На острие меча - Азаров Алексей Сергеевич - Страница 28

Все, все изгадил!

Сам подох и подох боевик, у которого был «ход» к партизанам и городскому подполью. Если бы взяться за него по всем правилам, сколько бы всего он мог дать следствию! Ну, ничего, жив Попов...

Гешев выпил еще рюмку, постепенно успокаиваясь, спрятал в шкафчик бутылку. Вызвав секретаря, распорядился, чтобы не проворонил звонка из Тырново. Отделению РО в пятом запасном полку было предписано по согласованию с Недевым арестовать канцеляриста секретной части Ивана Владкова и, не допрашивая, этапировать в Софию в распоряжение отделения «А».

Междугородняя молчала до вечера.

Около восьми Тырново вызвало Софию. Офицер РО пятого полка сообщил, что наряд жандармерии взял Владкова под стражу — с трудом, ибо Владкоь оказал сопротивление.

—      На чем его отправили? — спросил Гешев.

—      Поездом,— был ответ.

—      Не сбежит по дороге?

—      Исключено. Его охраняют пять жандармов.

«Хоть здесь не напортили»,— подумал Гешев.

Провел ладонью, словно стряхивая пыль, по ежику. Сел в кресло. Допросить Попова сейчас или подождать? Гармидолу Попова передавать нельзя: изувечит так, что работать с ним будет невозможно.

Гешев на листке из служебного блокнота записал: Эмил Попов, Александр Георгиев, Янко Пеев, Иван Владков. Отдельно вывел: Александр Костадинов Пеев... Все в сборе... Нет, все-таки попы правы: петров день — счастливый день! Арестованные заговорят, обязательно заговорят. Когда «расколются», надо будет дать им очные ставки — сначала с Поповым, потом с Пеевым. В первую очередь добиться признаний арестованного торговца, он с Пеевым сотрудничал давно, вместе ездили в Москву. Факт поездки можно обыграть. Преподнести так: Москва с дальним прицелом привлекает болгарских коммерсантов к торговле с Советами. Дают им кредиты, запутывают, а когда те увязнут, шантажом вынуждают сотрудничать с Центром. Если торговец подпишет протокол, премьер Филов озолотит отделение «А». Болгарский МИД, газеты, ноты, меморандумы, разоблачительные статьи! Инцидент подорвет позиции тех, кто стоит за блок с союзниками, и повысит шансы Филова в борьбе за сохранение власти... Кто сказал, что полиция всего лишь инструмент в руках правительства? В Болгарии наоборот: правительство превращается в инструмент полиции. Политика определяется не только в кабинетах министров, но и здесь, у Львова моста, в Дирекции, главным звеном которого является ДС и отделение «А».

Одно плохо — Пеев молчит. Отказывается от показаний или стоит на своем, и тягачом его не сдвинешь! Не применить ли «третью степень»? Да нет, три мнимых расстрела — средство посильнее избиений, но и они результатов не дали. Показаний на Георгиева и Янко Пеева у отделения «А» нет.

И в Берлине — чистый ноль.

Доктору звонил Верк, запрашивал материалы полиции на Георгиева. Прислал дубликаты своих протоколов. Ответы Георгиева сходятся в основном с тем, что говорит Пеев. Верк поставил Делиуса в известность, что, если в ближайшие недели не удастся получить чего-нибудь нового, Георгиева придется освободить.

Контора и университет дали отзывы о его благонадежности, положительно характеризует его и блок-лейтер НСДАП по месту нахождения пансиона — партийный уполномоченный, надзирающий за поведением и образом жизни обитателей квартала... Если Верк освободит Георгиева, то в Софии ничего с ним не сделаешь. В досье есть материалы, что близким другом Георгиева является не кто иной, как ловчен-ский владыка Филарет, наставник и духовник наследника престола Симеона. Филарет учился с Георгиевым в гимназии и покровительствует ему.

К ночи Гешев протрезвел. Спустился во внутренний дворик, до пояса вымылся водой из ведра. Вернувшись к себе, наверх, достал папку с делом Пеева. Строчка за строчкой вчитался в текст, ища в нем зацепки— упущенные им или Ангеловым детали, наводящие на новых людей, или новые обстоятельства. Прочел перехваченные пеленгацией и найденные в квартире Попова радиограммы. Стало опять неспокойно. Черт возьми, Леев за годы работы на Центр проник, пожалуй, в святая святых правительства и двора. Вот, пожалуйста, хорош примерчик: «Докладная записка Филова содержит англофильские тенденции. Ожидается смена кабинета». Как будто сам читал записку или участвовал в совещании, где обсуждался состав будущего правительства. Кто сообщил Пееву данные?

