Номер 10 - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 13

Преодолев шок, Джеймс пробормотал:

— Никто не может решать за детей, Норма. Птичья трель из кухни напомнила Норме, что пора кормить Питера. Она встала и зашаркала из комнаты, оставив Джеймса изучать фотографии Джека Шпрота в компании Нельсона Манделы, Бобби Чарльтона, Лайама Галлахера[32], Дэвида Бэкхема с его шикарной Викторией и еще каких-то стариканов, чьи лица он где-то видел, но имен припомнить не мог.

Насыпая «Трилл» Питеру в кормушку, Норма слышала, как Джеймс быстро что-то говорит по сотовому.

— У нас жилец, Пит, — поделилась она. — Ноги у него молодые, будет нам помогать, присмотрит за нами.

Джеймс крикнул из комнаты:

— Норма, а ничего, если ко мне тут друганы подойдут?

Норма спросила Питера:

— Как думаешь, Пит, разрешить?

Но Пит, похоже, не слушал, поэтому Норма в ответ крикнула:

— Ладно, валяй.

Она поднялась наверх сбросить тапки и надеть туфли на каблуке, Давно уже у нее не собиралось общество.

Тетка Джека, Мэрилин, сказала ему за неделю до того, как умерла в больнице:

— Одно я о тебе знаю, Джек, ты редиска.

И правда, редиску в семье частенько упоминали. На рождественских вечеринках Мэрилин кричала: «Берегись Джека, редиска рядом!» или «У меня тут для Джека редиска, зовите его».

Но были и другие женщины, в том числе и полицейские, знавшие Джека Шпрота не как любителя редиски, а как любовника.

Джек изучил искусство эротики и психологию женщин так же тщательно, как любой предмет интересной ему сферы. Вооружившись картой женских гениталий, он штудировал ее, пока не научился нащупывать путь вслепую. Его постоянно удивляло, что он разбирается в женском организме лучше самих женщин.

Для него было аксиомой, что большинство женщин не умеют обращаться с пенисом и либо смотрят на него как на торпеду, которая вот-вот взорвется,

либо хватают так, словно это старый рычаг коробки передач и его можно беспрепятственно крутить в любую сторону.

Женщины в основном вспоминали Джека с удовольствием, потому что ему нравились и они сами, и их тела, а кроме того, он всегда говорил правду: он никого не способен полюбить, это какое-то генетическое нарушение и ничего он с этим поделать не может, по крайней мере, пока паука не придумает что-нибудь, чтобы спасти его от существования без любви.

Джек с премьер-министром стояли в темном неподвижном вагоне Северной линии метро. Премьер-министр ненавидел темноту. Однажды один шахтер в робе с иголочки и блестящем шлеме показывал ему старинную шахту. Когда они достигли самого глубокого забоя и скрючились, глядя на угольный разрез через защитное стекло, погас свет. Тогда в анонимной темноте премьер-министр завизжал как девчонка. Старый шахтер засмеялся и сказал:

— Это что тут за детка темноты боится?

Премьер-министру не хватило смелости в чисто мужской компании признаться, что детка — это он. Не станешь ведь объяснять, что ни разу не спал в полной темноте — с той самой ночи, когда похоронили маму.

Премьер-министр и остальные члены группы тогда скорчились, ожидая, пока под землю спустят аварийный генератор.

Теперь же он замер, ухватившись за петлю, свисавшую с потолка вагона, и по чашечкам соблазнительного и вызывающего бюстгальтера его жены струился пот. Какой-то сумасшедший принялся орать про сэра Клиффа Ричарда, мол, тот сманил Хэнка Марвина в секту свидетелей Иеговы.

Дальше по вагону мужчина с образованным произношением сказал:

— В последний бля раз еду этой сраной долбаной Северной линией. Лучше на карачках потащусь в этот сраный Кэмден-таун на хер.

Полный слез женский голос попросил:

— Родди, ну пожалуйста, давай переедем за город. Медленно текли минуты, и среди незнакомцев неуверенно завязывались беседы. Сумасшедший обратился к вагону и сообщил всем, что Дэвид Бэкхем — новый Мессия, а Джереми Паксман[33] — Антихрист.

