздухе. Время сиесты закончилось, решил Уоррен, а сейчас все проснулись и пробудились к действию.

Когда Шид повел его вперед, туда, где, как он сказал, находились клетки с животными, вся площадка заполнилась артистами в трико и купальниках, голубых джинсах и бикини, шортах и кофточках, спортивных костюмах и плавках. Как ребенок с широко распахнутыми глазами, двигаясь через волшебную страну цирка, таинственным образом лишенную ее блестящих украшений, Уоррен следовал за Шидом к шатру, минуя разминающихся акробатов и суетящихся клоунов.

— Сократим путь через тент, — предложил Шид и вошел в широкую дверь. Там, куда они вошли, все было на нескольких уровнях, как трехмерная шахматная доска. На арене, в одном из двух кругов, репетировала женщина с полдюжиной лошадей без наездников…

— Это вольные лошади, — прокомментировал Шид, — без всадников.

Сначала поодиночке, затем по двое, наконец по трое, великолепные животные передвигались по кругу; их гривы развевались в такт движениям, пока темноволосая женщина-дрессировщица в джинсах и ковбойских сапогах уговаривала и подбадривала их. Во втором кругу — дрессировщик с помощницей, высокой брюнеткой в шортах и розовой кофточке — заставляли трех огромных слонов сесть на задние ноги и приподнять верхнюю часть туловища.

— Помощница — это его жена, — пояснил Шид.

На втором уровне, на полпути между ареной и трапециями наверху, слаженно, осторожно, но уверенно двигалась пирамида танцоров на проволоке. Двое мужчин на велосипедах; каждый из которых держал длинный балансировочный шест, формировали основу треугольника. Над ними был третий, находившийся на узкой планке, поддерживаемый шестом. У него в руках тоже был длинный балансировочный шест, а на его плечах стояла девушка с длинными рыжими волосами, которая раскинула руки, направив их вверх к куполу, как крылья большой птицы в полете.

— Семья Звонковых, — представил Шид. — Из московского государственного цирка. Они знали Уиллу гораздо лучше, чем я.

Высоко над ареной, выше танцоров на проволоке, репетировали летающие акробаты. Закинув голову, обшаривая глазами купол цирка, Уоррен следил, как блондинка в черном трико и розовой футболке концентрировала внимание на пустой трапеции, качнувшейся в сторону платформы, где она стояла. Рассчитывая время, пока такой же светловолосый мужчина, висевший вниз головой на другой качавшейся трапеции, максимально приблизится к ней; затем прыгнула, ухватилась за перекладину и взлетела вверх, назад, снова вперед, назад, вперед и, наконец, выпустила из рук перекладину, перекувыркнулась раз, два раза, и еще один раз, попыталась схватить протянутые руки партнера — и промахнулась.

Когда она камнем упала на натянутую внизу сетку, Шид пожал плечами и пояснил, что они репетируют новый номер, тройное сальто.

Блондинка подпрыгнула на сетке, широко раскинув руки, пнула ногой сетку, снова подпрыгнула, быстро отодвинулась в сторону, выбралась на землю и немедленно направилась к столбу со ступеньками. Бросив взгляд туда, где теперь сидел на трапеции блондин, безучастно смотревший на нее, она извинилась и стала взбираться наверх.

В дальней стороне тента оркестр из восьми музыкантов настраивал инструменты. Шид и Уоррен вышли через открытую дверцу шатра на яркое солнце, как раз в тот момент, когда оркестр заиграл веселый марш. Казалось, что наступил первый день мая, но сегодня было всего лишь двадцать восьмое марта.

Огромных кошек только что покормили, и они лениво дремали в своих клетках. Шид переходил от клетки к клетке, невзначай время от времени протягивая руку сквозь металлические прутья решетки, нежно почесывая массивные головы тигров и львов, называя их по именам, напоминая Уоррену, что ручных животных не существует, а эти — только дрессированные.

— Я считаю их своими друзьями, разве это не так, Симба? — спросил он, почесывая одного из львов за левым ухом. Лев лизнул его руку. — Со львами легче работать, чем с тиграми, — сказал он. — Да, Симба, да, они общительные животные. Тигры — одиночки, они охотники, они не любят быть частью коллектива. Они сами принимают решения, не подают никаких сигналов перед прыжком, очень опасные звери. Да, Симба, хороший мальчик. Большую часть своих шрамов я получил от леопардов, они хуже, чем ваши медведи. С ними я больше не работаю.

— Ваши медведи? — переспросил Уоррен.

— Нет, ваши леопарды, — ответил Шид. — Ваши пантеры тоже в этом отношении. Быстрые, ненадежные, более непредсказуемые, чем все ваши другие кошки. Но ваши медведи — это вообще звери с другой планеты. «У медведя всегда имеется зуб против кого-нибудь» — это старая цирковая поговорка. Попробуйте обидеть медведя, плохо обойтись с ним, дайте ему любой повод затаить внутри злость, и он это запомнит: он будет выжидать до тех пор, пока не сможет отомстить. Вы будете настоящим безумцем, если войдете в круг с медведем. Вы когда-нибудь видели медведя в цирке без намордника? Вы знаете, как питбули вцепляются в ногу мертвой хваткой? Или как мурены захватывают руку, когда вы суете ее в их потайное место? Вот таков ваш медведь. Ни за что не отпустит, пока не откусит. В глазах отсутствует всякое выражение, на морде тоже никаких признаков того, что он собирается атаковать, и — хоп! — он уже схватил вас и не выпустит!

Уоррен хотел говорить о Уилле Торренс.

— А что вы можете сказать мне о ее настроении? — спросил он, пытаясь вернуться к своим проблемам.

— У Уиллы, вы имеете в виду? Мне казалось, что с ней все в порядке, — Шид пожал плечами, — но кто знает, что происходит в голове у женщины, не так ли? Выстрелила в себя? Никогда бы не подумал, что она способна на такое.

— Она не испытывала подавленности в то время? Ее ничего не беспокоило?

— Об этом мне ничего не известно. Знаете, когда-то давно была проблема с Эгги, но к тому времени все уже было в прошлом.

— Эгги?

— Маккалоу. Мать Сэма, вы только что видели его в паре с Марни наверху. Самые лучшие руки в нашем деле. Муж Уиллы сбежал с ней. Если я правильно понял. В то время я не работал в цирке «Стедман энд Роджер». Я узнал об этом позже.

— Вы знаете, как его звали?

— Питер Торренс, человек, доступный все двадцать четыре часа в сутки или что-то подобное, на самом деле я не очень знаю.