Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - Томпсон Хантер С. - Страница 16

Деллумс — пожалуй, единственное выборное должностное лицо в Америке, кто чувствует себя достаточно свободным, чтобы смотреть в телекамеры и делать целенаправленный шаг-призыв в сторону «голоса ниггеров». Но он также в достаточной степени политик, чтобы понимать, что эти голоса действительно есть… Возможно, не в «Эксетер Инн», но холмы к северу и западу от Манчестера буквально кишат ниггерами. Их не было там, где произносились эти речи, и они, вероятно, не будут голосовать на предварительных выборах, но они есть, и их чертовски много.

Если вспомнить ту неделю в Нью-Гэмпшире, то моя задача заключалась лишь в том, чтобы следовать за Джорджем Макговерном по округе и наблюдать, как он делает свое дело — что было забавно, отчасти даже воодушевляло и уж по крайней мере не вызывало ощущения, что вам морочат голову.

Макговерн не похож на эдакого классического пробивного парня. Представители его избирательного штаба и сами не слишком понимают, чем все это кончится. Они очень порядочные люди. Они прилагают максимум усилий, они очень искренни, большинство из них — молодые волонтеры, получающие оплату полным пансионом, т. е. работающие за питание и проживание… Но всем им не хватает чего-то важного, и отсутствие этого чего-то болезненно очевидно для всех, кто помнит настроение добровольцев Маккарти в 1968 году.

Те люди были рассержены. Кроме того, тогда всех не покидало ощущение короткой передышки, витавшее в Нью-Гэмпшире. В кулуарных ночных разговорах в «Вэйфеарер» многие сотрудники Маккарти говорили, что это, вероятно, будет их «прощальной гастролью внутри системы». Были и те, кто признавался, что они бы лучше подсели на дурь, но были захвачены драматизмом, настоящей мужской силой «безнадежного вызова» Маккарти.

Национальным пресс-атташе Маккарти в то время был Сеймур Херш, который покинул кампанию в штате Висконсин и назвал Джина скрытым расистом[27]. Два года спустя Херш снова воззвал к общественности, рассказав о месте под названием Сонгми в Южном Вьетнаме. Именно он вытащил эту историю на свет.

Пресс-атташе на уровне штата у Маккарти в том году был волосатый фрик по имени Билл Галлахер, державший свою комнату в «Вэйфеарер» открытой с полуночи до рассвета как своего рода всенощное убежище для любителей травки. Через год, когда я вернулся в Нью-Гэмпшир, чтобы написать о лыжном гонщике Жан-Клоде Килли[28], я покинул коктейльную вечеринку и поехал к Галлахеру в небольшую деревушку в Вермонте, где он был главой мини-коммуны. Он совершенно отошел от политики: у него была борода до пояса, а мысли заняты совсем другим. «Та затея с Маккарти была плохой идеей», — пояснил он. Его больше не заботило, кто будет президентом.

В этом году вы не найдете таких людей, как Херш и Галлахер, у штаб-квартиры Макговерна в Манчестере. Они бы перепугали сотрудников. Главный человек Макговерна в Нью-Гэмпшире — толстый молодой политик по имени Джо Грэнмейсон, похожий одновременно на патрульного и торговца подержанными автомобилями.

Грэнмейсон страстно желает дискредитировать Маски: «Мы не должны избирать президента, который три года назад сказал: “Ну и дела, я ошибся”… Думаю, пришло время, когда эти люди должны ответить за свои ошибки».

Действительно. Но, когда я спросил Грэнмейсона, правда ли, что он был делегатом Джонсона на Чикагском съезде в 1968-м, он попятился от меня, будто наступил на гремучую змею.

Мы встретились на коктейльной вечеринке Макговерна в деревушке под названием Кин в южной части штата.

— Поговорим об этом слове «ответственность», — предложил я. — У меня такое ощущение, что вы вляпались в дерьмо с этим выражением…

— Что вы имеете в виду? — отрезал он. — То, что я был делегатом Джонсона, не значит ровным счетом ничего. Я не работаю на него.

— Хорошо, — сказал я.