Система громкой связи издала высокий свист, и голос с южно-лондонским акцептом лаконично объявил:

— Дамы, господа и все прочие, лондонское транспортное управление с сожалением сообщает, что в связи с правонарушением, совершенным представителем общественности, данный поезд вынужден простоять еще минут двадцать. То есть два десятка минут. Опять-таки, лондонское транспортное управление приносит извинения за причиненное неудобство.

Очень немногие видели изнутри квартиру Джека на Айвор-стрит в Кэмден-тауне. Ему нравилось большинство людей, а кое-кого он почти полюбил, но считал невозможным делить жилое пространство с кем-то еще. Джек слишком ценил мелочи быта. Его передергивало, если полотенце висело не ровно посередине горячего полотенцесушителя в ванной, и буквально корежило, если баночка с соленьем не стояла вровень с собратьями в шкафчике для консервов и варений. Каждый предмет в маленьких комнатках его квартиры имел свое постоянное место. Джек был счастлив, только когда каждая ложечка лежала в правильном ящичке, а каждый компакт-диск стоял на своей полочке в алфавитном порядке.

Как-то раз он впустил в свой дом хаос в лице Гвендолен Фармер, необычайно привлекательной и ужасно настойчивой женщины, с которой встречался три месяца в 1998 году, когда его перевели в Новый Скотленд-Ярд прослушивать записи телефонных переговоров. Гвендолен обвинила его в том, что он женат. Иначе почему он еще ни разу не пригласил ее к себе? Она живет буквально в десяти минутах от него, так почему же они всегда именно к ней ходят заниматься любовью, энергично и с фантазией?

В минуту слабости Джек капитулировал, но через полчаса после того, как она вошла (чуть сбив коврик у двери и мгновением позже сдвинув вправо диванную подушку), между ними все было кончено.

В тихое упорядоченное жилище Джека Гвендолен ворвалась как дикий зверь. Она принесла с собой беспорядок и увечья — планеты сталкивались, Солнце вращалось вокруг Земли, реки текли вспять,

псы скрещивались с котами, мертвецы оживали и время повернуло свой ход.

Гвендолен так и не поняла, что произошло. С ее точки зрения, она вошла в неестественно чистую и аккуратную квартиру, швырнула пальто на диван, сбросила туфли, удобно устроилась, зажгла сигарету и стала рассказывать Джеку о том, как прошел день в отделе розыска.

Уже на следующее утро она со слезами делилась с коллегой:

— У него лицо побелело, он весь затрясся и попросил меня уйти. А что я такого сделала?

Джек чуть не попросил премьер-министра подождать перед входной дверью на улице, но бедный трансвестит в своем смешном наряде стал бы легкой поживой любого прохожего хама. Джек стиснул зубы и позволил премьер-министру вступить в тесную прихожую, а потом зашел сам и прикрыл за собой дверь.

— Вот это да, сколько книг, — удивился премьер-министр. — И вы все прочитали?

— Нет, сэр, они мне нужны для утепления и изоляции, — с сарказмом ответил Джек.

У премьер-министра отлегло от сердца. Он не вполне понимал, в чем дело, но ему стало как-то не по себе при мысли, что придется провести неделю с человеком, который действительно прочел полные собрания сочинений Маркса, Энгельса и Уинстона Черчилля.

— Расставлены в каком-то особом порядке, — сказал премьер-министр, проводя пальцами по корешкам любимых книг Джека.

— Система Дьюи, сэр. — Джека перекосило, когда гость вытащил «Права человека» Томаса Пейна, а потом неправильно вставил между «Англичанами» Джереми Паксмана и поваренной книгой «Две толстухи» Дженнифер Патерсон. Джек оставил премьер-министра изучать коллекцию компакт-дисков в гостиной, а сам поспешил в спальню, где собрал небольшую сумку. Он выбрал один из трех теплых замшевых пиджаков, висевших в целлофановых чехлах в шкафу для одежды, через пять минут вернулся в гостиную и повел премьер-министра к выходу.

— Значит, миссис Шпрот нет? — спросил премьер-министр, пока они ждали автобус № 73 до вокзала Кингс-Кросс.