Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен - Страница 34

Александра на «Штандарте» становилась совсем другой женщиной – более счастливой и спокойной, чем где бы то ни было. Теперь она общалась с новым другом, Анной Вырубовой, которая появилась при дворе в феврале 1905 года. Хотя она никогда не была официально назначена фрейлиной, Анна быстро заполнила пустоту, которая образовалась, когда любимая фрейлина Александры, княжна София Орбелиани, которая находилась при дворе с 1898 года, тяжело заболела и не смогла больше служить императрице[361]. Вскоре Анна стала для царицы незаменимой наперсницей и почти постоянной фигурой в ее повседневной жизни. Бог послал ей друга, сказала Александра, а друзей, которым можно было доверять так же, как Анне, было трудно найти в том замкнутом мире, в котором она жила.

Маленькая, приземистая и неказистая, с короткой шеей и большой грудью, Анна Вырубова была доверчива. Она «была, по сути, как ребенок; казалось, ей впору бы находиться в какой-нибудь школе»[362]. Именно это незнание света и уступчивость понравились в ней Александре больше всего: Анна была слишком проста для интриг и не представляла собой никакой угрозы. Фактически Александра испытывала к ней чувство жалости. Необычная близость императрицы с двадцатилетней инженю вызвала значительное недовольство и зависть среди других дам, уже давно находившихся при императорском дворе, в частности удаленных от императрицы Орбелиани и Мадлен Занотти. Но на борту «Штандарта» Александра и Анна были неразлучны. Они часто пели дуэтом и играли в четыре руки на фортепиано. Послушная и восторженная Анна ловила каждое слово Александры, и менее чем через год царица по-матерински помогла ей устроить брак.

Простой, но идиллический отдых на яхте в финских шхерах, ставший обыденным для семьи Романовых вплоть до начала войны в 1914 году, был для четырех сестер лучшим и счастливейшим временем. В отличие от любого периода на суше эти поездки давали девочкам возможность быть в особенной близости к родителям и в первую очередь больше времени проводить с отцом, которого все они боготворили. «Быть на море со своим отцом – вот что составляло их счастье», – вспоминал флигель-адъютант императора граф Граббе[363]. Тогда Николай оставлял свое привычное по-викториански снисходительное отношение к детям, а они, в свою очередь, были счастливы просто быть в его компании и наслаждаться простыми удовольствиями. На борту «Штандарта» Романовы могли вести ту идеализированную, свободную от великосветских условностей семейную жизнь, о которой они так мечтали, но никогда не смогли обрести на берегу.

В золотом осеннем свете яхта неторопливо проплывала вдоль побережья Финляндии мимо череды небольших, густо поросших пихтами, елями и березами островов и безлюдных отмелей с редкими рыбацкими хижинами. Семья могла остановиться где угодно. Дети с большим удовольствием высаживались на сушу в середине дня со своими нянями и дядьками и играли в мяч или догонялки, устраивали пикники или собирали грибы и ягоды. Они часто отправлялись с отцом погрести на лодке, от этих поездок осталось много фотографий, сделанных генералом Спиридовичем, который неизменно был поблизости и не сводил с детей глаз, обеспечивая безопасность царской семьи. Николай не был таким уж заядлым охотником и совсем не любил рыбалку. Однако он любил продолжительные пешие прогулки, ходил быстрым шагом, и немногие из окружения могли за ним угнаться. Даже на отдыхе ему приходилось уделять немало времени поступавшей почте, но когда появлялась возможность, Николай спускался на берег, чтобы поиграть в теннис на кортах местных землевладельцев, или отправлялся один погрести в своей байдарке в спокойных заводях на закате. Конечно, царя сопровождали офицеры охраны, но они следовали за ним на достаточном расстоянии. Иной раз Николай просто выходил на палубу посмотреть на погоду, поговорить о навигации с флаг-капитаном, принять участие в смотре судовой команды или просто посидеть с сигаретой в руке рядом с Александрой, почитать книгу или поиграть в домино со своими офицерами.

