Залп! Пушечный наряд - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 34

– А что у тебя за телега стоит? – спохватился кто-то из офицеров.

– Да вот решил попробовать, на каком расстоянии ядро железо пробьёт?

– Ну тогда завтра давай, чего попусту казённый порох жечь, завтра будет обучение, попробуем, чего же не помочь сослуживцу. А теперь пошли в избу вино пить. Преображенцы, как и все птенцы Петра, в питие были безудержны, меры не знали. И к полночи все лежали под лавками. Впрочем, это не помешало утром заниматься делами; вероятно, с той поры офицерское безудержное пьянство и прописалось на Руси. И что меня поражало – пили вусмерть; утром, умывшись и побрившись, выглядели как огурчики, выдавал лишь выхлоп.

Расставили железные пластины, начали стрелять ядрами метров со ста пятидесяти – наиболее часто встречающаяся дистанция морского боя. Листы в миллиметр и полтора были пробиты сразу, два миллиметра – в большей части случаев, но с трудом, края отверстия были замяты, два с половиной – выстояли, хотя и вмятины были изрядные, три миллиметра – попадания выдержали с меньшими деформациями.

Эксперимент принёс пользу, я теперь знал, что обшивать судно надо листами в два с половиной миллиметра. Конечно, три было бы надёжней, но вес, вес!

Поблагодарив офицеров, вручил на прощание по золотому, с тем и отбыл.

Далее мой путь пролегал в Тулу, на оружейные заводы. Здесь я легко купил нарезные штуцеры, их уже производили, хоть и не в массовом количестве. А вот с пушками была проблема. Все заводы работали только на армию, Пётр бросил на вооружение все ресурсы – и людские, и материальные. После долгих поисков все-таки удалось найти небольшой заводик фабриканта, который согласился сделать для меня пушки. Трудность была ещё и в том, что все пушки я хотел сделать нарезными. Конечно, при дульном заряжании времени уходит немного больше, но точность и дальность стрельбы возрастают вдвое – преимущество немаловажное. Заплатив аванс и оговорив сроки, я уехал в Москву.

Предстояло набрать и обучить экипаж. Найти одного надёжного и умного моряка можно, двадцать человек – уже затруднительно.

Пришлось объехать почти все города, где имелись порты. По рассказам бывалых людей отбирал в каждом городе одного, иногда – двух человек, редко удавалось найти трёх. Соблазнял высоким жалованьем, в два раза большим, чем у прежнего хозяина.

Через три месяца костяк экипажа был набран, все собрались в Новгороде.

Корпус вчерне был готов, будущий экипаж лазил по кораблю, изучая устройство. Через месяц прибыли изготовленные пушки. Выбрав за городом пустырь, я проводил практические занятия, пороха на стрельбы из пушек и мушкетов не жалел, даже соорудил подвижную мишень. Двое из экипажа на длинной верёвке тащили сооружённое из досок небольшое, плоское подобие корпуса, а пушкари тренировались в точности стрельбы. Конечно, на море все будет сложнее – добавится качка, ответная стрельба вероятного противника – воды Антильских островов никогда не отличались мирным нравом, вспомнить хотя бы пиратскую вольницу флибустьеров вроде Моргана или Блейка.

В дождливые дни экипаж тренировался в сабельном бою. Единственное, кого не хватало пока в экипаже – это толкового штурмана. Если командовать судном я мог, то проложить курс по карте и определить своё положение по солнцу или звёздам – пока не мог. Можно было и поучиться, но времени и желания не было. Помог его величество случай.

Сидя один раз за ужином в корчме, я обратил внимание на бледного мужчину за столом. Он держался за живот, на лбу – крупные капли пота. Похоже, острый живот. Я подошёл, поздоровавшись, спросил:

– Вам плохо?

– Живот второй день болит, я уж и ревень пил, и к бабке ходил заговаривать – не помогает.

– Позвольте, я вас осмотрю, я лекарь.

Мы поднялись ко мне в комнату. После осмотра стало ясно – острый аппендицит. Оперировать надо срочно. Пациент был настолько измотан болью, что без раздумья согласился – это бывает не часто. С саквояжем, где были медицинские инструменты, я не расставался.

Операция прошла успешно, пациент выздоровел, а я приобрёл в лице Георгия штурмана и впоследствии – верного друга.

