Белорусские народные сказки - Автор неизвестен - Страница 30

—      А мой муж ведь Гром. Он скоро домой придет голодный, как бы тебя не обидел. Полезай в подполье.

Поздно вечером Гром домой пришел:

—      Здравствуй, жена. Что это здесь русь-костью пахнет?

—      Ах, милый друг, ты по Руси летал-катался и там русского духу набрался. Садись ужинать.

Накормила его, напоила и говорит:

—      А ведь брат мой здесь.

—      Где он?

—      Тут, в подполье.

Гром ногой топнул —доска переломилась.

—      Вылезай сюда, будешь гостем.

Иван Крестьянский Сын вылез. Весь вечер они4 пили, ели, гуляли, потом легли спать. Утром Гром на прощанье подарил гостю собачку.

Иван Крестьянский Сын с сестрой и с зятем простился, отправился в путь-дорогу.

Пошел опять за Марьей-красой.

На коня ее посадил и поехали из Кащеева царства.

Кащей домой воротился и спрашивает:

—      А где Марья-краса?

—      Муж приходил и увез ее,— отвечает челядинка.

Он кинулся в конюшню, спрашивает у трехногого коня:

—      Догоним мы Марью-красу?

—      Поди ужинай поскорее да садись на меня,— ответил конь. Кащей поужинал, сел на трехногого коня и скоро настиг

Ивана Крестьянского Сына. Отобрал Марью-красу и говорит:

—      Другой раз я тебя прощаю, а третий не попадайся. Остался Иван Крестьянский Сын один на пути, на дороге.

Ночь переночевал, наутро встал и опять в Кащеево царство пошел.

Кащея дома не было, он Кащеевых коней оседлал, и третий раз уехали с Марьей-красой из Кащеева царства.

Воротился Кащей, видит: нету Марьи-красы. Он спрашивает трехногого коня:

—      Догоним беглецов?

—       Поскорей садись на меня, а то уедут.

Вот он на третьего коня сел и скоро нагнал их.

—      Ну, теперь пощады не жди, Иван Крестьянский Сын.

И отрубил ему голову, а Марью-красу увез.

Тут сокол полетел к Солнышку, а собака побежала к Грому.

—      Нашему хозяину Кащей голову отрубил.

Солнце и Гром пришли, а у Ивана Крестьянского Сына, в черепе уж ворона гнездо свила, яиц нанесла и детей вывела. Солнце и Гром взяли воронят. Просят вороны:

—      Пустите наших детей, мы что хочешь для вас сделаем.

—      Достаньте живой и мертвой воды.

Полетели вороны и принесли мертвой и живой воды.

Солнце и Гром одного вороненка разорвали, мертвой водой сбрызнули — стал тот вороненок цел. Живой водой сбрызнули — полетел вороненок.

Тут они Ивановы кости собрали, сложили как надо и мертвой водой сбрызнули, кости срослись, и стало тело. Живой водой сбрызнули — он и встал.

—      Ах, как крепко я спал!

—      Век бы ты спал, коли бы мы тебя не оживили. Поблагодарил их Иван Крестьянский Сын, и тут они распрощались.

Иван Крестьянский Сын опять пошел в Кащеево царство. Кащея дома не было. Он говорит:

—      Ты, Марья-краса, меня схорони, а когда придет поганый Кащей, спроси у него: «Где твоя душа находится?»

Она его схоронила. Приехал вечером Кащей, говорит ему Марья-краса:

—      Я тут без тебя все думала,' думала и надумала выйти за тебя замуж. Мужа у меня теперь нет, куда мне идти. Только ты мне скажи: где твоя душа находится?

—      Моя душа далеко: есть в море остров, на острове дуб, в том дубу дупло, в дупле заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в том яйце и моя душа.

—      Боюсь, я, как бы кто про это не узнал да твою душу не достал,— сказала Марья-краса.

—      Не бойся, Марья-краса,— кроме меня, туда никто не доедет.— Чтобы туда попасть, надо у Бабы-Яги коня достать такого же, как у меня, а она никому коня не даст.

На другой день уехал Кащей, а Марья-краса рассказала мужу, как Кащееву смерть достать, и напекла ему подорожничков.

Пошел Иван Крестьянский Сын в путь-дорогу. Шел день, другой и третий. Подорожнички все съел, притомился, сел отдохнуть. И напала на него такая туча мух, что глаз открыть нельзя. Стал от них отбиваться и ухватил большую муху с золотыми крыльями. Это была царица над мухами. Говорит она:

—      Отпусти меня на волю, я тебе пригожусь.

