Чекистские будни - Федичкин Дмитрий Георгиевич - Страница 29

— Его преосвященство интересует, — продолжал Лаама, — как вы устроились, что уже сделано и, главное, как обстоят дела с созданием групп верующих, которые можно будет использовать в нужный момент.

— Ну что ж, — кивнул Чижевский, — тут есть о чем поговорить. Но лучше, конечно, вместе с Молотковским — он ведь у нас старший. Ты разве его не знаешь?

— Слышал о нем много, но никогда не видел. Я ведь поступил в «Руссикум» уже после того, как он его окончил.

— Это дело поправимое, — сказал Чижевский. — На завтра у меня с ним назначена встреча, так что увидишь его и услышишь. Хороший католик, большой эрудит. Кстати, одно время он был деканом нашей дубненской семинарии. Не напрасно ему уготовано кресло экзарха в Москве, а мне — только в Новосибирске.

— И это совсем не плохо — вся Сибирь! — заметил Лаама.

— А я и не жалуюсь, — усмехнулся Чижевский.

На другой день, в воскресенье, Лаама с обоими «лесорубами» из Ватикана отправился в лес. Было тепло и солнечно. Со всех сторон неслось веселое щебетание птиц. Колеблемые легким ветерком, чуть слышно шелестели в вышине кроны деревьев. Три выпускника «Руссикума», двух из которых папа римский назначил своими наместниками на советской земле, уходили все дальше от человеческого жилья, в лесную глушь, где они могли бы побеседовать обо всем без помех.

Наконец им попалась маленькая полянка, окруженная со всех сторон густыми зарослями. Лаама вынул из своего портфеля газету и расстелил ее на траве. Затем достал бутылку водки, граненый стакан, скромную закуску: селедку без головы, соленые огурцы и полбуханки хлеба. Набредет кто-нибудь случайно — не беда: леспромхозовские лесорубы затеяли пикник.

— Итак, братья мои, — сказал Александр, — поведайте мне, как вы выполняете обет, данный господу: приобщаете русский народ к нашей католической вере?

Чижевский, который начал было грызть огурец, вдруг поперхнулся и закашлялся.

— Не спеши, брат, — проговорил он, утирая выступившие слезы. — Давай сперва выпьем за здоровье его святейшества папы римского и наставника нашего, его преосвященства кардинала Тиссерана.

Лаама взглянул на Молотковского. Тот кивнул, взял бутылку, открыл ее и, наполнив стакан почти до краев, протянул его Александру. Лаама сделал маленький глоток и передал стакан нетерпеливо ерзавшему Чижевскому. Затем Молотковский осушил его до дна. Некоторое время экзархи молча работали челюстями.

— Господь видит наши усилия, — нарушил молчание Молотковский, — но… Но кое в чем мы ошиблись.

— О какой ошибке ты говоришь, брат мой?

— Понимаешь ли… — замялся московский экзарх. — Посылая нас в столь дальние края, высокочтимый митрополит Шептицкий, как и кардинал Тиссеран в свое время, утверждал, что русский народ разочаровался в православной вере. Потому что она, дескать, оказалась бессильной против коммунизма. Только наша католическая церковь может противостоять этим безбожникам-коммунистам, и русский народ охотно примет ее покровительство…

— Прекрасные слова! — воскликнул Лаама. — Они лишний раз доказывают, сколь щедро наделил господь мудростью отцов нашей святой церкви.

— Да, конечно, — согласился Молотковский. — И все же слова словами, а господь бог рассудил, видно, иначе.

— Что значит — иначе?

— А то и значит, что эти русские, как мы могли здесь убедиться, вообще мало думают о религии. Они заняты земными делами, и большинство из них полностью поддерживает Советскую власть. Даже глубокие старики, люди верующие, и те живут с коммунистами мирно и ладно и совсем не помышляют отказываться ни от своей православной веры, ни от большевиков. Теперь ты видишь, брат Александр, в чем наша главная ошибка?

— Ты говоришь «главная ошибка», выходит, есть и другие?

