Сиамский ангел - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 45

Он уже знал — вот это не настоящая фирменная пенковая трубка с резной рожей, ее выдает цена, фирменная дешевле семидесяти у.е. не бывает. Ее нужно поскрести ногтем. Фальшивая, прессованная пенка дает характерную стружечку.

А это — трубка типа «бильярд», с прямым чубуком, а это — «принц», чуточку сплющенная, а это… Яков Анатольевич, это — что?

Зильберман не ответил.

Наверное, он сейчас сидел у окна и мастерил кожаный кисет. Он давно собирался сделать настоящий кисет для табака, в который для нужной влажности он будет класть половинку маленького яблока. А смесь табаков нужного качества он потом составит сам, такая смесь называется «микстура»…

Марек помнил все, что старик рассказывал и про трубки, и про табаки, и даже про кальяны, и про трамбовки-топталки с крошечными лопаточками для выгребания золы, вот витрина с этими трамбовками, и про то, что для правильного обкуривания трубку изнутри полезно смазывать медом…

Марек перебирал в памяти подробности, как будто выстраивая красивый и увлекательный рекламный текст. И чем больше получалось — тем яснее он понимал, что трубку себе не купит уже никогда. Никакую. Нельзя…

Зильберман протянул сквозь кожу большую иглу и кивнул.

Я все помню, сказал тогда Марек Зильберману, и про трубки, и про йети в карстовых пещерах, и про Светония с Плутархом, и про пирамиды ацтеков, и про десятый круг Ада, и про созвездие Змееносца, и про человека, которого прозвали бен-Пандира, сын Пантеры, и про склепы критского Лабиринта. Ты успел дать — я успел принять.

И он действительно все это помнил.

Когда пискнул канкан, Марек не дал ему воли. Просто нажал в кармане подряд на ощупь несколько кнопок, и канкан заткнулся.

*

— Но мы за теми, кого мы любим, спускаемся в Ад, — прочитал Марек. Он уже лежал в постели, и прямо перед глазами были недописанные строчки.

Чьи, будь они неладны?

Старший никогда не писал стихов, да и песни пел какие-то дурацкие, приблатненные. Не мог старший, проснувшись, нашарить авторучку, которой на сон грядущий вписывал слова в кроссворд, и прямо на обоях!..

Не так он устроен.

Да и, с другой стороны, кого это он вдруг настолько любит, чтобы спуститься в Ад?

Если бы кто взялся составлять список его подружек и временных невест, тот бы здорово себя утрудил. Красивый, сильный, спортивный, чуть ниже ростом, чем полагается по теперешним канонам мужской красоты, но весь в мускулах — и вообще все при нем, работа хорошая, машина, перспективы, вот уже на квартиру почти накопил, а сколько не хватает — возьмет в банке кредит. И с сумасшедшей старухой запросто может справиться. Жених, блин! Правда, жених переборчивый. Как успела его определить бабка-полячка: вередливый.

Не привередливый, а именно вередливый, с ударением на «и».

— Мы знаем Ад, как свою квартиру, все девять кругов…

Ну так и Данте он не читал! Незачем ему с Данте связываться. Вот Марек впервые попробовал — на пятой песни вырубился. А старший — трех начальных терций бы не выдержал. Ну, десяти…

— Мы там бываем. Мы знаем выход. Мы можем спасти…

Нет, тут точно до старшего жил какой-то чокнутый, решил Марек, и надо эту мазню чем-нибудь залепить. Торчит перед носом, спать мешает, мало Федьки, еще и этот аноним…

И Федька, не к ночи будь помянут, тут же и объявился.

— Слушай, Марек… Марек, ты меня слышишь?

— Слышу, — уныло ответил Марек, улегшись поудобнее с мобилкой возле уха.

— Приходи ко мне.

— Федя, ты знаешь, который час?

— Знаю. Ты мне нужен. Приходи скорее. Возьми такси.

Марек хотел было напомнить, что в такое время суток цветочные киоски не работают, но вдруг забеспокоился.

— К тебе — это куда?

— Куда? Хороший вопрос… Значит, так — я дома…

— Выпил ты, что ли?

— Не-е, не выпил, другое. Улица Грибоедова, второй подъезд, квартира одиннадцать. Скорее. Такси возьми, я оплачу.

С тем и исчез в ночном пространстве, пронизанном радиоволнами и прочей чертовщиной.