Отпустил ее Иван Крестьянский Сын. Посидел, отдохнул и пошел дальше. Шел, шел, отощал совсем, вышел на морской берег:

—      Дай хоть раков наловлю, поем.

И стал ловить раков. Вдруг ползет рак-царь:

—      Отпусти, молодец, моих детей, я тебе за это службу сослужу.

Отпустил раков, пошел в лес и нашел воробьиное гнездо.

—      Ну, хоть воробьиных птенцов съем.

А в это время летит старый воробей:

—      Не трогай, молодец, моих детей, я тебе за это добром отплачу.

Делать нечего, отпустил он воробьиных детей, а сам от усталости да от голоду еле ноги волочит.

Добрый молодец еще в пути, а солнце уже на закате.

Вдруг он увидал избушку на курьих ножках, зашел он в хату, а там Баба-Яга:

—      Здравствуй, здравствуй, Иван Крестьянский Сын, слыхом про тебя слыхала, а теперь привелось глазами поглядеть. Зачем пришел ко мне?

—      Пришел просить у тебя коня.

—      Можешь выслужить себе коня, только сослужи мне три службы.

Баба-Яга печку затопила, ужин сварила, на стол подала:

—      Садись поужинай да слушай меня: упасешь моих кобылиц два дня да сослужишь третью службу — любого коня бери, а кет — голову твою на кол насажу: еще есть один кол без покрышки, как раз для твоей головы место осталось...

После ужина уложила Ивана Крестьянского Сына спать, а сама погнала кобылиц в стойло.

Там кобылиц железными прутьями сечет да приговаривает:

—      Погонит вас завтра в поле Иван Крестьянский Сын, я ему сонного зелья в хлеб запеку, как поест он того хлеба да уснет крепко, вы не зевайте, разбегайтесь в разные стороны и так ухоронитесь, чтобы вас он вовек не нашел.

На другой день погнал Иван Крестьянский Сын кобылиц в поле. Час-другой попас, хлеба кусочек съел и задремал. Привалился на траву и уснул крепким, непробудным сном.

Кобылицы разбежались в разные стороны и в такие места схоронились, что ни пройти, ни проехать.

День на вечере, солнышко на закате, проснулся Иван Крестьянский Сын, оглянулся — нет нигде кобылиц. Походил, поискал, не нашел ни одной, сел на камень и горько заплакал:

—      Эх, если бы мухи сюда прилетели да кобылиц из кустов ко мне выгнали.

И не успел он сказать, как откуда ни возьмись летят мухи, будто темная туча надвигается. Подлетела к нему муха-царица с золотыми крыльями.

—      Стой тут, добрый молодец, а кобылицы около тебя соберутся, и гони их домой.

И столько мух на тех кобылиц напало, не могли они вытерпеть, выбежали на поляну. Тут Иван Крестьянский Сын их собрал и домой погнал.

—      Что ты поздно так воротился? — спрашивает Яга.

—      С росой-то кобылиц и кормить.

—      Ну, ладно, садись ужинать да спать ложись, завтра рано разбужу.

А сама опять погнала кобылиц в стойло.

Сечет их там железными прутьями, приговаривает:

—      Схоронитесь завтра так, чтобы не мог он вас найти.

—      Да куда нам хорониться. В кустах не было сил утерпеть: мухи одолели.

—      А завтра вы ухоронитесь на морское дно, там вас никто не найдет.

На другое утро Иван Крестьянский Сын пригнал кобылиц на луг и пасет. Попас час-другой, хлеба поел и задремал. Лег на траву и уснул крепким, непробудным сном.

А кобылицы кинулись бежать и схоронились на дне моря.

День на вечере, солнышко на закате, проснулся Иван Крестьянский Сын, оглянулся — нет нигде кобылиц. Запечалился, закручинился добрый молодец.

Вдруг откуда ни возьмись рак-царь ползет:

—- Не горюй, Иванушка, найдутся кобылицы. Ты здесь стой, и они к тебе прибегут, а ты садись на ту, которая первая прибежит, и поезжай домой, остальные сами вслед побегут.

Не успел рак-царь сказать, как из моря выскочила кобылица и бежит к Ивану Крестьянскому Сыну. Он на нее вскочил, поехал домой.

Кобылица говорит человечьим голосом:

—      Слушай, добрый молодец, нас двенадцать сестриц-кобылиц, шерсть у нас у всех серебряная, грива золотая, на вид мы одна другой краше, но силы в нас никакой нету. Всю нашу силу Баба-Яга от нас берет да в нашего брата кладет. Там стоят разные жеребцы, а ты проси того, который лежит в крайней конюшне, шерсть на нем в клочьях, кожа в коросте, а ты проси себе, добивайся того коня.