— Об этом долго рассказывать, брат мой. В нас вдалбливали, например, что Советская власть жестоко преследует верующих за их религиозные убеждения, и мы должны были использовать это как основной козырь в нашей работе. А на деле все оказалось мыльным пузырем.

— Не хочешь ли ты сказать, что вы ничего не сделали? — обеспокоенно спросил Лаама.

— Греха на душу не возьмем, — ответил вместо Молотковского Чижевский. — Есть тут группа католиков, завербованных на лесозаготовки в Западной Украине. Настроение у них подходящее, и мы рассчитываем на их поддержку, когда начнется поход против антихристов.

Молотковский вновь налил водки. Лаама вежливо отказался от своей доли и рассеянно наблюдал, как его «братья во Христе» по очереди прикладываются к стакану. Он уже понял, что похвастаться им особенно нечем, успехов в их работе было мало.

— Так что же передать кардиналу? — спросил Александр, когда с водкой и закуской было покончено.

— Просим передать, что мы с терпением и твердостью переносим все трудности жизни в глухих лесах, — сказал Молотковский. — Делаем все возможное, чтобы после нашего отъезда в Москву и Новосибирск здесь остались надежные люди, на которых можно положиться.

Возвратились мы в Москву с массой впечатлений. Материал был собран богатейший — и для размышлений, и для практических действий. Однако полностью выявить представителей Ватикана, которые осели на территории СССР, нам так и не удалось: кардинал Тиссеран проявил тут осторожность и не дал своему посланцу данных обо всех направленных в нашу страну лазутчиках.

Анализируя вместе с Лаамой итоги нашей поездки, я не переставал думать о том, какая это все-таки коварная штука — религия! Как цепко держит она еще в своих тисках волю, помыслы, надежды некоторых людей! Всюду и везде католическое духовенство стремится внушить людям «высокую правду» о могуществе католической церкви, обрушивая проклятья на головы отступников, пренебрегших райской жизнью на том свете во имя призрачной радости бытия на грешной земле. А суть всего этого одна — борьба с социальными преобразованиями.

В номере гостиницы «Москва», где состоялась наша первая встреча, мы составили соответствующий отчет для кардинала Тиссерана. По словам Лаамы, его преосвященство очень занимала мысль: «Чем практически католическая церковь могла бы содействовать тому, чтобы скорее покончить с безбожием в этой громадной стране, погруженной во тьму атеизма и большевизма?» Этот вопрос так и остался открытым.

В конце 1940 года Александр Лаама вернулся в Рим. Кардинал Тиссеран был доволен результатами поездки своего воспитанника.

— Да будет благословен тот день, сын мой, когда я принял решение послать тебя в такую далекую и трудную дорогу, — сказал он, внимательно выслушав отчет Лаамы.

Признаться, мы разделяли эту точку зрения главы конгрегации Ватикана по восточным делам.

ВСТРЕЧА В МОСКВЕ

Чижевскому и Молотковскому не пришлось занять кресла экзархов в Москве и Новосибирске. Правда, оба они приехали в Москву. Но не по своей воле. Сразу же после нападения фашистской Германии на Советский Союз их доставили в столицу под конвоем. Сюда же привезли и других нелегальных представителей Ватикана, которых мы с Лаамой выявили во время нашей поездки по стране.

Вначале бывшие «лесорубы» вели себя на следствии довольно самоуверенно. Они вообще не отвечали на вопросы. Затем пытались отрицать, что прибыли в Советский Союз с враждебными целями: мол, задачи, поставленные перед ними Ватиканом, не носили подрывного, антисоветского характера. И все-таки несостоявшиеся экзархи в конце концов вынуждены были признаться: «Да, мы имели поручение папы римского заниматься обработкой католиков и православных, живущих в СССР, сеять среди них антисоветские настроения с тем, чтобы создать на религиозной основе специальные группы, способные в случае необходимости нанести удар в спину Красной Армии».

Мне довелось как-то присутствовать на одном из допросов этих моих, если можно так выразиться, старых знакомых. Откровенно говоря, я не испытывал ни малейшего желания встречаться с ними. Но что делать — служба.