— Грибоедова, второй подъезд, — повторил Марек. Улица невелика, не длиннее километра. Второй подъезд, значит. Не иначе, некого ему за пивом сгонять! Но — странное время для опохмелки, время пить, а не опохмеляться.

Опять канкан. Убью, подумал Марек, и во втором подъезде закопаю.

Но это была она!

— Ты куда файлы с картинками запрятал? — спросила она. — На харде я их не вижу.

— Ты что, в конторе?!

— Ну да! Мне завтра материалы сдавать в июльский номер, у меня совсем из головы вон!

Еще бы не вон, злорадно подумал Марек, если по ночным клубам слоняться! И тут же испытал обычное свое желание — шлепнуть себя по лбу. Он получил картинки от рекламодателя по почте и не перегнал их на жесткий диск, они так и валяются среди прочей электронной корреспонденции.

Можно, конечно, продиктовать ей логин и пароль — пусть войдет и скачает. Можно, но нельзя.

В конце концов, письма — это частная жизнь. Она неприкосновенна. Пароль для входа в почтовый ящик — неприкосновенен.

— Я сейчас буду, — сказал Марек. — Минут через двадцать.

Пять минут требовалось на сборы. Четверть часа — чтобы очень быстрым шагом, срезая углы, доставить себя до конторы.

Ночью, в конторе — и вдвоем с ней, почему бы и нет?

А ведь она совершенно не удивилась, подумал Марек, почему она не удивилась? Для нее нормально, что подчиненный ночью выскакивает из дому ради каких-то картинок? Или просто она знает, что именно этому подчиненному достаточно свистнуть?..

Где же это он настолько прокололся?

Она повернула голову и улыбнулась. Она действительно была рада его приходу.

— Сейчас будут картинки, — и Марек включил свою машину.

Есть же всякие круглосуточные заведения, подумал он, копируя картинки на хард, можно повести ее туда пить чай, а потом проводить домой.

Она трещала по клавиатуре с немыслимой скоростью. Такое с ней бывало, когда она сама себе устраивала цейтнот и немного за это на себя злилась.

Канкан. Она удивленно посмотрела — в такое время?!

— Федька, — хмуро сказал Марек. — Совсем достал.

— Это я его тебе на шею посадила?

— Да ладно…

— Давай трубку.

Она буквально выхватила мобилку. Угрызения совести, удивился Марек, надо же! Кинулась на амбразуру! Ну, сейчас Федьке мало не покажется. Если он в состоянии воспринимать слова.

Но воспринимала как раз она. Федька объяснял что-то такое, от чего ее лицо изменилось, стало озадаченным.

— Ты идиот, — вдруг сказала она. — Ничего лучше ты не придумал?

Ответ, очевидно, был соответствующий — не-е, не придумал!

— Ну и очень глупо. Сейчас мы придем.

Ого, чуть не завопил Марек, МЫ ПРИДЕМ! Что-то их двоих сейчас объединило, какая-то Федькина дурь и блажь. МЫ… Она это первая сказала. Мы…

— Вычитай, — попросила она. — Я уже ничего не соображаю.

И встала, пуская Марека за свою машину.

Текст был довольно чистый, разве что пара опечаток, Марек скинул его в директорию секретариата, туда же отправил свои тексты и картинки. Через две минуты они уже ловили такси.

— Кретин, болван… — пробормотала она, вглядываясь в створ совершенно пустой улицы. — Экспериментатор хренов!

— Что там с ним? — спросил наконец Марек.

— Дури нажрался!

С Федьки станется, подумал Марек, только разве это повод звонить среди ночи и звать в гости? Уж не угостить ли решил?

Она решительно полезла в сумочку за блокнотом.

— Темно же, — напомнил Марек.

— Ничего не темно, — поднеся страницу к самому носу, она вслух прочитала номер и объяснила: — Это частная клиника для наркоманов.

— На что она тебе? — Марек просто не сумел сдержать удивления.

— Да не мне, Федьке! Он на той неделе просил узнать, а у меня там одноклассница работает. Или когда? Раньше… Он туда эту свою дуру возил!

— Аську?

— Аську. Ей там детоксикацию провели и выпихнули.

— Она что, колется?

— Откуда я знаю! Марек, такси!

Он вскинул руку, машина затормозила. Сели, понеслись.