Тем временем привезли листы железа, и команда помогала обшивать листами надводную часть корабля. После завершения обшивки, дабы листы не бросались в глаза, их покрасили охрой. Издалека теперь нельзя было определить – деревянный корпус или обшит железом. Ещё через три месяца судно было готово, и его по брёвнам, густо смазанным салом, спустили на воду. Сбежалась посмотреть на диковинный корабль вся верфь. Многие плевались – гадкий утёнок, утверждали, что он перевернётся при волне, и много других нелестных слов. Даже Терентий – корабельщик, что строил со своей бригадой судно, усомнился. Решили подождать ветра, чтобы испытать мореходность, управляемость, быстроходность.

Дня через два подул небольшой устойчивый ветер. Команда уже была на судне, обживая кубрики. Трюм, памятуя о невысокой грузоподъёмности, сделали небольшим, зато экипаж получил – неслыханное дело в те времена – кубрики, каждый кубрик вмещал четырёх человек. Для офицеров кубрики были отдельные.

Рулевой встал за штурвал. По команде боцмана матросы отпустили рычаги тормозов обоих ветряков, лопасти стали раскручиваться, гребное колесо провернулось и с каждым мгновением стало вращаться все быстрее и быстрее. Из-под плиц лопастей летели брызги, судно медленно двинулось. Мы отошли от причала верфи, пошли вперёд. Даже при небольшом ветре кораблик довольно шустро набрал ход. Попробовали повороты влево и вправо, получалось даже лучше, чем на парусном судне, ведь перо руля стояло за гребным колесом и было в струе воды. Может быть, гребной винт был лучше, но проблемы с изготовлением винта и герметичностью гребного вала меня вовремя остановили.

На фарватере реки развернулись. Отлично! Боцман потирал руки. На обычном паруснике пришлось бы подтягивать шкоты и паруса. Матросы бы сейчас уже были в поту, стирая руки о такелаж. А у нас красота, повернул штурвал – и все, даже за рычаги управления трогать не надо было, винты повернулись сами, ловя ветер, как на детских игрушках или ветровых генераторах, коими утыкана современная Дания или Нидерланды. Корабль прекрасно слушался руля и даже мог тормозить – небывалая вещь для парусника.

Стоило нам, потянув за рычаги, остановить лопасти, как остановилось гребное колесо и стало играть роль тормоза, этакого плавучего якоря. Такого эффекта я и сам не ожидал. Правда, выявилась и моя промашка. Вода из-под гребного колеса струёй летела в привязанную сзади шлюпку и к моменту, когда мы причалили к верфи, она была полна воды. Выход нашёлся сразу – сделать шлюп-балки и подвесить шлюпку на них. Всех дел на два дня. В целом и я и экипаж остались судном довольны – мне понравилась маневренность, экипажу – малые усилия при управлении. Фактически для непосредственного управления был нужен рулевой и по одному матросу на каждый рычаг у лопастей. Сущее ничто по сравнению с парусником. Пока корабельщики доделывали выявленные недостатки, мы с боцманом закупали продукты, вернее, боцман закупал по списку, матросы укладывали на подводы, я расплачивался. Кошелёк катастрофически пустел.

Но вот и пришёл день, когда судно готово к походу. Решили попрактиковаться на Ладожском озере, здесь и бури бывают, и волны, как на море. Выдержит на озере – будем выходить в Балтику.

Вечером в корчме, после пары кувшинов вина, штурман наклонился к моему уху, пьяно прошептал:

– Капитан, мы что, пиратствовать будем?

Я удивился:

– С чего ты так решил?

– Борта железом обшиты, пушки новые, трюм маленький – значит, не грузы возить, ежели пассажиров – кают нет.

Я расхохотался:

– Нет, друг Георгий. Мы выполним другую задачу. И пушки, и железо на бортах нужны, чтобы самим не стать лёгкой добычей пиратов. Грабить никого не собираюсь, нападать ни на кого не будем, ну а если сами на нас нападут – дадим достойный отпор.

Штурман облегчённо откинулся на спинку:

– Ну вот, говорил я им – не похож на душегуба наш капитан, да только сомневается экипаж. Юрий, надо тебе поговорить с людьми, некоторые опасаются с тобою в море идти, говорят – не хотим души святотатством исчернить, не по Христу это, заповеди соблюдать надо. И корабль освятить надо, а то священник на корабле не был, имени у корабля опять же нету.