День шел за днем в полном спокойствии, воздух был по-прежнему чист и ясен, сентябрьское солнце низко стояло на небе, но вскоре ночи стали все непрогляднее и холоднее, наступили первые заморозки. 21 сентября 1906 года семья провела последний день «прекрасной беззаботной жизни», как с сожалением писал Николай[364]. Ему нравилось в Виролахти, он предпочитал это местечко всем другим и хотел даже построить здесь летний домик или приобрести один из островков. После того как яхта пришвартовалась в Кронштадте и пришло время сойти на берег, девочки, сгрудившись, плакали, прощаясь со своей «семьей» на борту. Перед тем как расстаться – и так было в каждую их поездку на «Штандарте», – императорская семья делала щедрые подарки всем членам экипажа яхты.

В ноябре 1906 года семья вновь обосновалась в Александровском дворце. Как всегда, девочки любили проводить время в парке. Им нравилось кататься на коньках по замерзшим прудам. По льду можно было добраться до маленького домика, построенного в 1830 году для детей Николая I посредине Детского острова. Там можно было погрузиться в мир своей мечты[365]. Но самым любимым зимним развлечением для детей с того времени, как они становились достаточно большими, чтобы сидеть на коленях у отца, было катание на санках с ледяной горки, которую делали специально для них. А в ту зиму для детей было приготовлено особое развлечение – были выстроены «американские горки» для катания на санках. Длина новой горки была 200 футов (61 м).

Журналисту из «Вашингтон пост», который готовил материал о мерах по обеспечению безопасности в Царском Селе и случайно оказался поблизости, повезло увидеть момент, когда достроенную горку осматривала группа чинов в красных мундирах «с таким количеством медалей, что они накладывались друг на друга». Они с серьезными лицами осматривали результаты строительства, за ними следовали няни девочек, проверяя дорожку горки. Вдруг три старшие девочки в толстых медвежьих шубках «выскочили откуда-то в страшной спешке, так, что чуть не опрокинули военных… и громко закричали что-то по-русски, за что получили выговор от своей наставницы». Затем они уселись на санках «как пришлось», и «пока взрослые на минуту отвлеклись, оттолкнули санки и понеслись вниз по склону одни, без сопровождающих. Гувернантка взвизгнула от ужаса, маленькие великие княжны – от восторга. Они, видимо, проделывали нечто подобное и раньше». После этого охранники настояли на том, что они будут придерживать санки, девочек это совсем не устраивало, и они постоянно пытались съехать с горы без присмотра. «На десятый раз великая княжна Мария при спуске оттолкнулась от обледеневшего борта горки и попыталась устроить то, что на горках аттракционов Кони-Айленд называют «толкунчики»[366][367].

Медленно тянувшиеся зимние дни с рано наступавшей темнотой оживлялись также постоянными появлениями тети девочек, Ольги Александровны, младшей сестры Николая. Каждую субботу она садилась на поезд от Санкт-Петербурга, где она жила, до Царского Села. «Полагаю, я вправе утверждать, что они были ужасно рады, когда я навещала их и вносила некоторое разнообразие в их повседневную жизнь, – написала она позже. – Первое, что я делала, – это бежала наверх в детскую, где обычно заставала Ольгу и Татьяну, которые заканчивали последний урок перед обедом… Если же я приезжала раньше, чем преподаватели завершали утренние занятия, они точно так же радовались, что урок прерван, как когда-то радовалась я»[368]. В 1 час пополудни они «неслись вниз по лестнице из детской в комнату матери», затем они все вместе обедали, а потом сидели, разговаривали и шили в лиловом будуаре. После этого все шли на прогулку в Александровский парк. А после прогулки, скинув промокшие шубки и сапожки, Ольга Александровна и девочки часто устраивали шумное веселье и баловство на лестнице. Свет выключали, и кто-нибудь спускался, а «другие лежали на ступеньках, и когда я приближалась, меня хватали за лодыжку и щекотали или придумывали другие шутки. Было много смеха и крика, когда мы все вместе кувырком скатывались вниз с лестницы, ударяясь по пути головами о перила»[369].