Мы стояли в коротком коридоре между кухней и гостиной, где Макговерн говорил: «Политические боссы хотят, чтобы молодежь выпала из системы… потому что они знают, что молодые люди могут изменить ее, а боссы не хотят никаких изменений».

«Все верно, — думал я. — Но как вы «измените систему», нанимая такого отсталого типа, как Грэнмейсон, управлять своей кампанией в Нью-Гэмпшире? Когда за операцию отвечает столь опытный провокатор, неудивительно, что штаб-квартира Макговерна в Манчестере полна людей, которые рассуждают и действуют, как нервные политологи-студенты на практике».

Джо не желал обсуждать его участие в съезде 1968-го. Что и понятно. На его месте я бы тоже не хотел об этом говорить. Я собрался было сменить тему, но он затолкал в рот горсть картофельных чипсов и пошел прочь.

Вечером того же дня, после коктейльной вечеринки, мы поехали в зал Студенческого союза колледжа Кин, где Макговерн обратился к большой и по-настоящему дружелюбной толпе почти в 3000 человек, едва вместившейся в зал, рассчитанный на 2000 зрителей. Уполномоченный кандидата хорошо сделал свою работу.

Основным вопросом сегодня была «амнистия», и, когда Макговерн заявил, что он выступает за нее, толпа ожила. В конце концов, впервые реальный кандидат в президенты высказался за амнистию — а этот вопрос уже становится бомбой замедленного действия почти с таким же разрывным потенциалом, как и вопрос совместной перевозки белых и черных ребят на школьных автобусах.

Оба они имеют длинные и запутанные корни, однако сегодня трудно представить себе в американской политике более острый и могущий иметь долгоиграющие последствия вопрос, чем амнистия. Речь идет не больше и не меньше как о предложении предоставить президентское помилование всем уклонистам и военным дезертирам на том основании, что сама история оправдала их. Ведь если война во Вьетнаме была с самого начала неправильной — а даже Никсон молчаливо признал это, — то трудно не согласиться с тем, что эти люди были правы, когда отказались сражаться там.

В споре об амнистии не так много места для политики. Она сводится к тому, чтобы официально признать, что американский военный истеблишмент — в связке с Белым домом и национальным бизнес-сообществом — был не прав.

Почти все, кроме Джо Олсопа, уже признали это в частном порядке… Но признать это публично — чрезвычайно болезненно. И особенно болезненно это будет для людей, которые получили своих сыновей в резиновых мешках, а также для тысяч молодых ветеранов, которым оторвало руки, ноги и яйца во имя того, что Белый дом и Эд Маски теперь признают «ошибкой».

Из-за этой «ошибки» погибли 60 000 американцев и несколько миллионов вьетнамцев. И только сейчас становится ясно, что список «мертвецов войны» будет также включать в себя сотни тысяч камбоджийцев, лаосцев и тайцев. Когда эта война войдет в учебники истории, ВВС США будут считаться самой эффективной бандой убийц в истории человечества.

Ричард Никсон категорически против всеобщей амнистии для мужчин, которые отказались сражаться на этой трагической войне. Маски соглашается, но говорит, что может передумать после того, как война закончится… А Линдси, как обычно, и за, и против этого.

Единственными кандидатами, выступающими в пользу амнистии, являются Макговерн и Тед Кеннеди. Я наблюдал, как Макговерн говорил на эту тему, когда ее подняли в переполненной студенческой аудитории в колледже Кин. Он высказывался очень остро, уверенно и, когда надо было ответить на вопрос прямо, взял быка за рога, заявив: «Да, я выступаю за нее…»

Эти слова вызвали взрыв аплодисментов. Это было очень сильное заявление, и студенты жадно набросились на него.

Затем, несколько мгновений спустя, кто-то закинул рыболовный крючок, спросив Макговерна, поддержит ли он Маски, если Большой Эд получит одобрение в Майами.

Макговерн сделал паузу, секунду или около того беспокойно поерзал за кафедрой, а потом сказал: «Да, я склоняюсь к этой позиции». Я стоял у него за спиной на сцене, глядя на толпу сквозь щель в бархатном занавесе, и фиксировал реакцию аудитории красными чернилами в моей записной книжке…