А Центр, в свою очередь, запрашивает так, будто обращается в справочное бюро, а не за разведданными. Словно заранее уверен, что для Пеева нет тайн и преград. «2.4.1943. СК 187 ч. 22, 08. Имеем сведения, что при военном министре создана комиссия, в которую входят представители германского командования, для разработки вопросов, связанных с общей мобилизацией по предполагаемому вступлению Болгарии в войну. Проверьте эти сведения. Сообщите о последних разногласиях в Народном собрании, что представляет из себя оппозиционная группа, какие цели преследует, кто возглавляет эту группу». Или: «Просим указать точно, по каким маршрутам и в каком количестве следуют итальянские части на советско-германский фронт в течение февраля и марта 1943 года, сообщите номера и названия этих частей. Повторите ваши телеграммы относительно оккупационного корпуса и разногласий в парламенте». Или эта: «14.4.1943. СК 160 ч. 15, 41. Срочно повторите место и район сосредоточения германских войск в Румынии». Каково! И ведь Пеев ответил. Быстро, чуть не через сутки. Ну и оперативность! Он что, господь бог? Всеведущ, всемогущ? Откуда ему, к примеру, стало известно о секретных переговорах? «11. 3. 1943. СК 165 ч. 14, 38. Царь отправил Николу Мушанова в Турцию для переговоров с турецкими и английскими официальными лицами. Директор по печати Николов предложил Говедарову выехать в Турцию. Однако царь имеет и свои связи через Дра-ганова в Мадриде». Кто выдал, выболтал, разгласил? Мушанов? Или Говедаров с Николовым? Этих не допросишь, а сами они не прибегут с покаяниями.

А может, Пеев держал кого-нибудь из них на жаловании? Платил русским золотом?.. Да нет, бред все это — русское золото, бриллианты из тайной кассы Кремля. Такие штуки были хороши в двадцатых годах, когда газеты печатали все, что не дай, лишь бы побольше было «разоблачений» и сенсаций. Сейчас в басни о золоте и ребенок не поверит... Мушанов, Николов, Говедаров... Кругом измена, заговоры... Уж если Янко Пеев пошел на сотрудничество с Центром, то кому верить? На кого обопрется трон в трудные времена? Выходит, вся Болгария против режима — от ятака до посла?

«Хватит! Буду отдыхать!»

Гешев позвал секретаря.

—      Меня нет. Уехал я. Для всех — уехал.

Заперся, достал ракию. Выпил и прилег на диван.

В кабинет вползла ночь, черная, как мысли. «Неужели идем к краху? Царь сходит с ума, у Филова вырывают власть... Столько лет я служил им... Кому? Его величеству Борису III, герцогу Сакс-Кобург-Готтскому, князю Тырновскому, графу Рильскому и прочая, и прочая, и прочая. От простого агента до начальника дошел. А что нажил? Презрение, обидные клички. Даже такие, как Павлов, руку стараются не пожимать, боятся запачкаться... Ну и черт с ними! За моей спиной Доктор. Настоящая власть. Я не как другие, пойду с немцами до конца. Одной веревкой связаны».

Сигарета, дотлев, обожгла губу. Ракия высушила горло, нёбо саднило.

Гешев попытался заставить себя уснуть, но не смог. Встал. Крикнул секретаря, чтобы привели Пе-ева. Секретарь хотел выйти, но Гешев ухватил его за плечо.

—      Пусть Пееву скажут, что не на допрос. Просто поговорить с ним хочу. И наручники не одевайте. Понял?

Вытряс из пепельницы окурки, проветрил комнату. Достал из шкафчика второй стакан. Сказал Пееву, которого привел дежурный надзиратель:

—      Садись, пожалуйста, доктор. Прости, что разбудил.

—      Опять расстреливать повезешь?

Лицо у Пеева точно восковое, глаза запали, на губах трещины.

—      Сегодня не повезем. А вообще, хватит... Просто поговорить хочу. Выпьешь со мной?

—      Нет конечно.

—      Брезгуешь? Ладно, я и один могу. Твое здоровье, доктор.